Серебряная герцогиня

Король накинул серый плащ и направился к выходу.

— Я н-не пойду! — испуганно пролепетала Эйдис, настороженно следя за ним.

Ульвар обернулся, и она поразилась, насколько холодными могут быть его прекрасные глаза.

— Тогда тебя понесут силой. С кляпом во рту, если вздумаешь орать. Выбирай.

Девушке не оставалось ничего иного, кроме как последовать за королём. И позже, уже в карете без гербов, Ульвар, откинувшись на спинку сиденья, снова заглянула в ее бледное лицо. Эйдис вздрогнула от этого мертвящего взгляда.

— К-куда мы едем?

Голос её рвался, как тонкая нить.

— В тюрьму.

— Но ты сказал…

— Да. Помню. Я не стану оставлять тебя там. Сейчас я хочу, чтобы ты только посмотрела, что с тобой будет, если ты пойдёшь против меня. Чтобы оценила: готова ли ты к таким жертвам. Потому что потом, когда за клевету на честь короля твоей бархатной кожи коснётся кнут, оставляя навечно жуткие шрамы на тонкой спине, когда под твои перламутрово-розовые, такие ухоженные ногти вгонят иглы, когда тебя привяжут к дыбе и порвут сухожилия, и когда, наконец, клеймо обожжёт твой лоб — а я велю клеймить тебе лоб, Эйдис, а не плечо — когда всё вот это будет происходить с тобой, ты проклянёшь себя и своё правдолюбие. Я знаю, что пытки сломают тебя, Эйдис, и ты рано или поздно, но покаешься в клевете. В рубище из грубого, небеленого полотна, босая и растрепанная, с табличкой на груди. На главной королевской площади. Я не возражаю, если таким будет твоё сознательное решение. Каждый сам выбирает свою судьбу. Мне будет лишь жаль твоё красивое тело. Но ты точно этого хочешь, Эйдис? Твои внезапно вспыхнувшие чувства к мужу стоят этого?

Эйдис застонала, сползла с сиденья, опускаясь перед Ульваром на колени, прижалась лицом к его ногам, обняв их. Девушку била крупная дрожь.

— Прости… прости меня… пожалуйста. Я все поняла… я тебя не предам… Прости меня!

И разрыдалась. Тихо, как напуганный ребенок.

— Хорошо, — шепнул он и провёл рукой по её растрёпанным волосам. — Прощу. Эйдис, я дам тебе остаток этого дня, чтобы ты могла справиться с эмоциями. Но завтра с утра ты мне нужна в обычном, здравом состоянии. Я помню, что обещал тебе титул герцогини. Возьми его сама: соблазни Яра. Не сейчас. Сейчас он ненавидит и тебя, и себя. Позже. Пусть пожалеет тебя в твоем горе. Пожалеет так, что в итоге женится. И ты станешь герцогиней. А я разрешу ваш брак.

— Но я… я не смогу родить детей…

— Знаю.

— Пожалуйста, пожалуйста! Я всё сделаю, как ты хочешь. Давай поедем обратно, — скулила девушка, не поднимаясь с колен и отчаянно заглядывая в его глаза.

— Нет, Эйдис, — ласково возразил король. — Я не меняю своих решений. Хочу, чтобы ты увидела, как пытают тех, кто провинился перед короной и законом. Только так ты запомнишь. И только так я смогу быть уверен, что ты не будешь рисковать и действовать против меня за моей спиной.

Она всхлипнула. Безнадежно и бессильно. Слёзы побежали из заплаканных глаз. Ульвар вновь задумчиво погладил её каштановые волосы.

— Эйдис, Эйдис… Признаюсь, я разочарован. Всегда считал тебя умнее. Что ж, это была моя ошибка… Не сомневайся, я это учту.

Глава 8 Двойник

Когда Ульвар, усталый и мрачный, вернулся обратно в кабинет, от стены отделилась тёмная фигура и шагнула навстречу.

— Да, Дьярви, — кивнул король, поднял левую руку, укусил перчатку за конец пальца и стал её стягивать. Ногой открыл дверь в кабинет. — Пфофоди.

— На герцогиню было покушение!

Уль кинул на лучника быстрый взгляд. Выплюнул перчатку в левую ладонь.

— Ты ел?

— Н-нет… Мы не успели. Мы как раз зашли в таверну, чтобы перекусить, и Джа… герцогиня заказала еду. Это «Озорной тефтель» недалеко от кладбища…

— Ясно. Подожди. Садись.

Король кивнул на кресло напротив стола и позвонил в колокольчик. Почти мгновенно на пороге нарисовался камердинер.

— Будь любезен, принеси нам с господином Дьярви поесть. И вина. Желательно персикового. Тинатинское больно крепкое.

— Мне, я…

— Дьярви, — Ульвар устало прикрыл глаза, опустился в кресло и стянул с правой руки перчатку, — когда-нибудь, уверен, ты достигнешь небывалых высот и должностей. Однажды к тебе даже постучатся титул и богатство. И вот тогда вспомни мои слова: всегда корми своих людей. Не забывай уточнять у них: сыты ли они, спали ли они. И как себя чувствуют. Голод — не лучший советник рассудка, поверь.

Король вытянул ноги, блаженно выдохнул.

— Садись, — снова кивнул в кресло напротив. — Я тоже с утра ничего не ел. Сейчас нам что-нибудь принесут, и потом мы поговорим. И ты расскажешь мне всё настолько подробно, насколько сможешь вспомнить.

Дьярви неловко присел на край кресла.

— Вы устали? — прошептал застенчиво и вдруг смутился.

— Очень, — признался король, открыл глаза и вдруг весело глянул на своего лучника. — Ничто так не утомляет, как неприятные разговоры. Особенно с плачущими красавицами. Знал бы заранее, что мне предстоит, сразу бы удалился в… милосердные братья.

Дьярви не удержался и хохотнул. Милосердными могли быть только сёстры, и потому шутка прозвучала немного на грани приличия.

Дверь открылась, вошли двое слуг, принесли на подносах еду и в корзине — вино и фрукты. Всё аккуратно расставили. Разложили фарфоровые тарелки, серебряные вилки, полотняные салфетки. Бесшумно удалились.

Ароматы блюд сводили с ума. Дьярви невольно сглотнул. Отвёл взгляд и заторопился:

— Сначала мы…

— Подожди. Давай поедим, — прервал его Ульвар. — Успеешь.

А затем неловко разрезал какую-то зажаренную птицу едва ли не пополам и положил половину на тарелку Дьярви.

— Ешь. Или ты думал, что я всё это сам осилю? Давай, помогай своему королю.

С едой они покончили быстро. Дьярви даже удивился, обнаружив опустевшие тарелки. У обоих собеседников оказался неплохой, честно сказать, даже волчий аппетит.

— Налей нам обоим вина, — попросил Уль. — Одной рукой это делать проблематично, а звать слуг я не хочу.

Это признание сильным своей слабости растрогало Дьярви. Юноша поторопился выполнить волю короля. Ульвар взял бокал, задумчиво посмотрел в его играющие рубиновым огнём грани.

— А теперь рассказывай.

И Дьярви начал рассказывать с самого начала, стараясь не упускать даже мельчайших подробностей. Ульвар хмыкал и иногда смеялся.

— Я действительно велел экономить… Ну, Джайри… Тысячу лет хочет? Гм. Ладно.

Выпив первый бокал, Дьярви осмелел и начал изображать в лицах. Король хохотал. Но едва речь зашла о трактире, лицо Ульвара сделалось серьёзным. Он, молча цедя вино, выслушал всё до конца.

— Это был тот самый тип, что тогда приставал в «Рыжей кошке», и, знаете, государь, я не верю в такие совпадения.

— Я тоже, — прошептал Уль. — Он не называл своего имени?

— Фьерэй. Ещё в первую нашу встречу он представился именно так.

Ульвар слегка побледнел и откинулся на спинку кресла.