Сердце Скал

— Да, так же, как и в деле с Приддами, — саркастически согласился Алва, скривив губы.

— Рокэ, — устало сказал Сильвестр, — я умираю, и у меня нет времени на досужие споры с вами. Будь у меня преемник, клянусь вам, я действовал бы иначе и оставил бы вас в покое. Вы же знаете, что я вам друг.

Алва смерил его взглядом с каким-то отстраненным удивлением.

— Мой друг, — повторил он, — мой друг, союзник моего отца, предал меня, а мальчик, считавший меня врагом, рискнул жизнью, чтобы предупредить меня об этом.

— Хотите, я обращусь в Агарис с просьбой причислить его к лику святых? — ехидно предложил кардинал, насмешливо поблескивая глазами.

Алва проигнорировал вызов.

— Откуда вы знаете о судьбе Окделла? — отрывисто спросил он.

Честный ответ был бы «от Колиньяра», но Дорак решил, что откровенности на сегодня более, чем достаточно.

— Магнус Ордена Милосердия написал королю, — пояснил он. — Похоже, ваш юноша произвел большое впечатление на курию.

— Магнус Ордена Милосердия? Кто это? — равнодушно спросил Алва.

— Некий кардинал Левий. Его письмо торжественно зачитали на Большом Совете, и должен признаться, оно произвело огромное впечатление на короля.

— Где письмо? — резко спросил Алва.

— У меня. Я сохранил его для вас. — Сильвестр покопался в одном из ящичков своего бюро и, найдя послание, протянул его Алве. — С ним кардинал Левий прислал кое-какие вещи для возвращения семье или короне, но его величество был так поражен историей с разбойниками и землетрясением, что отказался брать их. Я полагаю, их следует вернуть Мирабелле Окделл. Будет лучше всего, если это сделаете вы, эр ее сына.

— Какие вещи? — рассеянно спросил Алва: он уже развернул письмо и быстро пробегал его глазами.

— Они в шкатулке. Я велю Агнию принести.

Алва продолжал читать с непроницаемым видом. Однако несмотря на все его попытки выглядеть невозмутимым, было заметно, как сильно он устал от разговора. Было и еще кое-что. Неужели он так огорчен участью Окделла, которого сам же и выгнал, мимоходом удивился Сильвестр.

— Что Большой Совет решил сделать с Надором? — внезапно спросил Алва совершенно ясным, твердым голосом, в котором не было ни грана усталости.

— Пока ничего. По закону титул и земли отходят короне. У Лараков, разумеется, есть права, но король еще не подтвердил их. Я полагаю, герцогство следует пожаловать тому, кто примет руку юной Айрис Окделл.

Рокэ едва заметно поморщился.

— Оно никому не будет пожаловано, — возразил он. — Как эр герцога Окделла я являюсь его опекуном. Из письма магнуса Левия следует, что никто не видел мертвого тела моего оруженосца. По законам Талига, если смерть не подтверждена свидетельством очевидцев, она не доказана. Права герцога Окделла будут сохраняться в течение трех лет.

— Не понимаю, какие еще доказательства вам нужны, Рокэ, — пробормотал Сильвестр, но тут же махнул рукой, соглашаясь: — делайте, как хотите. Если таковы ваши условия, я принимаю их. С герцога Окделла снимут все обвинения, и Надор, будь по-вашему, станет ждать его еще три года. — Он встал и поднял четки, показывая Алве отделенные бусины: — Кроме того, Катарине Ариго сохранят жизнь, а Робер Эпинэ будет помилован и введен в права наследства. Сами видите, Рокэ: я не торгуюсь с вами. Я обещаю вам выполнить все, о чем вы просите. В обмен мне нужно только одно: не мешайте мне. Езжайте в Ургот к Фоме: там необходимо ваше присутствие. Когда настанет срок, я пришлю вам своего личного гонца. Впрочем, граф Савиньяк, видимо, тоже не оставит вас в неведении, — ядовито прибавил он.

Алва сжал губы и нахмурился, видимо, недовольный догадливостью Сильвестра. Тот язвительно улыбнулся и изящным жестом указал вглубь кабинета: Агний снова появился на пороге с продолговатым ящичком в руках.

— Вот и вещи, присланные кардиналом Левием.

Алва словно нехотя повернулся и слегка вздрогнул, увидев длинный плоский ящик вроде тех, в которых возят дипломатическую почту. Изначально он был зашит в черную кожу, но на Большом Совете завязки срезали, и поэтому сейчас Агний просто стянул кожаный чехол, ставя шкатулку на стол. Она была заперта на изящный замочек; рядом на цепочке висел ключ.

Алва подошел и медленно вставил его в скважину. Механизм с тихим всхлипом сработал и крышка распахнулась, открывая свое нутро. Там было почти пусто, но на самом дне, выстеленном светлым бархатом, лежали две вещи: фамильный кинжал герцога Окделла и родовой перстень Повелителей Скал.

— Передайте их Мирабелле Окделл, — произнес кардинал.

Глава 6. Предательство. 4

4

Алва, с час назад приехавший на улицу Мимоз от кардинала, как тигр расхаживал по кабинету, когда огромная неповоротливая колымага тяжело прогромыхала по камням двора и остановилась у дверей его особняка. Бросался в глаза крупный герб, намалеванный на дверцах: щит, стропилообразно рассеченный на червлень и чернь с золотым вепрем в нижнем поле – простой, почти грубый, как все древние гербы, хорошо различимый с любого расстояния. Колымагу, вероятно, соорудили лет пятьдесят назад: сколоченная на совесть, предназначенная для дальних поездок, она могла вместить в себя не меньше четырех человек, а к задку легко было приторочить столько же сундуков. Сейчас поклажа отсутствовала, а просторное, обитое кожей нутро экипажа казалось слишком огромным для изможденной женщины, с трудом вышедшей из него. Она спускалась медленно, прижимая руку к груди после каждого шага, но не приняла ничьей помощи – ни Хуана, ни своего слуги.

Алва не видел Мирабеллу Окделл больше десяти лет. В его памяти сохранилась высокая темноволосая женщина, сухая, немногословная и высокомерная. Теперь это была почти старуха, худая и угловатая, но держалась она по-прежнему очень прямо – так, что становилось тяжело смотреть.

Судя по слою свежей грязи, облепившей стенки кареты, Мирабелла пересекла городскую заставу только сегодня утром – тогда же, когда и он сам, только со стороны Надорского тракта. Зачем же она приехала в Олларию? Ведь Сильвестр так и не удосужился послать ей гонца со скорбным известием. Да тот и не успел бы добраться: дорога до замка Окделлов занимает добрых две недели. Однако той пары часов, которую он сам провел у кардинала, хватило, чтобы Карлионы, Рокслеи или кто там еще ознакомили герцогиню с новостями о ее сыне.

«Она уже знает».

Алва встретил Мирабеллу Окделл внизу у парадной лестницы. Герцогиня была в своем обычном трауре, который не снимала со дня смерти мужа, однако воротник ее шелкового одеяния усыпал крупный жемчуг и украшало чудесное кружево, делавшее платье если не нарядным, то хотя бы не аскетичным. Было очевидно, что Мирабелла собиралась ко двору. Тогда почему вместо дворца она отправилась в особняк Ворона сразу после приезда в столицу?

— Миледи, — произнес Алва, вглядываясь в ее почерневшее от горя лицо, так не соответствующее придворному платью, — я вижу, вам уже сообщили об известиях из Гальтары, и я могу избавить себя от неприятной обязанности повторять их. Скажу только, что несмотря на печальные обстоятельства, я рад приветствовать вашу светлость в своем доме. Прошу вас садиться, миледи, — добавил он церемонно, вводя ее в гостиную и указывая на кресло.

Герцогиня проигнорировала это приглашение, тем самым вынудив стоять и хозяина.

— Сударь, — ответила она таким отрывистым и каркающим голосом, словно каждое слово царапало ей горло, — я приехала в Олларию упасть в ноги королеве, но мне сказали, что неделю тому назад ее величество поместили под домашний арест. Поэтому, едва узнав, что утром вы вернулись в столицу, я поехала к вам.

— Зачем, миледи? — сдержанно поинтересовался Алва.

— Чтобы выполнить последнее желание моего сына. Ричард просил, чтобы я встретилась с вами… — Мирабелла помедлила и продолжала с явным трудом: — в том случае, если его обвинят в государственной измене. Не стоит и говорить, что я не собиралась следовать этому совету! — яростно выплюнула она, не дав Алве даже секунды для ответа. — Ричард заблуждался на ваш счет, я всегда знала это. Но его ошибки проистекали из благородства и великодушия его сердца. Создатель, ведающий и явное и сокровенное, простит их, как прощаю их я…