Серебром и солнцем
Шрифт:
– Не нужно. Всё равно, пока солнце не сядет, они не смогут покинуть дом. И он - не Великий, - устало сказал Латэ. – Мира рассказала мне, как всё было. Нет, пусть Краус не волнуется.
– Вы можете это утверждать?
– усомнился второй.
Голоса удалялись: охотники уходили.
– Подождём, - снова предложил первый. – Если Линтер очнётся, будучи под куполом покрова, значит, покров не держит его, и он – Великий.
– Или же Винсент взял себе способность Миры проходить под покров, - возразил Латэ.
– Разве такое возможно: взять способность? – снова усомнился второй.
–
Мира осталась наедине со своим новым созданием. «Я всё сделала правильно!» - ещё раз резко повторила она, смело глядя на него, спящего. Прозвучало неубедительно. Она почувствовала, что всякая решимость оставляет её. Больше всего хотелось очутиться сейчас где-нибудь на другом краю света.
«Я не хочу, чтобы он узнал наше проклятие. Я знаю, наше бессмертие не для него», - не ты ли говорила это? Не ты ли боролась за него столько лет, не желая ему участи вампира? Что же ты?
«Нет. Нет. Нет, - она тяжело оперлась ладонями о крышку ночного столика.
– Это неправильно, это несправедливо! Он не должен был умереть так. Так рано! Я всё сделала… правильно!»
Она закрыла лицо руками, отвернулась, поймав своё отражение в зеркале на дверце шкафа, усмехнулась. Её ладони не оставили следов на гладкой полированной поверхности столика.
До рассвета Мира бродила по незнакомой квартирке, изредка воровато оборачиваясь к кровати, где всё также отдыхал последний, обращённый ею: взгляды сначала виноватые, потом испуганные, наконец, панические. Больше всего ей хотелось очутиться сейчас где-нибудь на другом краю света.
Утром новая, ужасная мысль посетила её. Шторы она, загодя, задёрнула плотно, и в комнату не проникало ни единого луча солнца. Но этого Мире вдруг показалось мало, и скоро из комнатки донёсся грохот передвигаемой мебели.
Вампир проснулся около полудня. С минуту он лежал, бессмысленно глядя перед собой ещё затуманенными сном глазами. Затем Винсент приподнял голову, оглядел комнату: столик… запертая входная дверь… на стуле, пододвинутом к ней, дремала Мира… единственное окно зашторено и сверх того заслонено громоздким шкафом.
– Мира, - тихо позвал он.
Она вздрогнула, открыла ничуть не отдохнувшие глаза, дёрнулась вперёд. Замерев, она напряжённо вглядывалась в своё новое создание. И молчала.
– Ты пришла, - пробормотал юноша. – Скажи, что ты получила моё письмо и пришла.
Мира смогла отрицательно помотать головой.
– Скажи! – простонал он и уткнулся головой в подушку. – Парк, Владыка вампиров… - это же сон!
Но Мира молчала.
– …Не сон?!
–
Винсент вскочил с кровати, заходил по комнате:
– Не может быть! Но я не чувствую тепла и сердце… не бьётся?! – он неуверенно коснулся халата на груди.
– И голос какой-то чужой. Я, что, вампир теперь? Carere morte?! – по-детски беспомощно, жалобно спросил он.
Мира молчала. Она только нервно поправила ошейник, что на неё надели в парке, будто он её душил. Эта удавка, обжигающая как кусок льда, всё не давала ей проглотить холодный мерзкий ком, давно застрявший в горле.
Винсент упал на кровать, отвернулся от неё.
–
Но… дар? Дар ведь не достался вампирам?Мира опять мотнула головой, не подумав, что он не увидит этого знака.
– Подожди. Я вспоминаю. Я помню вкус крови, пробуждение… Потом ты сказала, что обратила меня, объясняла, как нужно вдыхать воздух, чтобы говорить. Так всё было?
Она смогла кивнуть.
– Нет, это не может быть правдой, – неуверенно сказал Винсент, давно замеченным Мирой жестом закрыл лицо ладонями: только глаза и лоб. Заговорил быстро, задумчиво:
– Да я вспомнил. Я шёл к тебе на встречу, но в парке была только твоя кукла. Вся изуродованная… Как я испугался за тебя, когда увидел её! Потом появились они – carere morte. Со мной был дядя… ещё Агнесса, Лира… Они погибли?!
– он замолчал, снова вскочил… после долгой паузы закончил:
– Да, погибли! Помню. Они мертвы, как и я. Какая… дикая ночь! Всё было подстроено, но я поздно понял это. Идиот! Трижды идиот!
Он несколько раз в ярости стукнул кулаком в стену. Минуту постоял молча, с любопытством, удивлением изучая, как тут же затягиваются раны на костяшках пальцев и наконец сказал то, чего давно со страхом ждала Мира:
– Что ты сделала со мной… - не вопросительно, только удивлённо. Как-то растерянно.
Винсент снова оглядел комнату, теперь так, словно увидел впервые: и шкаф у окна, и запертую дверь, и темноту среди дня.
– Где мы находимся? – хрипло, почти беззвучно спросил он. – На мне чужая одежда. А что означает этот шкаф у окна?
Мира вздохнула, но не отвела настороженный, молящий взгляд от его лица.
– Ха-ха! Думаешь, если я захочу выйти… да хотя бы и на солнце! Это, - он постучал по шкафу, - меня остановит?
Она разжала губы.
– Винсент, пожалуйста, - жалобно попросила она, вставая со стула. Он сел, обхватив голову руками, и надолго наступила тишина.
– Это же тюрьма, тюрьма, - прошептал Винсент; поднял голову, первый раз за утро посмотрел ей в лицо: взгляд пристальный, внимательный, светлый, как у ребёнка, впервые в жизни столкнувшегося с несправедливостью.
– За что?!
Мира сломалась, опустилась у двери на пол, по-прежнему закрывая выход из комнаты своим телом, простонала:
– Не мучай меня!
– Прости, – тихо, скованно сказал Винсент.
– Быть вампиром не так страшно, как ты думаешь. Послушай! Днём ты прячешься, зато ночью – абсолютная свобода. Чтобы утолить голод, не обязательно убивать. Если не эксплуатировать без необходимости возможности преображения и отдыхать днём, можно насыщаться небольшим количеством крови. Но это трудный путь и безрадостная… - Мира не закончила.
«…жизнь?»
– Нужно убить кого-то, чтобы завершить превращение. Кого ты убила для меня? Агнессу?
Мира, сжавшись, жалко смотрела на него. Она начинала понимать, что он, избранный, ставший вампиром, может сейчас чувствовать, и это было так страшно, что слов утешения не находилось.
– Уйди, - тихо сказал Винсент.
– Уйди… из комнаты.
Мира поднялась у двери, в смятении ломая руки.
– Уйди, - повторил он также ровно, невыразительно.
– Я не оставлю тебя.