Серебряная свадьба

Тихо открывается дверь камеры, и в полутьме, не сделав и двух шагов, застывает на пороге фигура П а с т о р а. Ардье понимает, что тот слышал его последние слова — про карнавал в Лиме.

П а с т о р (улыбчиво). Человек перебирает лучшие дни своей жизни? Карнавал? Святость мгновений? Открытость сердца? Милые сердцу пейзажи? Лица… Когда душа открыта радости? Свету! Что может быть угоднее господу?! (Поклонился в знак приветствия.)

А р д ь е (спокойно). Не знаю — рад ли я приходу слуги господнего?

П а с т о р. Вы хотите сказать, что давно не исполняли приличествующих христианину отправлений?

А р д ь е. Больше! Я не могу сказать даже — верю ли я в самого господа бога! И в триединство его?

П а с т о р. Даже если бы вы были атеистом… мой долг навестить вас. (Пауза.) Наша душа не подвластна холодному разуму нашему. Она и мягче и неожиданнее холодной логичности рассудка.

А р д ь е. «Сердце еще плачет и не решается проститься, когда холодный рассудок давно уже приговорил и казнил»?

П а с т о р. Я знаю, что ваша Идея заставляла вас не раз поступать вопреки от природы доброму сердцу вашему. Но ведь вы искали путь миллионов ко всеобщему благу? А это уже печаль избранных!

А р д ь е. Сколько вам лет, святой отец?

П а с т о р. Почти святотатственно, но мне… тридцать три года.

А р д ь е. И вы так похожи лицом на сына господнего?

П а с т о р (скромно). Бог, не по силам моим, наградил меня сходством с единственным сыном своим.

А р д ь е (не сразу). Я питал горячую веру в детстве. До двенадцати лет. Моя старшая сестра, Рутти, заменившая мне мать, даже мечтала для меня о судьбе священника. Простой прачкой была милая моя Рутти! Сестра моя, душа моя. Подвертывала наши одеяла под матрас, чтобы мы не могли разбросаться во сне. Она никогда не целовала нас! Не читала нам сказок! Она жила ради нас. Неужели и тебя бог не оставил без той горы мук, смертных обид, что вынес я? Нет, он наверняка пожалел тебя! За неземную доброту твою! Чистый, нищий, светлый наш дом. Ах, Рутти! Рутти! Остаться бы нам навсегда! Не уходить, не переступать порога нашего старого дома!

П а с т о р (осторожно). А что случилось в двенадцать лет?

Пауза.

А р д ь е. Забылось сейчас… Есть многое, что не хочется вспоминать.

П а с т о р. Понимаю. Я пришел не для того, чтобы ворошить прошлое. Может быть, тягостное для вас?

Ардье молчит.

Я принес вам свет любви господней! Она не покидает ни великого, ни малого! Пока душа человеческая жаждет его.

А р д ь е (не сразу). Вы любите музыку? Или только церковную?

П а с т о р. Мы сегодня открыты и для современной музыки! Она приводит в наши храмы заблудшие души!

А р д ь е. Но для вас я не заблудшая душа? Вы назвали меня печальным избранником?

П а с т о р. Да! Ваше сердце сейчас — юдоль печали. Такое открывается господом только для избранных.

А р д ь е (задумчиво). «Избранный»? «Юдоль печали»? И это все?

Пастор молчит.

По-своему вы тоже избранный?

П а с т о р. Мое избранничество — только моя любовь к всевышнему.

А р д ь е (настороженно). А меня вы тоже относите к тем, кого возлюбил господь?

П а с т о р. Иначе бы он встал на вашем пути! И вы не смогли бы сотворить то, что вам было предназначено провидением.

Пауза.

А р д ь е. Не только мне!

П а с т о р. В великих деяниях ваших были тысячи избранных! Он! Дал вам жезл веры. И только поэтому за вами пошли миллионы!

А р д ь е (настойчиво). И миллионы нашли свою смерть! Тоже благодаря воле всевышнего?

П а с т о р. Ничто на этом свете не делается без воли отца нашего.

А р д ь е. И то, что я в этой стеклянной клетке, тоже его воля?

П а с т о р (словно не услышав вопроса). Среди тысяч избранных есть десятки, которым бог оставил жизнь после великих катаклизмов. Чтобы зерна пути их взросли заново.

А р д ь е. И он охраняет нас? Или только вы?

П а с т о р. Я говорил уже, что без его воли… Не случилось бы того, что было историей и жизнью миллионов… И искавших и павших! И вершителей и вершимых! (После паузы.) Вы знаете, о каких людях я говорю?

А р д ь е. Я-то знаю. (Усмехнулся.) Знаю по именам. По паспортам. По приметам. По тайникам и проводникам! По вкладам и надежным людям! Без которых ни я! Ни они! Не могли бы спасти ни себя и ни все то, что нам принадлежит! И что предстоит нам…

П а с т о р. Вот именно… Ради того, чтобы передать нам, вы должны забыть все, что только что перечислили!

А р д ь е. Вы мне это советуете? Вы?

Пастор молчит.

А если из меня это добудут пытками? Другие? Не вы!

П а с т о р (торжественно). Я не могу гарантировать, что суда над вами не будет… Но то, что вы не узнаете, что такое хотя бы подобие пытки, — это так! (Торжественно.) Не я — сам господь охранит вас от этого!

Пауза.

А р д ь е. А вы ничего не хотите узнать от меня?

П а с т о р. Я только слуга. Скромный посланник. Который задаст вам вопросы… когда на то будет Воля и Необходимость.

А р д ь е. Значит, и вам открыты эти двери?

П а с т о р. Так же, как почти все двери в этом мире.

А р д ь е. А может, моя тихая-тихая смерть во сне… без мучений… избавит вас от страха, что я проговорюсь? По старческой болтливости?

П а с т о р (просто). Кому? (Огляделся и развел руками.)