Серебряные крылья

воздушные разведчики бороздили небо над Смоленщиной.

Сначала было страшно. Снизиться парой за 50 — 100 километров от линии фронта в тылу у врага,

ходить беспрерывно в одном районе по 20—30 минут — очень тяжело.

Встречались немецкие повозки, автомашины — их обстреливали. Но нашей подвижной группы не

было.

Почти десять дней ведем разведку. Больше всех летает Алхимов. Он хорошо изучил эту местность

и привозит много ценных данных.

— Сегодня полетишь со мной, держись лучше, летать будем низко, — сказал он мне однажды, и я

отправился на задание с новым ведущим.

Этот вылет хорошо запомнился. Солнце серебрило снег на полях. Дороги кое-где уже сильно

подтаяли. Линию фронта пересекли на большой высоте, потом полого снизились в район разведки.

Алхимов, увидев дорогу, снижался и шел правее нее, если же встречалась повозка, машина, —

выполнял вираж. Трудно было не отстать и не потерять командира.

Заметили повозок тридцать — сорок на дороге в лесу. Проходим бреющим, возницы шарахаются в

стороны, падают. По опыту — не наши. Но Николай — стреляный воробей, оглядывается. И вдруг

замечает, что кто-то помахал рукой. Проходим еще раз — многие машут шапками, рукавицами. Неужели

наши?

Горючего в баках наших самолетов оставалось мало, пришлось вернуться на аэродром.

Через сорок минут наша пара снова в воздухе. Вторая пара, ведомая Николаевым, прикрывает

сверху.

Алхимов безошибочно находит колонну. Да, это были наши, они махали руками, бросали вверх

шапки.

За успешное выполнение задания летчики нашего полка получили благодарность от Верховного

Главнокомандующего.

Ватулино

Мы с большим нетерпением ждали перелета на запад, на новый полевой аэродром. Десятого мая

приземлились в Ватулино.

Ватулино — крохотная деревушка на большаке Руза — Можайск, в ста километрах западнее

Москвы. Стоит на краю огромного поля. До войны колхоз засевал это поле рожью. В войну здесь стояли

наши, потом немецкие, а теперь снова наши самолеты.

Приятное чувство охватывает тебя, когда бродишь по аэродрому, совсем недавно отвоеванному у

врага.

Утром к аэродрому четверками, шестерками подходят штурмовики. Взлетают пары и звенья

истребителей, уходят на юг: опять штурмовать технику и живую силу врага в районе знакомых нам

станций Износки и Темкино.

Несколько дней сопровождали штурмовиков. Почти все летчики прилетали без боеприпасов.

Николаев опять разрешил штурмовать и истребителям.

Среди летчиков поползли слухи, что из полка уходят Николаев, Романенко и Чуфаров. Николаев —

с повышением, Романенко и Чуфаров — готовить пополнение в учебном центре истребительной авиации.

Романенко ходил чернее тучи, согнувшись, ни с кем не разговаривал, но продолжал летать больше

всех. Чуфаров похудел, волосы почти вылезли, наш полковой врач признал у него сильное истощение

нервной системы.

Слухи вскоре подтвердились. Наши старые опытные кадры готовились к переходу в новые части, а

мы продолжали летать.

Июнь сорок второго для нас оказался очень напряженным. Штурмовики задали нам такую работу,

что мы начали посматривать по утрам на небо: нет ли дождя, тумана? Боевые задачи ставились одна за

другой.

Новая задача: сопровождать штурмовики на аэродром совхоз «Новое Дугино». Задача очень

серьезная. Штурмовики несли большие потери даже в 15—20 километрах от линии фронта, а совхоз

«Новое Дугино» находился в 80 километрах. На аэродроме базировались вражеские истребители и

бомбардировщики, отсюда «юнкерсы» каждую ночь летали на Москву.

Уставшие от напряженной боевой работы летчики молча слушали командира. Немного легче

стало, когда узнали, что аэродром блокируют двадцать наших истребителей другого полка.

Солнце высоко поднялось над землей, когда вдруг появились штурмовики — две шестерки.

Два звена истребителей поднялись в воздух. Группа пересекла линию фронта. Зенитки немного

постреляли, но уже через пять минут полета все стихло, и группу никто не беспокоил.

Штурмовики медленно ползли на запад. Хотя бы скорость прибавили, но нет: 280—300 — больше

они с бомбами развить не могут. Вечностью кажется время полета до цели. Наконец показалась железная

дорога Ржев — Вязьма. Где-то рядом станция Новодугинская и — аэродром.

Немцы не ожидали нашего появления, и штурмовики беспрепятственно вышли на цель. Но стоило

первому из них высыпать бомбы, как все зенитные орудия, прикрывающие аэродром, выплеснули вверх

сотни снарядов. Откуда-то появились истребители, и трассы от снарядов изрешетили все пространство

вокруг группы.

Трудно было что-либо понять. Штурмовики ныряли в дымную пелену, покрывающую аэродром,

выскакивали из нее. В воздухе и на земле горели и немецкие и наши самолеты.

Вернулись на свой аэродром разрозненными группами. Потери у истребителей — два, у

штурмовиков — шесть. Сколько сбили наши — трудно было разобрать. По докладам — четыре, но я

видел только одного, которого поджег Петя Вернигора.

Вылеты на штурмовку фашистских аэродромов временно прекратились. Задача была слишком

сложной и вела к большим потерям. Цель не оправдывала средства.

Кровати в общежитии летчиков опустели. Романенко, Чуфаров, Николаев убыли к новому месту

службы. Командиром второй эскадрильи назначили Макаренко, первой — капитана Горланова. Оба

прибыли с Дальнего Востока. Командиром полка стал майор Баяндин.

Пришел приказ: перелететь на аэродром «Болото», что возле Белева. Наши готовили наступление в

южном направлении, дивизия перебрасывалась туда для прикрытия своих войск.

Прикрытие с воздуха своих войск — сравнительно легкая задача, но нам ее ставили очень редко.

Перед вылетом ко мне подошел Гриша Синиченко — начальник особого отдела.