Серебряные крылья
Шрифт:
снова проскакивает мимо.
На высоте МиГ-3 становится лучше, легче, а Ме-109, наоборот, слабее. Добраться бы до 6000—
7000. Там МиГ-3 хорош! Но на высоте 3000 облачность. Нужно думать и о горючем.
«Мессер» не отвязывается. Его гложет месть. Бой на виражах, немец дает очередь, и с правой
плоскости моего «мига» летят небольшие щепки. Ого! Хочется уйти вниз, но пикировать нельзя: потеряю
сотню метров — проиграю бой. Вхожу в облачность. Еще немного, и самолет окутывается
непроницаемой пеленой.
В
Прибор один: «Пионер». Стрелка показывает разворот, крен, а шарик — скольжение. Курс 70°. Сейчас
подверну вправо, и будет 90°.
Раздается треск, пламя вспыхивает где-то в кабине. Мысли бегут быстро: сбит... сбит... Самолет
горит и падает неуправляемый. Нужно прыгать!
Отталкиваюсь от борта кабины, чувствую резкий порыв воздушного потока. Дергаю за кольцо
парашюта, но это не кольцо, а левая лямка. Кувыркаясь, падаю вниз. Начинаю искать кольцо справа,
слева, сзади. Вот оно! Достаю -его левой рукой где-то у поясницы, беру в правую руку, дергаю...
Динамический удар, вздох облегчения, и я плавно опускаюсь.
Внизу черная от снарядов и бомб земля. Воронки блестят, наполненные водой от недавно
прошедших дождей.
Чувствую боль в ноге, наверное, задел за стабилизатор.
А это что? Ме-109 снова заходит в атаку. Тяну сразу за несколько строп, увеличиваю скорость
снижения, и очередь проходит мимо.
Ме-109 выполняет новый заход. Снова подтягиваю лямки, но не хватает сил. Ме-109 приближается
и — вдруг уходит боевым разворотом вправо.
Смотрю вниз: три Як-1 встали в круг и с набором высоты приближаются ко мне. Я машу им рукой.
Они прикрыли мое приземление и ушли.
Упал в воронку с водой, захлебнулся, но, когда поднялся на ноги, вода оказалась по пояс.
Отстегнув парашют, вынул пистолет. Неужели опять попал к немцам?
Примерно в трехстах метрах показались солдаты. Головы без пилоток, автоматы через плечо, что-
то кричат, но что, непонятно... Немцы!
Вложил девятый патрон в патронник, запасную обойму вынул из кобуры, зажал в левой руке.
Солдаты бежали к парашюту, я же сидел в стороне, в кустарнике. Нет, живым не дамся, только бы
побольше успеть выстрелить.
Подбежали первые солдаты, послышалась русская речь. Посмотрел внимательнее — наши!
Выскочил, закричал что-то. Ко мне подбежали, отобрали пистолет и приказали поднять руки вверх.
— Сволочь фашистская! Смотри, как хорошо говорит по-русски.
— Власовец, наверное.
— И петлички голубые, посмотри-ка, младший лейтенант!
Я пытался все объяснить старшему, но он и слушать не хотел.
Обыскали, отобрали документы, разрешили опустить руки. Повели...
Подошли к деревне. Лейтенант задает несколько вопросов, проверяет документы, улыбается.
— Извини, младший
лейтенант, приняли за фашиста.— Ничего, бывает, — отвечаю я. — Но где же немец, он должен где-то рядом упасть.
— Видели, видели, молодец! Поймаем его. А самолет фашистский во-он догорает!
Я посмотрел и увидел дымящиеся обломки «мессершмитта».
Бойцы заговорили, зашумели, предложили закурить. Но я никогда не курил и отказался.
Через двадцать минут я лежал с перебинтованной ногой на кровати посреди избы. На следующий
день нога отекла. Фашист всадил в нее изрядную порцию металла. Санитар не мог извлечь осколки.
Опасался гангрены. Меня переправили в медсанбат, а оттуда в авиационный госпиталь в Монино.
Операция оказалась сравнительно легкой, и меня обещали выписать через месяц.
Получил письмо от Вернигоры, а потом он и сам приехал в госпиталь. Петя рассказал о последних
событиях в полку.
Мовчан исполняет обязанности командира полка. Коробков перешел в другой полк.
— Коробков? Почему? Он же наш ветеран! — удивился я.
Миша Коробков не мог больше оставаться в полку, потому что многие его друзья либо погибли,
либо ушли работать в тыл. Коробкова перевели с повышением — штурманом полка, а к нам вместо него
пришел майор Кривошеев.
Я заметил, что настроение у Петра мрачное.
— Петя, а как твои дела?
— Ты же помнишь, меня сбили второго августа, помнишь? — спросил Вернигора.
И в моем воображении вспыхнули картины минувшего.
То был смелый, отчаянный бой. Вернигора в паре с Володей Шурыгиным ринулись на двенадцать
Ю-88, прикрытых столькими же истребителями. Завертелась воздушная карусель. Вернигора заметил,
что Ме-109 пытаются напасть на его ведомого. Петя оставляет бомбардировщиков и атакует Ме-109.
Очевидно, первой же очередью из пушки он убил летчика, так как самолет медленно, как бы неохотно
перевернулся и в отвесном пикировании врезался в землю. Своевременная атака Вернигоры спасла
Шурыгина. Самолет Володи шел домой всего лишь с тремя пробоинами.
Но Петр увлекся стрельбой и не заметил атакующего его Ме-109. В голове ясно запечатлелись свой
«миг» и промелькнувший совсем рядом желтый кок самолета врага.
Страшный удар потряс самолет и кабину летчика. Петю Вернигору спас парашют.
— А двадцатого мы находились в готовности номер один, — продолжал Петя свой рассказ. —
Приходит шестерка Ме-109 и штурмует аэродром «Болото». Помнишь, что недалеко от Калуги,
Сухиничи? «Миги» в воздух!» — приказал командир дивизии. «Миги» взлетели, хотя трассы вражеских
снарядов ложились рядом. Афонина сбили почти на взлете. Мы с Мовчаном остались парой. Ринулись на
врага. Мовчан сбил одного истребителя и благополучно посадил самолет. Когда же я сваливал самолет на