Сердце в подарок
Шрифт:
И та покорно расступается, преклоняется перед ним, признавая хозяином, а потом тает бесследно, вновь становясь обычным ночным сумраком.
— Миранда, ты дрожишь…
Эдвард опускается рядом, притягивает к себе. Меня действительно бьет крупная дрожь, а по щекам текут слёзы. И я не понимаю, от ужаса они или от облегчения.
— Страшный сон? — Рыжий мимолётно касается лба губами. — Хочешь, побуду с тобой. Мама всегда так делала, когда меня мучили кошмары в детстве. А ещё она пела. Правда, не уверен, что моя песня тебя впечатлит, — смеётся тихо. — Музыкального слуха
Не сопротивляюсь, когда меня целомудренно заворачивают в одеяло, заботливо подтыкая его со всех сторон, а потом укладывают себе на грудь. Обнимают одной рукой, второй — перебирают распущенные волосы, изредка дергая спутанные пряди.
Рыжий мурлычет что-то под нос. Успокаивающе, умиротворяюще, негромко. Сама не замечаю, как проваливаюсь в сон. Обычный, светлый, спокойный и глубокий.
Просыпаюсь от солнечного луча, что нахально щекочет ресницы, норовя пролезть под закрытые веки. Открываю глаза и забываю, как дышать…
Рядом с подушкой примостился небольшой букет, перевязанный шёлковой белой лентой, а под ним записка. Утыкаю нос в незнакомые цветы, больше похожие на стянутые в тугой шар пышные голубые воланы, втягиваю сладкий медовый аромат и ловлю себя на мысли, что улыбаюсь.
«Доброе утро, Миранда. За репутацию не бойся, меня никто не видел.
Надеюсь, ты любишь гортензии? Если опять приснится плохой сон — просто позови.
Я всегда буду рядом.
Эдвард.
P.S. Замок сегодня починят, но мне будет проще в следующий раз, если не станешь его запирать».
Боги! Вскакиваю и несусь к окну. Так и есть, запорная щеколда уныло болтается на одном гвозде. Распахиваю створки и свешиваюсь вниз, чтобы мгновением позже отпрянуть.
Сумасшедший! Он что, лез впотьмах по карнизу шириной не более моей ладони?
Невозможный! Несносный! Рыжий!
Спасибо, Эдвард!
А ведь говорил, что не будет ухаживать. Опять не сдержал слово…
Нет! Не буду думать о прошлом. Не сейчас, не хочу портить удивительно хорошее настроение.
— Доброе утро, госпожа! Какой сегодня чудесный день! Давно такого не бывало. — Молли вносит в комнату поднос с едой.
А ведь это правда. В Дареве солнечные дни — редкие гости. Сказывается близость гор и полноводной, беспокойной Вледы.
— Ваш завтрак, лэди, — немного чопорно произносит горничная, приглашая к накрытому столу. — Вот ещё, просили передать.
Рядом с приборами ложится конверт из плотного белого картона. Мне хватает беглого взгляда, чтобы понять, что на послании нет ни отправителя, ни адресата.
— От кого? — безмятежно интересуюсь, немного нервно расправляя салфетку на коленях.
С некоторых пор я демонски не люблю такие вот «безымянные» письма.
— Не знаю, с посыльным разговаривал господин Эмер. — Молли разводит руками. — Ой, какие красивые цветы! — вдруг восклицает она, заметив букет. — Нужно скорее поставить в воду, жалко будет, если засохнут. Я мигом, одна нога здесь, другая там.
Она уносится из комнаты, а по возвращении аккуратно размещает тонкие стебельки в принесённой изящной вазе, убедившись, что им достаточно и жидкости,
и света.— До чего же приятный запах, — шумно втягивает носом и деловито интересуется: — Какое платье на сегодня приготовить?
— Эм… голубое, — я медлю с выбором не дольше секунды.
Да, пусть будет голубое. Моё любимое. Под стать букету и настроению.
— Чудесный выбор, госпожа. Я могу вплести в причёску несколько цветков. Получится прелестно.
— Хорошо. — Киваю.
Отлично! Решено, сегодня я буду прелестной.
Молли шуршит одеждой, я жую, то и дело косясь на запечатанное послание. Нет, портить аппетит не буду.
Покончив с едой и одеванием, отпускаю горничную и кружу вокруг стола как коршун.
Открывать или нет? Вот в чём вопрос. Может, это рыжий написал? Пальцы тут же проворно хватают конверт и быстро срывают замысловатую печать. А если плохие новости?
Откуда эта позорная нерешительность, Мири?
Набираю в грудь побольше воздуха, зажмуриваюсь, достаю сложенный вдвое лист дорогой гербовой бумаги, раскрываю, пробегаю глазами и охнув, рву его в клочья…
Вот гад!
«Достопочтенная лэди Миранда Сиал.
Ваше прошение о расторжении помолвки с лэдом Эдвардом Тьером полностью удовлетворено сего дня его Величеством Вильямом Гарольдом Туав, о чём внесена соответствующая запись в книгу регистрации храма Всех Богов за номером пять тысяч восемьсот девятым.
С искренним уважением,
лэд Максимус Шанз, первый королевский секретарь».
Гад! Гад! Гад!
Какой же этот Эссен мерзавец и гад!
Он видел-то меня один раз! И уже так нагло и беспардонно влез в мою жизнь обеими ногами.
Убила бы!
Часы на каминной полке пробивают девять ударов. Прекрасно, через час у меня появится реальная возможность осуществить это желание. Но сначала… дергаю шнур для прислуги.
Демона ему под хвост, а не прелестную меня!
— Да, госпожа?
— Я передумала, хочу самое черное и отвратительное платье.
— Но…
— Немедленно, — топаю каблуком и с яростью выдираю из причёски цветы, — никаких украшений, никаких цветочков. Только строгая корона из кос. У меня траур.
— А это куда? — Молли неодобрительно коситься на смятые лепестки, аккуратно подбирает их в подол вместе с обрывками бумаги.
— В камин. Поторопись, Молли.
— Как скажете, — покорно вздыхает горничная.
И пока она меняет наряд, переплетает косу, я сижу как статуя. Просто боюсь, не выдержу и сорвусь. А ведь девушка ни в чём не виновата.
Боги, за что мне это? За что? Разве я мало возносила вам хвалы? Разве мало оставляла даров в храмах? Разве вела неправедную, полную порока жизнь?
Зачем на моём пути появился Эссен и всё запутал? Запутал? Запутал!
Клара!
— Спасибо, достаточно.
— Но, ещё остались пряди…
— Ты свободна Молли.
— Да, госпожа.
Как только горничная покидает комнату, выдергиваю ящик стола.
Где оно? Где? Нет, нет, не то! Нашла!
Пусть Эссен забрал подвеску, плевать. Перо-то осталось у меня. Хватаю первый попавшийся лист и пишу: