Сердце бури
Шрифт:
Она спасла Бена. Она помогла ему вновь войти в жизнь — ее чувства к нему и вправду были в какой-то мере родительскими. А родительские чувства для женщин испокон веку стоят на ступень выше плотского желания или ветреной влюбленности. Это — священный алтарь, который поместила в глубину женского сердца сама природа; это величайший инстинкт, оберегающий тайну жизни.
Она сильнее сжала пальцы и в агонии внезапного желания накрыла его рот своим. Осторожно касаясь мякоти губ, она как будто впервые пробовала сладострастие на вкус — сама, по своей воле и с каким-то яростным восторгом. В этот момент не только ее запретные чувства к этому человеку, но и сама женственность в ней достигли некой крайней точки, переродившись в дикую, почти ведьмовскую прелесть.
Вдруг юноша отстранился от нее.
— Что ты делаешь? — его взгляд немного прояснился, и теперь Бен Соло смотрел сквозь тьму, окружающую их обоих, прямо в глаза Рей недоумевающее и вполне трезво. — Я обещал… — глухо напомнил он ей. — Обещал, что не украду у тебя даже поцелуя…
Девушка разочарованно вздохнула. Право же, неудачное он выбрал время, чтобы вспомнить о голосе разума!
— «Украсть» — это значит «взять без моего согласия», — ответила она голосом учительницы, сосредоточенно вещающей перед нерадивым школьником. Собственный наставнический тон смешил ее. — Но я отдаюсь сама.
Он было решил, что ослышался.
— Ты отдаешься?
— Да, — ее шепот обжег его слух, — да, да…
Это говорила не она; сострадание, переплетенное с вожделением, рвалось сквозь ее дыхание бездумной горячей мольбой. Но сейчас ее внезапная одержимость казалась ей — им обоим — состоянием почти естественным.
— И ты не уйдешь? Ни к Сопротивлению, ни к своему предателю?
Она решительно замотала головой.
— Нет, нет…
Словно в бреду, она принялась клясться, что готова пойти за ним куда угодно. Стать изгнанницей, как и он. Быть здесь, если Лэндо позволит им остаться, а нет — тогда они оба отправятся куда-нибудь еще. Неприкаянные, преследуемые всеми, отверженные. Последние джедаи во всей галактике. Мужчина и женщина. Супруги. Любовники. Они будут скитаться от одного мира к другому, пока не обойдут их все. У них нет корабля — ну и что? Нет денег, нет еды, нет даже одежды, кроме той, что на них — ну и что? Если они будут вместе, любовь и Сила как-нибудь защитят их, обогреют и накормят…
Бен молчал. С одной стороны, много ли ему — обозленному, запьяневшему, отчаявшемуся — было нужно, чтобы отозваться на ее призыв и душой, и телом? Разве он уже не говорил, что любит ее? Разве не говорил, что хочет ее и готов ради мгновения головокружительной близости с нею наплевать на все условности и свои рыцарские обеты? Наконец, не он ли с той последней ночи на Такодане беспрестанно твердил сам себе, что даже открывшаяся ему жестокая истина о его возлюбленной Рей не остановит поток его желания, что он по-прежнему любит ее и, если нужно, рискнет головой, лишь бы по-прежнему быть с нею? Видит Сила, ему достаточно было единственного прикосновения ее губ, чтобы его плоть пробудилась, требуя большего…
С другой стороны, именно сейчас что-то мешало ему принять ее внезапное приглашение. Возможно, в нем некстати заговорила гордость отвергнутого мужчины?
Она почти готова была умолять его. Умолять, чтобы он не медлил, пока она здесь, с ним. Пока готова к тому, чего — она точно знает это — и он сам хочет не меньше. Пока раскаленная бездна любви и страсти толкает ее откликнуться на зов его желания. Открыться, поддаться, отдаться…
Да, она одержима. Но никогда еще она не отдавала себе отчет в своих действиях так ясно.
С нездоровым хохотом, продолжая ласкать руками его голову, она спрашивала, как только он мог приревновать ее к Финну? К Финну, который всегда был так предан ей, так самоотвержен и обходителен! А-ха! Даже не окажись его, Бена, на ее пути, вряд ли между нею и Финном могли возникнуть серьезные чувства — слишком уж все было правильно, слишком гладко с самого начала.
— Ты ведь сама отказала мне, помнишь? Разве не ты говорила, по крайней мере, тысячу раз о проклятом целибате? О том,
что нам нельзя быть вместе, потому что для рыцаря Рен неприемлемо трахать свою ученицу… — Бен криво усмехнулся, вспоминая, как ловко и забавно она тогда употребила это словцо.— Не надо. Не говори так…
Юноша оттолкнул ее руки и отвернулся.
— Я не желаю, чтобы ты позволила мне трахнуть себя только из жалости, — твердо сказал он. — А наутро стала бы прятать глаза и говорить, что эта ночь была ошибкой.
— Я никогда не скажу так.
— Как я могу тебе верить, Рей с Джакку? Судя по всему, ты и сама не знаешь, кто ты есть, и чего именно хочешь.
В отчаянии Рей до боли закусила костяшку указательного пальца. Что же делать?..
Решение пришло само собой. Она вспомнила, что приберегла один козырь, о котором Бен до сих пор ничего не знает, — неоспоримое доказательство того, что она любит… что полюбила его даже раньше, чем он ее. О Сила… как же умно, как правильно было с ее стороны не раскрывать этой карты, пока не наступил подходящий момент!
Недолго думая, Рей взяла руку Бена и осторожно притянула к себе, к своей голове, как будто призывала заглянуть в ее мысли. Она сняла все ментальные щиты, прикрыла глаза и расслабилась, готовая к проникновению. И мягко, лукаво улыбнулась, почувствовав его внутри, в своей голове, когда Бен все же уступил ее прихоти и своему любопытству.
Она сразу повела его к тому участку памяти, который хотела показать.
Двое детей, или почти детей, сидят в креслах в пилотской рубке, они переговариваются между собой и веселятся, попивая что-то горячее, дымящееся из широких кружек и передавая друг другу датапад…
Он оборвал связь и резко одернул руку, как будто обжегся.
Этим давним, полузабытым воспоминанием он не делился ни с кем — ни с матерью, ни с одним из своих учителей, ни даже с нею, с Рей. Откуда она могла узнать? Возможно, она тайком подсмотрела этот момент благодаря Узам?..
Но нет. Находясь в ее сознании, он видел все не своими, а ее глазами…
Понимание приходило к нему постепенно. Та девочка с Джакку, о которой он уже позабыл и думать… она так и осталась где-то на задворках его памяти худощавой восьмилетней сиротой. Но сейчас, когда речь вновь зашла о ней, Бен вспомнил, что с той поры минуло больше десяти лет — эти годы прошли для него так стремительно, что он почти не заметил их бега.
Но все же, это десять лет. А значит, девочка давно успела превратиться в девушку.
В Рей…
— Это была ты? — спросил он, не веря сам себе.
Рей улыбнулась и кивнула, едва сдерживая дрожь.
«Как это могла быть она? Нет, нет…»
Бен спорил сам с собой тем упрямее, чем яснее перед его мысленным взором вставала истина. Он боялся признать, что в глубине души если не знал, то чувствовал — чувствовал с самого начала, что это она. Что это должна быть она. Рей с Джакку — это дочь Дэрриса. А дочь Дэрриса — это тайна Галлиуса Рэкса. И все это вместе — та самая маленькая сирота… Его мысли отчаянно путались. Тот же возраст, та неведомая внутренняя сила, которую он почувствовал в ней тогда. То же необъяснимое ощущение родства, как будто два одиночества нашли отражение друг в друге…
Наконец все встало на свои места. Теперь ему открылся последний элемент загадки, связавшей его и Рей. Нет, Сила не случайно свела их…
— Это была ты, — повторил он увереннее, шумно выдохнул и припал губами к ее открытому плечу.
Его болезненная гордость полностью отступила, позволяя Бену безоглядно погрузиться в непередаваемое ощущение восторга. Девушка, о которой он безнадежно грезил столько времени, сама любит его не меньше. Она полюбила его еще раньше, в далеком детстве, когда между ними промелькнула первая искра близости. И сейчас, много лет спустя из искры разгорелось пламя. Она здесь. Она сама молит, чтобы он овладел ею. О Сила, ведь он не ошибся! Она пришла к нему сегодня, словно невеста — воплощенная невинность, утопающая в желании, наряженная и восхитительная, сверкающая любовью и готовностью принести себя в жертву.