Серебряный змей в корнях сосны

– Хироко-сама, вас тоже беспокоят недомогания?

– Да, – ответила она. – Будто тяжесть на плечах, все время хочется прилечь, отдохнуть. И кошмары снятся…

Хизаши пристально посмотрел на комок волос, и тот сильно задрожал. Потом протянул руку и щелкнул пальцами – и этого хватило, чтобы ёкай отвалился и с писком бросился наутек. Хироко с удивлением расправила плечи и вздохнула.

– Что это такое? Это и есть искусство оммёдо?

Хизаши улыбнулся, занятый уже совсем другими мыслями.

– Возвращайтесь к себе, Хироко-сама, и набирайтесь сил.

Девушка что-то такое уловила в его голосе, отчего не рискнула больше произнести ни единого слова, лишь поклонилась и, шурша тканью, поспешила прочь. Круг света от ее фонарика отдалился, с шорохом открылась и закрылась сёдзи, и Хизаши остался один в темноте.

И вскоре без жалости наматывал на кулак прядь черных волос. Ёкай пищал и вырывался, но стоило поймать и удержать взгляд его круглых маленьких глазок, как тот затих и обвис в руке неопрятным слабо шевелящимся комком.

– Если ответишь честно, уйдешь живым.

Ёкай согласно пискнул, а потом торопливо заверещал, спеша вывалить все до того, как страшный экзорцист передумает. Уложился быстро, и Хизаши разомкнул хватку. Из переплетения волос показались маленькие по-обезьяньи кривые ножки с длинными сильными пальцами и стукнули об пол когтями. Блеснули круглые глаза, и ёкай исчез.

Хизаши поднял свой потухший фонарь и пошел обратно. Возле комнаты Морикавы остановился и прислушался. За тонкой стенкой горели свечи – учитель не спал, и, кажется, у него был гость. Хизаши не стал задерживаться тут, а вот возле двери Куматани невольно замедлил шаг. За ней тоже горел свет, и Хизаши приложил ладонь к тонкой перегородке.

Тепло.

Он и сам не понимал, почему не идет дальше, а потом створка сдвинулась, и Кента спросил:

– Хизаши-кун? Ты что-то хотел?

Из комнаты тянуло теплом от разогретых жаровень, а еще, быть может, от человеческого тела, внутри которого текла настоящая горячая кровь, не то, что у проклятого ёкая. И Хизаши вдруг понял, что потерял путь назад.

– Я… замерз.

На лице Кенты сначала отразилось недоумение, а потом – понимание. Он посторонился.

– Проходи. Стоило догадаться, что для тебя в замке слишком холодно.

Хизаши прошел мимо и вдохнул нагретый воздух с запахом бумаги. На низком столике горела свеча в подсвечнике и лежали заготовки для талисманов. Кента откинул волосы с лица, и на его ладони Хизаши заметил следы неаккуратности – свежие разводы туши. Темный росчерк остался на щеке.

– Располагайся, – Куматани неопределенно махнул рукой. – Арата предлагал помощь, но мне хотелось справиться самому.

Он смутился, когда Хизаши посмотрел на плоды его каллиграфических трудов. Среди белых полосок бумаги попадались и готовые талисманы, но писал их точно не Кента.

– Откуда это у тебя?

Хизаши опустился на татами возле столика и взял в руки офуда. По отдельности начертанные на нем иероглифы имели смысл, но вместе не собирались ни во что определенное. Кента тоже сел рядом и с интересом следил за реакцией Хизаши.

– Этот талисман не имеет смысла, – сказал он и бросил бесполезную бумажку на стол. – Кто тебе его дал?

– Я купил его у бродячего торговца.

– Зачем?! – ужаснулся Хизаши. – Он и одного медного мона [53] не стоит.

53

Мон – мелкая медная монетка, распространенная в Японии с середины XII века по 1870 год.

– Но написано красиво, – признался Кента, – я хотел повторить.

И тут до Хизаши дошло.

– Ты тренируешься писать талисманы, копируя чужие, даже если они бесполезны?

– Если честно, – скулы Кенты заалели, – я этого не знал.

Хизаши никогда особо не задавался вопросом, почему у него самого все получается настолько легко. Если кто-то из соучеников не мог чего-то сделать, то записывался им в идиоты и слабаки. Он и не думал, что Куматани приходится прикладывать столько усилий, чтобы овладеть умениями, в которых Хизаши не видел ничего сложного.

Он вздохнул и взял чистый лист.

– Какой именно талисман ты хочешь создать?

– Который бы отпугивал злые силы.

– Для Юрико-химэ?

Кента кивнул.

Хизаши покрутил в пальцах простую дешевую кисть и обмакнул в тушечницу.

– Сперва надо подобрать подходящие иероглифы и выставить в нужном порядке. Для защиты человека от мелкого зла и болезней лучше всего подойдут «ворота», «глаз», «запрет». Смотри, сначала так…

Он вывел столбик символов и взмахнул листком, чтобы подсушить. Потом зажал между указательным и средним пальцами и поднес к губам – далее шла активация. Нужно было поделиться своей ки, дабы обычная надпись стала магической.

– Готово!

Кента взял талисман и поднес ближе к свече.

– Красиво, – выдохнул он. – Неужели когда-нибудь у меня тоже так получится?

Хизаши молча сунул ему в руки кисть.

Он не понимал его желания помочь Юрико-химэ, тем более что одним старанием за ночь многому не научишься. Предполагалось, что будущие ученики приходят в школу оммёдо уже обученные всем необходимым навыкам. Они легко могут писать талисманы, владеть мечом, они начитаны, а многие знают базовые заклинания, которыми пользовались даже обычные люди. Хизаши тоже все это знал, ну, разве что кроме фехтования. Откуда? Вероятно, думал он, из-за его настоящей сущности. Змеи-оборотни нередко служили богам, были их вестниками и охраняли храмы. Хизаши таким не занимался точно, но в свою исключительность верил охотно.

Люди же в основном довольно несовершенные создания.

Он зевнул, подтверждая последнюю мысль. Пригревшись, он захотел спать, одним глазом наблюдая за старательно водящим кистью по бумаге Кентой. Уже наступила ночь, когда Хизаши засобирался к себе.

Куматани прервался и посмотрел ему в спину.

– Останешься?

Хизаши недоверчиво обернулся.

– Что?

– Я говорю, если хочешь, оставайся тут. В твоей комнате наверняка холодно, а у меня есть второй футон.

Хизаши следовало уйти, но он развернулся и прошел к стенному шкафу, достал футон и одеяло, разложил и лег. Отблески свечи дрожали на ширме с мифическим кирином на водопаде, и зверь будто бы подмигивал Хизаши. А может, просто насмехался. Куматани еще долго сидел за столом и шуршал бумагой. Он не сминал раз исписанные листки, а пробовал снова на обороте. В какой-то момент стало темно, тихо прошелестели шаги за спиной, и Кента улегся спать. Вскоре его дыхание замедлилось, стало ровным и глубоким.

Хизаши прислушивался до тех пор, пока сам не заснул. Кажется, это случилось очень быстро.

Проснулся он так же мгновенно, как недавно провалился в сон. Угли в жаровне еще тлели, тем более странно было видеть, как дыхание превращается в пар, а кожу стягивает от леденящего чувства страха. Хизаши широко открыл глаза и не сразу смог пошевелиться, нарушить зябкое оцепенение. Рядом заворочался Кента, простонал что-то сквозь сон и, вскрикнув, сел на футоне.

– Что это? – хрипло спросил он, и Хизаши покачал головой, тоже садясь на своем матрасе. Нечто приближалось к ним, распространяя вокруг сильную зловещую ауру. Кента поднялся и сделал шаг к двери. Хизаши едва успел потянуть его за локоть.