Серебряная тоска

– Максимум, что я даю, - спокойно ответил отец, - это тебе червонец в месяц. Вот что, Игорёк, забери-ка ты эти монеты.

– Но почему?
– спросил я, прекрасно зная, почему.

– Видишь ли, - начал отец, - во-первых, в валенках мне уютней и теплее, я ведь уже немолодой человек. А, во-вторых... Вот, чай у меня есть, лимон даже (отец по-прежнему гордился лимоном), хлеб есть, колбаска, картошку или, там, макароны всегда сварить могу. Иногда соседи по бараку зайдут с бутылочкой вина, а то и пива с рыбкой принесут. А чего мне ещё надо? Не хочу я менять свои маленькие радости на твои большие хлопоты. Так что монеты эти ты забери. И, если можешь, не обижайся на меня.

– По-моему, папа, ты познал Высший Разум, - сказал я, ничуть на него не обижаясь и стыдливо пряча монеты в карман.

– Не знаю, о чём ты толкуешь, но мне моя жизнь нравится. И менять я её не хочу.

– Ты счастлив, папа?
– неожиданно спросил я.

– Я доволен. А будешь почаще приходить - чайку там попить, поговорить ещё больше доволен буду. Намёк понял? С соседями своими тебя познакомлю.

– Намёк понял, - ответил я.
– Приходить буду. Ну, а с золотом этим что мне делать посоветуешь?

– А что я могу посоветовать? Матери, во всяком случае, не носи - не возьмёт, сам знаешь. У коллекционера своего на деньги обменяй. Друзьям раздай. Сдай в милицию. Или - Волгу знаешь? В неё кинь. И живи, как живёшь. Тебе же спокойнее будет.

– Я подумаю, папа, - сказал я, вставая.
– И обязательно сообщу тебе своё решение. Ну, спасибо тебе за чай... С лимоном.

– Постой, Игорёк, - остановил меня отец.
– Десятку-то возьми... на всякий случай.

Всё по той же чавкающей слякоти я шёл к атобусной остановке. В одном кармане у меня побрякивали золотые монеты, в другом шуршала папина десятка.

"Нет Высшего Разума, - подумал я в автобусе.
– Нет его, нет. Есть только тоска.

Но, уж её-то, в избытке. И вдохновения нет. Есть только тоска. Серебряная, как ночной, падающий снежок. Серебряная, как развевающий его ветер. Серебряная, как серебро. Как остывшее серебро. Поздравляю, Игорь, ты нашёл себя, ты - остывшее серебро. В кармане звонко хрустнули остывшие золотые монеты. Всё-таки серебро благородней золота, в который раз подумалось мне. Тут хрустнуло и серебро. Не в кармане. А где? В душе. Как напыщенно, Игорёк. Плевать - правда. Почему же сокровенная правда так часто звучит напыщенно? Почему лучшие наши чувства остаются невысказанными из боязни выспренности? Как тяжело сказать: я люблю тебя, если действительно любишь, и как легко сказать: да пошёл ты... да пошла ты... да пошло ты...Пошлу...Пушло. Всё, Игорь, приехали.

Я вышел из автобуса.

– Где тебя носило?
– спросил Руслан.

– А "спасибо"?, - спросил я.

– За что "спасибо"?

– За зонтик. Который я так любезно оставил вахтёрше.

– А-а, извини, спасибо.

– И потом, что значит - носило? Сейчас ещё только десять.

– Ещё только, - сказал Руслан.

– А что?

– Ничего. Давай спать ложиться.

– Русланчик, а ты знаещь, что Высший Разум - это мираж?
– спросил я мрачно, раздеваясь и укладываясь.

– Спи.

И я, похоже, действительно уснул. Только всхлипнул напоследок: "Руслан, Руслан"

– и тут же замолк. Потому что это был уже не Руслан.

* * *

Данзас был ещё бледнее меня. Что не удивительно - в моих жилах течёт, всё-таки, африканская кровь. Он стоял столбом, а поскольку я в возбуждении наворачивал в ожидании поединка круги, скрипя снегом, мне казалось, будто он путается у меня под ногами.

– Вы можете постоять хоть секунду спокойно, - нервно сказал я.

Данзас как-то по-овечьи удивлённо посмотрел на меня. Можно было подумать, что он агнец которого ведут на закланье.

– Александр Сергеевич... Саша... Ещё не поздно... едемьте отсюда... я всё улажу, - бормотал он.

– Ах, извините, это, кажется, я суечусь под вашими ногами... Дайте пистолет.

– Пистолет? Да-да, держите...
– Он протянул мне пистолет, вцепившись в его рукоять мёртвой хваткой.

– Но, позвольте, милостивый государь, вы же не пускаете!

– А? Да-да...

Дантес и д`Аршиак весело переговаривались шагах в полусотни от нас.

– Дайте пистолет, - процедил сквозь зубы я.

– Держите.
– Данзас неожиданно сдался.

Лепаж наполнил мне ладонь какой-то вдруг тоскливой тяжестью. Я даже отшатнулся назад, и Данзасу пришлось поддержать меня под локоть.

– Саша, - снова сказал он.

– Выше голову, господин Данзас!
– полупрокричал я.
– Впереди - свет тьмы или тьма света!

Данзас поглядел на меня, как на безумца.

– Разве вы не понимаете?!
– вскричал вдруг он.
– Дерясь против вас, Дантес ставит под удар лишь себя. Дерясь против Дантеса, вы ставите под удар лучшее, что есть в России!

– Какие правильно-нудные слова, - вздохнул я.
– Господин Данзас, вы мне надоели.

Займите своё место секунданта подле господина д'Аршиака. Моё же место против господина Дантеса.

– Ну, что там?
– крикнул Дантес.

– Мы готовы, - откликнулся я.
– Господин Данзас...

Данзас, втянув голову в плечи, направился навстречу д'Аршиаку. Они сошлись и встали рядом, как две фарфоровые статуэтки.

– Теперь и вы сходитесь, господа!
– весело крикнул д'Аршиак.

На внезапно ослабших ногах я сделал пару невнятных шагов навстречу Дантесу. Тот шёл вперёд уверенно, улыбаясь.

"Как странно, - подумал я, - вот сейчас выстрелишь человеку в голову, в грудь, в живот, и он замрёт, навеки неподвижный... И чего стоила перед этим вся моя ненависть к нему? Вся моя ревность, всё моё честолюбие? Плохи мы, хороши ли, но ведь наша жизнь такой неоценимый дар, что..." Тут живот мой пронзила такая адская, жгучая боль, что я упал на снег.

– Игорёк, Игорёк!
– кинулся Русланчик ко мне.

– Серёжка, ты что? Убил его?!
– кинулся Колька к Серёжке.

Слабо соображая, что делаю, я нажал курок так и не вывалившегося из рук пистолета. Серёжка схватился за руку. Колька как-то по-бабьи взвизгнул. Руслан отпрянул.

... Ну, конечно, я всегда шёл навстречу этой чёрной реке, в которой отражение снежных сугробов выглядит какой-то белой насмешкой над нею. Бросьте, бросьте, над собою. Вы-то, дорогие-белые, всего лишь отражение, а она, чёрная-текущая - реальна, её воду можно испить, можно после выплюнуть, и всё равно она будет реальна. Можете, если угодно, гордиться собою, будучи настоящими белыми сугробами, но не гордитесь своей белизною, будучи лишь отражением в чёрной реке... Больно-то как... Игорь, Игорь, как же?.. Серёжка, как рука?.. Интересно, куда впадает Чёрная Речка? Игорёшка, лучше б меня застрелили... Серёжка, Игорёшка, пацаны, вы что, с ума сошли? Коньяку хотите?