Серенада для Черного колдуна

– Действительно, клетка, – смущённо пробормотал я. – Кто там у тебя?

– Брок, – ответил Оенико. – Хозяева попросили изловить. ни, видишь ли, уезжать собрались, надолго. Может, навсегда даже, а он, бродяга, шляется неведомо где…

Подняв с пола клетку, я поставил её на стол и заглянул внутрь и едва не отшатнулся в ужасе, когда на меня злобно сверкнули чёрными бусинами яростных глаз и клацнули жёлтыми длиннющими резцами.

– Ого какой! – восхитился я, опускаясь на скамью. – Дикий.

– Зверь, – согласился енико. – Так зачем пришёл-то, Танари? Чай, дело важное, если ты до рассвета вскочил, чтоб кривого старика навестить.

– Государственной важности, - я ещё раз покосился на злобного брока и вздохнул.
– И даже еще важнее.
– Старик же повернулся ко мне в профиль, чтобы лучше слышать и не упустить ни единого моего слова. – Женщину одну я ищу. Точнее девушку. Молоденькую. А если ещё точнее,то информацию о ней и о её близких… Вот ты мою ауру видишь?

Кивок.

– в чём её принципиальное отличие от прочих жителей Каула, можешь сказать?

– Могу, коли ты по-человечески вопрос задашь. Я тебе кто? Смотритель в исаде, али министр в исинге?
– И затрясся весь в приступе сухого смеха, донельзя довольный своим кособоким каламбуром.
– Тебе чего надо-то? Экина что ли ищешь ещё одного?

– Я не говорил тебе, что я экин, - набычился я.

– то у меня глаз нет и сам я не вижу! – всплеснул руками старик. – От тебя жена что ли сбежала? Ну,так бы сразу и сказал… А то развительные отличия ему подавай! А где их взять?

Скрипнув зубами, я мысленно досчитал до пяти и обратно. И ещё раз до пяти, а потом процедил:

– Не сбежала. Дома она. А про жену тоже по ауре понял.

– А то.

– И?

– Хорошая она у тебя. Тёплая, ласковая. Жена, не аура… И брат у неё хороший, и дядька, и даже болтушка их, сестра сводная, девка-огонь, но добрая… – Зажмурился, усмехаясь своим воспоминаниям.
– Они кораблик свой у меня на пристани держат. «Песня ветрa» называется. Чистенький, солнечный… Сразу видать, что в чёрныx делах не замешан… А куда, говоришь, вы отчаливать собрались? Тебе кио вольную что ли дал? Что деется, что деется… А я тут сиу, карфу на продаж развожу и ничегошеньки о том, чем горoд нонче живёт не знаю...

Уезжать, стало быть… Я с совершенно другими эмоциями посмотрел на клетку, в котором гнусно ругался свободолюбивый брок. Ладно…

– что ты там про брата с дядькой? Что за они? Где живут?

Ну, я тебе устрою, Синеглазка! Так устрою, что раз и на всю жизнь расхочешь от мужа не пойми куда уезжать!

– Где живут, не скажу. Не знаю.

Оеникo, кряхтя и кляня собственную cтарость, поднялся из-за стола и, подойдя к знававшему лучшие времена буфету, достал из-за матового стекла щербатую фарфоровую сахарницу.

– Я же по гостям не хожу. ости ко мне всё чаще сами с визитом являются. Иной раз среди ночи притащится какой, и не знаешь, что с ним делать, к морскому демону послать, али спать уложить.

Я благоразумно промолчал, сделав вид, что не понял прозрачного, как слеза младенца, намёка.

– Или вот давеча Лио приходил, это дядьку твоей благоверной так кличут, коли не знал. Лио по прозвищу Бес, Беспалый. Пальцев у него на левой руке тока два.
– Оенико показал мне вилку из указательного и безымянного и с печальным видом опрокинул сахарницу вверх дном, высыпая на дощатый стол небольшую горку медных и серебряных монет.

– Читай, инвалид, а воды мне наносил родниковой целую бадью, да плот обкосил, чтоб снизу не загнивал. Хороший мужик, ничего не скажу. И платит всегда в час.

– Витяза в помощники не дам, – уловил намёк старика я, вспоминая, сколько этот прощелыга из меня уже вытянул. – Не хочу лишнее внимание привлекать. Сам понимаешь. Да и если косить-пахать на твоём подворье стану, как думаешь, скоро ли слухи о том, чем Палач на досуге занимается, по Каулу разлетятся? Но если тебе пацан какой в подручные нужен, найми, я заплачу, сколько надо.

Оенико покашлял, безуспешно пытаясь изобразить смущение.

– Ну, если ты сам предложил, грех отказываться… Яо в месяц, думаю, должно хватить.

– Яо? А что так скромно? У меня витязи почти столько же получают. Так то ж витязи, элитный отряд, а тут речь о персональном мальчике на побегушках идёт… Уверен, что одного яо в месяц хватит?

– Не хочешь, не давай, - зыркнул здоровым глазом Оенико и споро покидал в сахарницу свой небогатый скарб.

Я молча выругался и вынул из кармана кошель.

– Вот.
– Отсчитал десяток увесистых монет и сложил их стопочкой посреди стола.
– И если ты и в этот раз не наймёшь себе в помощники какого-нибудь пацана, больше не дам ни чешуи. Весенней бурей клянусь.

Подождал, пока старик спрячет всё награбл… честно заработанное обратно в буфет,и уже после этого напомнил об изначальной цели своего визита.

– Ну, а теперь, когда вопрос добровольной финансовой помощи закрыт по всем фронтам, могу я услышать чтo-то полезное о так называемой родне своей жены?

Хитрец Оенико стёр ладонью довольную усмешку, велел:

– Записывай. Росту, стало быть, невысокого. Чёрный, сиречь брунет, но тут вот, – провёл пальцами по левому виску, - седые пряди. Хотя сам не cтарый,твоего веку, как по мне… Росту они c племянницей одного, а вот пацан их, Иу, маломерок. Явно, в другую породу…

– Про пацана не надо, - оборвал я.
– Этого я видел. Про сестрицу можешь что-то сказать?

– Сиськи у неё – мечта. Да и не только сиськи. Она сама вся такая ладненькая, кругленькая хохотушка. Ох, каб не мои годы, я б эту Мэки к забору б с визгом прижал, да помацал бы за мягкое да за тёплое.

– Что?
– не веря своим ушам, переспросил я.

– Помацал бы, - с удовольствием повторил Оенико.

– Кого помацал?
– начал терять терпение я. – Как её зовут, хохотушку эту круглую? Мэки?

– Ну.

– Совсем страх потеряли, – пробормотал я, поражаясь наглости Синеглазки. И как это она ко мне в дом только горничную притащила, а не всю свою разношёрстную родню?

– Кто?

Хлопнув себя по коленям, я с решительным видом поднялся на ноги и сообщил:

– Неважно, кто. Брока я забираю с собой.

– Так ить… – Оенико смущённо поскрёб небритую щёку и замялся, поглядывая на питомца моей Синеглазки.

– Что ещё? – начиная раздражаться, спросил я.