Серенада для Черного колдуна

– И пусть каждый, чьи руки запятнаны кровью невинных, сгорит на костре своей совести. Злодеям и жертвам да воздастся по заслугам. И пусть этот день навеки войдёт в историю Султаната, как день Справедливого суда.

По всей Дворцовой площади пылали факелы, я глохла от криков боли и проклятий, но продолжала петь, чувствуя, как сквозь меня протекают магические потоки чудовищной силы. Никогда ничего подобного не испытывала и, уверена, моего рeзерва не хватило бы и на сотую долю того, что я учинила на Дворцовой площади, а между тем слова складывались в пеcню и никто, никто, даже те, у кого был артефакт против ментального воздействия не мог ей противиться.

Я пела для визиря о том, чтобы он прекратил играть в игры и выполнял свои прямые обязанности, заботясь о государстве и его жителяx, я пела Уни-султан о том, что хватит жить в тени матери и оправдывать своё бездействие кровными узами, я пела о злых людях, о добрых, о несправедливости, о рабстве и о том, что сегодня в жертву Справедливости были принесены невинные люди. О том, что смерть заживо сожжённого эмира-ша-иля и десятка его верных людей не должна стать напрасной.

... Я плакала. ... Я задыхалась от дыма и запаха горящей плоти. ... Я глохла от воя собравшихся на площади людей. ... Я слепла от ненависти, лившейся на меня с балкона султана... И даже как-то не заметила, что всё закончилось. Вулкан потух, и лава покрылась слоем серого пыльного пепла. С чёрного неба на меня удивлённо смотрит жёлтый глаз луны, пахнет морем и сухими водорослями, и слышится плеск ленивых волн.

– Что происходит? – хрипнула я и вдруг задохнулась, захлебнулась в накатившей на меня панике.

– Ты забираешь меня из Султаната, - коротким смешком коснулся меня шёпот Тана, которому вторило ворчание Беса:

– А всё потому, что никто не слушает добрых советов. Я же сразу предлагал – по кумполу и на корабль, но тебе же всегда надо сделать по-своему! Упрямая, как вьючный васк. Напугала меня до седины.

– Сам ты васк... – беззлобно отмахнулась я и, вспомнив о серебрянных нитях в волосах мужа, нащупала ладонь Тана и крепко её стиснула. Мой. Не отпущу больше.

лаза постепенно привыкли к темноте,и я поняла, что мы не на пристани, как мне сразу показалось, а на палубе бриганы, которую Бес купил, пока я, пытаясь найти пути к спасению Тана, безумно металась по Каулу.

Как мы здесь оказались? Не помню.

Или помню?

Вот Танари помогает мне спуститься с эшафота, помню, как чьи-то руки подхватывают меня снизу, а слова всё летят и летят из моего горла, я хриплю и плачу, но остановиться не могу... Мы в окружении чёрных витязей идём по огненному коридору, за пределами которого лишь крики и плач... Бес ругается... Кто-то присягает в верности... Меня тошнит.

потом тишина.

– Синеглазка...

Моего лба коснулись сухие горячие губы,и снова захотелось реветь. Да что ж у меня сегодня глаза на мокром месте? Я за всю жизнь стoлько не плакала!

– Ну, не буду вам мешать, - проявил внезапную деликатность Беспалый и ушёл, оставив нас с мужем наедине.

– Мне столько надо тебе рассказать, Тан, - прошептала я, кривясь от боли в горле.
– Даже не знаю, с чего начать.

– Всё потом, – перебил он. – Сейчас мне достаточно знать, что ты меня любишь.

– Люблю, - легко и без смущения призналась я. – Очень. ты?

– Даже не сомневайся!

Меня прижали к груди, бережно, но так сильно, что я щекой могла ощущать, как мощно бьётся сердце моего Колдуна. Лучшая музыка в мире.

Я закрыла глаза и тихонько, страшась ответа, спросила:

– Тот камень... Он сильно тeбе навредил?

– Пока не знаю, - ответил Тан. – Магию внутри я чувствую, но слабо.

– Думаешь, она вернётся?

Насмешливо фыркнул, пытаясь сдержать рвущийся наружу смех. Я улыбнулась.

– Верю, что да. Теперь, когда ты по-настоящему со мной, я верю во всё... И, кажется, понимаю, что имел в виду дед, говоря, что без суженой рядом я даже не половина, я четверть челoвека, и даже близко не экин... И мне тоже надо о многом рассказать тебе, моя Синеглазка. Но давай не сейчас.

– Утром, - согласилась я, удобнее устраиваясь в объятиях любимого.

Мы и в самом деле откровенно поговорили.

Я рассказала Тану о Суаль и Нэo, а он о Дахир-най и чёрных мэсанах.

Я вспoминала о детстве и жизни за Грядой, а Танари смеясь, вещал о своих похождениях и жизни в Изначальном храме.

История знакомства с Эстэри, взамен на случай из казарменной жизни Колдуна.

А вот признаваться в том, чем я промышляла в Красногорье и позже, было по-настоящему стыдно. Так что историю изобретения "стоп-вора" я рассказывала без охоты, краснея и отводя глаз. А Тан смеялся. Хвалил меня, обзывая аферисткой. И целовал, головокружительно и сладко, обещая пустить мою кипучую энергию в нужное русло...

Но всё это было потом, а пока мы лежали на остро пахнущих морилкой досках, слушали море, смотрели на звёзды и просто тихо радовались тому, что мы вдвоём, отложив решение всех проблем на утро.

Утро...

Первое утро нашей счастливой семейной жизни началось с печальных новостей. Гудрун не дождалась нашего возвращения и спустилась с бриганы на пристань, чтобы узнать последние новости с Дворцовой площади, а когда местные сплетницы ей долoжили, что костёр Чёрного Колдуна пылает синим пламенем, её сердце не выдержало.

Иу взял на себя смелость скрыть от Тана эту новость, на свой страх и риск решив дать Колдуну емного отдохнуть от потрясений, но долго скрывать правду не получилось бы. Гудрун мы похоронили ночью того же дня, недалеко от одного из островов Сайдеры, на котором несколькими чacами ранее мы высадили Гису.

Танари искренне хотел, чтобы оправившийся от болезни парень отправился с нами, но тот лишь качал головой.

– Я лучше останусь здесь, под началом стражмистра Морая, стану его учеником... И обязательно приеду к вам в гости, эмир, если позовёте, – улыбался он, прощаясь с нами на пристани островка.

– Я больше не эмир, бестолочь. И знал бы ты, как я рад! Мне всегда казалось, что я занимаю не своё место…

А потом мы расцеловались и взошли на борт бриганы, которую Тан, не спросив моего позволения, если кого-то это интересует, назвал «Серенада для Колдуна», и уплыли далеко-далеко за океан, где никто никогда не слышал o Чёрном Колдуне по прозвищу Палач, о султане кио, да и о самом Султанате имели весьма смутное представление.

ЭПИЛГ