Серебряный век. Смешные стихи

Обстановочка

Ревет сынок. Побит за двойку с плюсом, Жена на локоны взяла последний рубль, Супруг, убитый лавочкой и флюсом, Подсчитывает месячную убыль. Кряхтят на счетах жалкие копейки: Покупка зонтика и дров пробила брешь, А розовый капот из бумазейки Бросает в пот склонившуюся плешь. Над самой головой насвистывает чижик (Хоть птичка божия не кушала с утра), На блюдце киснет одинокий рыжик, Но водка выпита до капельки вчера. Дочурка под кроватью ставит кошке клизму, В наплыве счастья полуоткрывши рот, И кошка, мрачному предавшись пессимизму, Трагичным голосом взволнованно орет. Безбровая сестра в облезлой кацавейке Насилует простуженный рояль, А за стеной жиличка-белошвейка Поет романс: «Пойми мою печаль». Как не понять? В столовой тараканы, Оставя черствый хлеб, задумались слегка, В буфете дребезжат сочувственно стаканы, И сырость капает слезами с потолка.

Застенчивый таракан

На столике банка, Под банкой стакан, Под стаканом склянка, В склянке таракан… Ax, как ему не стыдно! Не мил ему свет… Все насквозь ведь видно, А он – не одет…

Александр Блок

Впечатления Рейна

Рейн – чудесная река, Хоть не очень широка. Берега полны вином, Полон пивом каждый дом, Замки видны вдалеке, Немки бродят налегке, Ждут прекрасных женихов И гоняют пастухов. Скалы мрачные висят, Немцы гадостью дымят, Лерлей нежная сидит И печально так глядит, Как победная Денкмаль Кулаком грозит французу И Термаль пускает в Узу.

«Пойдем купить нарядов и подарков…»

Пойдем купить нарядов и подарков, По улице гуляя городской. Синеют васильки, алеют розы ярко, Синеют васильки, люблю тебя, друг мой. Вчера в мой дом Владычица явилась В одежде, затканной прекрасно и чудно, И, указав на складки, где таилось Мое дитя, сказала: «Здесь оно». Скорей идти я в город снарядилась Купить наперсток, нитки, полотно. Пойдем купить нарядов и подарков, По улице гуляя городской. Владычица! Я лентами цветными Расшила колыбель обещанной Твоей, Пусть бог дарит звездами золотыми, А мне дитя всех звезд его милей! «Что делать мне с полотнами большими?» — «Приданое для дочери моей». Синеют васильки, алеют розы ярко, Синеют васильки, люблю тебя, друг мой. Ей платье и убор приготовляя, К реке спешите полотно обмыть, Ее убор богато расшивая, Хочу его цветами нарядить. «Ребенка нет! Что делать? – Для меня я Прошу вас полотняный саван сшить». Пойдем купить нарядов и подарков, По улице гуляя городской, Синеют васильки, алеют розы ярко, Синеют васильки, люблю тебя, друг мой.

«Права русского исторью…»

Плевелы от пшеницы жезл

твердо отбивает,

Розга буйство из сердец

детских прогоняет.

Права русского исторью Уподоблю я громам, Что мешают мне на взморье Уходить по вечерам. Впереди ж (душа раскисла!) Ждет меня еще гроза: Статистические числа, Злые Кауфмана глаза… Мая до двадцать второго Не «исхичу я из тьмы» Имя третьекурсового Почитателя Козьмы.

Синий крест

Швейцар, поникнув головою, Стоял у отпертых дверей, Стучал ужасно булавою, Просил на водку у гостей… Его жена звалась Татьяна… Читатель! С именем таким Конец швейцарова романа Давно мы с Пушкиным крестим. Он знал ее еще девицей, Когда, невинна и чиста, Она чулки вязала спицей Вблизи Аничкова моста. Но мимо! Сей швейцар ненужный Помехой служит для певца. Пускай в дверях, главой недужной Склонясь, стоит он до конца… Итак… В гостиной пышной дома Хозяйка – старая карга — С законом светским незнакома, Сидела, словно кочерга… Вокруг сидели дамы кругом, Мой взор на первую упал. Я не хотел бы быть супругом Ее… Такой я не видал На всем пути моем недальном… Но дале… Около стола, Склонясь к нему лицом печальным, Она сидела… и ждала… Чего? Ждала ли окончанья, Иль просто чаю, иль… Но вот Зашевелилось заседанье: В дверях явился бегемот… Какого пола или званья — Никто не мог бы отгадать… Но на устах всего собранья Легла уныния печать… И заседанье долго длилось, Лакеи чаю принесли, И все присутствие напилось Питьем китайския земли… К чему ж пришли, читатель спросит. К чему? Не мне давать ответ. Девятый вал ладью выносит, Уста сомкнулись, и поэт Умолк… По-прежнему швейцара На грудь ложилась голова… Его жена в карете парой С его кузеном убегла.

Трагедия в одном действии

Действующие лица

Местность

Время:

Незадолго до падения Вавилонской башни

Издание 1901 года

Боблово

Явление I

Он (Читает газету. Отрываясь, через некоторое время)

Пора сместить!

Молчание. Снова углубляется. Еще настойчивее:

Пора сместить!!

Она (входя)

Кого же?

Он безмолвен.

Она (настойчивее)

Кого же, милый мой?

Он

Да ну же, не мешай!

(Снова углубляется)

Она (в сторону)

Уж не министров ли? Но сколько и каких? Ужели всех? Слыхала я когда-то, Что некий был мудрец, который всех сместил, Но заменить не мог, как ни старался. Текли года, увяло государство, Но он по-прежнему их заменить не мог.

Он (снова разгоряченно)

О! господи! Когда же наконец Все это прекратится?

Она (все вспоминая)

А еще я помню: Курсисток толпы в улицах смятенных, Рыдая, шли… И пеплом посыпали Главы свои в неистовстве великом. Спросила я причину бед, но быстро Ко мне подкрался полицейский мрачный, И мнила я – мне казни не избегнуть, Когда б не Клейгельс!

Он (быстро отрываясь)

Если б это имя, Навеки стертое с страниц газетных, Историком поругано, навеки Ушло из памяти твоей!

Она (наивно)

А чем же Не нравится тебе оно?.. Казалось Всегда мне, что и в мире нету краше, А ты его бранишь…

Он (вставая грозно)

Оставь мечты. А то смотри, погибнем я и ты.

Уходит.

Она (растерянно)

О, как сердит он нынче… неспроста. Должно быть, голова его пуста…

««Обыкновенная» сегодня в духе…»

«Обыкновенная» сегодня в духе: Она сидит и думает о мухе. (О чем и думать? – Но таков закон: Когда у ней нет в мысли Рогачева — Все остальное вовсе нездорово.) Кто ж будет тот, кто назовется: «он»? Сии строки, предполагавшиеся, пропущены недаром. Хотя они и не были сочинены, но были нецензурны. Censor scepticus.

«Прикорнувши под горою…»

Прикорнувши под горою, Мистик молит о любви, Но влеченье половое Скептик чувствует в крови. Как тут быть? Деревня близко, А усадьба далека. Грязью здешней одалиски Не смутишь ты дурака. Мистик в поле (экий дурень!) Стосковался и заснул. Скептик, ловок и мишурен (!), В деревеньку заглянул. Видит он – на сеновале Дева юная храпит, На узорном одеяле, Распластавшися, лежит.