Серенада для Черного колдуна

Однако я к нему ходил не за тем, чтобы послушать байки об иных мирах да былых временах. И конечно не ради последних сплетен – поставщиков этого добра мне и без болтливого смотрителя хватало. Всё дело в том, что полуслепой старик Оенико по прозвищу Кривой обладал изумительным зрением – он видел ауры людей. И кроме того изумлял просто потрясающей памятью. Он, без исключения, помнил всех, с кем хоть раз встречался или разговаривал.

Любой другой эмир на моём месте (впрочем, когда я познакомился с Кривым, эмиром я еще не был) согласно закону о магоодарённых, сдал бы старика с потрохами в соответствующие органы, но на моём месте был именно я, и меня Оенико более чем устраивал в роли смотрителя причалов в северном исаде города.

По хорошему, мне нуно было навестить его ещё тогда, когда стало понятно, что Синеглазка в Султанат прибыла из Лэнара, но я, как последний дурак, надеялся на полностью добровольную – а не добровольно-принудительную! – откровеннoсть со стороны собственной жены. Да меня уже чуть ли не тошнило от собственной правильности! Я ведь даже не сказал, что знаю её имя, хотел услышать его от трезвой Синеглазки, а она не спешила удовлетворять мои желания,и вообще, делиться тайнами своего прошлого не торопилась.

Приходилось по крупицам собирать информацию, но целая картина произошедшего так и не сложилась в моей голове. Да и не из чего её было складывать! В чём я был уверен? В том, что она точно была в ту ночь в доме кеиичи Нахо. В том, что украла тетрадь с его записями, которую мне чуть позже торжественно и подбросила. В тoм, что здесь как-то замешан пацан, с которым я видел Синеглазку возле изначального Храма. Кстати, мальчишку мои люди так и не нашли, не иначе как моя супруга лично его прятаться учила.

И вот из всего этого я должен был сделать какие-то выводы. Какие, во имя Великого Океана?!

– Это не моя тайна, и я не стану с тобой говорить о кеиичи Нахо, - упрямо заявила Синеглазка, отказываясь взглянуть на ситуацию моими глазами, а затем категорично добавила:

– И нет у меня никаких врагов.

И уточнила после короткой паузы:

– В Кауле.

– А не в Кауле? – встрепенулся я и грязно выругался (в мыслях), когда Синеглазка неожиданно выдала:

– Я может быть смогу тебе рассказать обо всём после Представления. Может быть. Пока я не уверена.

– А оно-то тут каким боком? У тебя во дворце что ли враги? Мне оттуда ожидать удара?

– Не надо ничего ожидать, Тан, - вздохнула она.
– У меня нет врагов.

– Синеглазка!

на поднялась из-за стола, глянула на меня искоса.

– Можно я спать пойду? Я устала.

Хорошенькая и хмурая. Зацеловать бы её так, чтобы и думать забыла о глупостях вроде временности нашего брака и прочей ерунде. И самое смешное, я знал, что у меня получится, уж больно свежи воспоминания о том, какой отзывчивой и сладкой была Синеглазка всего каких то полтора часа назад...

– И еще мне надо подумать о том, что случилось.

Тон фразы не позволил бы и самому наивному в мире человеку помечтать, что думать она станет о моих поцелуях, поэтому я лишь мысленно ухмыльнулся и пожал плечом.

– Если что-то надумаешь, скажешь мне?

– Вполне возможно.
– Спрятала взгляд за пушистыми ресницами.

– Доброй ночи, Тан. Утром... увидимся?

– ты хочешь меня видеть?

Синеглазка склонила голову к левому плечу, словно задумалась,точно ли она этого хочет.

– Пожалуй, да. Если, конечно, это не противоречит твоим планам и ты не собираешься исчезнуть еще на седмицу.

– Не собираюсь, - улыбнувшись, заверил я. – Попрошу накрыть нам завтрак в беседке в саду. В это время года там невероятно красиво, если, конечно, ты любишь живые юсари*.

– Люблю, – кивнула она.
– Хотя видела их лишь раз, в детстве, на ярмарке.

– Тогда увидимся утром, Синеглазка. И не спи долго. Юсари разговаривают лишь в утренней прохладе.

– Я помню.

Она ушла к себе, а я торопливо закончил божественный ужин, потерпел поражение в битве с бессонницей и принял важное решение не ждать, пока спелый плод сам свалится в руки. Настоящие садовники борются с вредителями, подкармливают и поливают деревья в своём саду. «Возьму их действия за образец», - постановил я и направился на пристань, в гости к старику Оенико.

Выйдя из города, я пересёк узкую полоску пустыря, что отделяла крепостную стену от рыбацкой слободы и уверенно зашагал по тропинке, ведущей к домику Кривого. Идти было недалеко, до крайего пирса, за которым не было уже ничего, кроме бесконечно долгого песчанoго пляжа, дюн, да мёртвого леса.

– Нешто ты сегодня ни свет ни заря, – окликнул меня Оенико, стоило мне приблизиться к его забору. Говорил же, зрение у этого oдноглазого шельмеца было тем еще чудом, букв на записке прочитать он не мог, зато за половину уля мог по ауре узнать человека.
– Чай, приспичило?

Он стоял у открытого окна и смотрел на меня, подозрительно сощурив глаза.

– Приспичило.

Я скрипнул недовольной калиткой и пересёк покрытый низенькой травкой дворик, остановившись у крыльца.

– Впустишь в дом или на улице поговорим?

Внутрь своей обители Оенико впускал меня редко, уж и не знаю почему, а сегодня окинул меня долгим взглядом, довольно хрюкнул и благосклонно разрешил:

– Заходи.

Согнувшись, вошёл в тёмные сени и едва не грохнулся, споткнувшись о здоровенный котёл.

– Осторожней там! – запоздало предупредил меня старик, а я, проклиная себя за недогадливость активировал фонарик на кольце.
– Я там завтрак для животины своей приготовил. Не спотыкнись и не расплескай.

– Постар-раюсь, – рыкнул в ответ и носком cапога суетливо затёр мокрое пятно на полу. И уже после этого вошёл в светлую кухню, в которой уютно пахло печным теплом и пирогами. – Утро доброе, Оенико. Не отвлекаю от дел?

– Отвлекаешь. Нo я переживу.
– И снова посмотрел на меня благожелательно и, я бы даже сказал, любовно. – Проходи, что стал в дверях? Да не туда! Куда ты прёшься? У меня там клетка. Не видишь разве?

Я опустил взгляд и только сейчас заметил, что едва не наступил на небольшoй ящичек, в котором кто-то злой и явно хищный отчаянно проклинал свою незавидную судьбу.