Серебро и сталь

– Почти трое суток.

Девушка на миг закрыла глаза, а когда открыла их, то увидела, что Натали быстро встала, подняла с пола какую-то сорочку и бросила её в стоящий у дальней стены открытый сундук.

В комнате Кристины мало что изменилось. В едва раскрытые глаза бросились знакомые фиолетовые занавески, и девушка почему-то почувствовала приступ необоснованной, обжигающей сердце ярости. Также было заметно, что проветривали здесь редко, а топили ещё реже - тягучий, пахнущий пылью холодок расстилался в воздухе, словно паутина. Ковёр с пола, на котором валялись какие-то тряпки, исчез, а кровать оказалась переставлена в другой угол. Возможно, Карпер что-то искал, поэтому приказал перерыть здесь всё, но что ему могло быть нужно?..

Кристина попыталась расслабить закоченевшие конечности. Трое суток… Возможно, дело в том, что она дважды ощутимо приложилась головой. А так это не очень много. Если боль пройдёт быстро, то уже скоро она сможет приступить к своим обязанностям леди Нолда. Столько всего нужно решить…

Она поняла, что ровным счётом ничего не помнит, и осторожно спросила:

– А Карпер?

– Жив, миледи, - бросила служанка раздражённо.
– В подземельях он, в темнице. Лорд Штейнберг сказал, что его судьбу должны решить именно вы.

Господи, как будто не ясно, что она прикажет с ним сделать… Впрочем, Кристина тут же вспомнила свои слова о том, что она готова его пощадить, хотя они были сказаны ещё до битвы, которая перевернула всё.

– Натали, а кто… - Кристина замялась, не зная, как помягче сформулировать вопрос.
– Кто-нибудь не вернулся?

Натали, в это время пытающаяся удержать тяжёлую крышку сундука, безвольно опустила тонкие руки. Крышка упала, раздался оглушительный грохот, но служанка даже не отреагировала на это. Минуту она стояла спиной к Кристине, ссутулившись, а когда повернулась, леди Коллинз увидела, что глаза девушки были мокрыми и красными от слёз.

Она медленно подошла к постели, даже не пытаясь остановить Кристину, которая, пересиливая ноющую боль в боку, приподнялась на локтях.

– Оскар, миледи, - едва шевеля бледными губами, произнесла Натали и буквально рухнула на кровать.

«Нет, - пронеслось в голове у Кристины.
– Это неправда. Это не может быть правдой».

На неё накатило оцепенение: боль отошла на второй план, перед глазами всё померкло, а в голове образовалась странная пустота, засасывающая в себя все мысли и чувства. Как будто весь мир вдруг разрушился, как будто не осталось даже воздуха… Хотелось как-то забыться, отстраниться от всего этого, но Кристина пересилила себя.

Девушка быстро и резко села, совершенно забыв о боли, и прижала плачущую Натали к себе. Та дрожащими руками обняла её в ответ, буквально сотрясаясь от раздирающих её рыданий. Кристине было больно на это смотреть. Ей бы тоже сейчас зарыдать, но слёз почему-то не было. Как будто из неё вырвали сердце, лишив всякой возможности чувствовать.

– Ещё герцог Рэйкер, миледи, - пролепетала Натали, с трудом переводя дыхание.

И тогда словно произошёл взрыв. Мысли вернулись, только теперь они понеслись с такой бешеной скоростью, что Кристина не успевала следить за ними.

Это всё её собственная глупость. Если бы не вспыльчивость и безрассудство, затуманившие разум Кристины, то войны бы не было вообще. И никто, никто бы не умер. Никто.

Это всё её эгоизм. Кристина думала о своём долге, своей чести и своей репутации, совсем забыв, что в её распоряжении невольно оказались чужие жизни. Она считала, что справится с этой ответственностью, но… Но всё разбилось о ледяную глыбу её глупой самонадеянности.

Это всё она. Она виновата. Не Джонат Карпер. Не Анабелла. А она, Кристина Коллинз. И умереть должна была только она. Что же в этой грёбаной жизни пошло не так?

Показалось, что рана начала кровоточить — девушка заметила на белой ткани ночной сорочки невесть откуда взявшиеся маленькие красные мазки, но не обратила на это внимания.

– Прости меня, Натали, - прошептала Кристина, поглаживая служанку по мягким волосам.

– Пожалуйста, прости.

* * *

Через день Кристина смогла встать.

Надо сказать, что это было нелегко.

Перед этим к ней зашёл лекарь, который сообщил, что её рана была не особо глубокой, зато широкой — её пришлось зашивать и прижигать виски. Ещё, как оказалось, у Кристины была вывихнута правая рука — впрочем, вывих вправили ещё тогда, когда девушка лежала без сознания. Лекарь прописал ей множество снадобий и мазей и заново перевязал рану (для этого пришлось раздеться, но Кристина даже не попыталась прикрыться и на рану не взглянула). Также было велено соблюдать постельный режим по меньшей мере ещё неделю.

Но Кристина не удержалась. К тому же, лорд Штейнберг так и не появился. Правда, Натали сказала, что он всё же приходил один раз, ночью, да и девушка не винила его: видимо, обязанности лорда-протектора не позволяли ему отвлечься.

Через день после своего пробуждения, вечером, когда не отходящая от неё ни на минуту Натали уснула, полулёжа в глубоком кресле, Кристина набросила поверх тонкой нижней сорочки халат и осторожно сползла с кровати.

Первые шаги повлекли за собой жуткое головокружение, и ей пришлось схватиться за высокую спинку кровати. Когда мутная пелена перед глазами исчезла, а лёгкая тошнота спала, девушка двинулась дальше. Правда, боль то и дело вспыхивала и на месте вывиха, и в других частях тела, заставляя девушку постоянно останавливаться, сдерживая вскрики.

На столе лежало покрытое тонким слоем пыли зеркальце. Кристина несмело коснулась резной посеребрённой ручки дрожащими пальцами и, чувствуя, что сердце буквально выпрыгивает из груди, заглянула в него.

Всё было не так страшно, как она ожидала. Ярко-красная царапина на носу, кровоподтёк на скуле, следы от несильных ранений на лбу и щеках… А свалянные волосы смешно торчали в разные стороны. Ждать, когда они отрастут, долго, а стричь снова - жалко. Девушка вздохнула и, положив зеркальце на место, взглянула на Натали. Служанка, видимо, слишком устала, а потому спала достаточно крепко, чтоб не слышать её шагов. Тогда Кристина подошла к двери. Та даже не скрипнула, когда она открыла её и тихо вышла из комнаты.

В коридоре, что казался бесконечным, было пусто и холодно. Кристина огляделась и прошла вперёд, к небольшому окошку, чисто для того, чтобы хоть немного размяться — лежать надоело до одури. Медленно ступая по каменным плитам, словно по весеннему тонкому льду, босыми ступнями, она дрожала. Но не от холода или боли, а от волнения и страха кого-либо встретить. Её же тут же вернут в постель… Поэтому, когда вдали послышался глухой, неровный звук шагов, девушка прижалась к стене и зажмурилась, словно желая стать невидимой, маленькой, совсем незаметной… В боку кольнуло, и она инстинктивно прижала к крепко перебинтованной ране ладонь. От этого движения стало куда больнее в плече. Боль была словно цепная реакция, и Кристину это даже немного смешило.

Нужно поскорее вернуться в комнату, да вот только она не успеет - быстро ходить пока не получалось. Тем временем звуки становились всё громче и чётче. Ребячиться бессмысленно. Кристина открыла глаза и увидела Генриха.

Он сильно хромал на правую ногу, опираясь на трость, а вид у него был бледный и уставший. Однако девушка всё равно была настолько рада его видеть, что поняла, что готова прямо сейчас броситься в его объятия и разрыдаться.

Но нельзя было этого себе позволять. Поэтому Кристина отошла от стены, наклонила голову и, когда лорд Штейнберг приблизился, присела в реверансе. Он же в ответ с то ли удивлённой, то ли встревоженной улыбкой поклонился.