Сергей Павлович Королев
Шрифт:
Рукопожатие у него крепкое. Когда здоровался с ним, почувствовал цепкость его взгляда. На секунду лишь ощутил его, но понял, что он изучает каждого из нас, хочет как бы в душу заглянуть, узнать, какие мы…
О всех встречах не расскажу: их было много. И в Москве, и в Сочи, и на Байконуре, в конструкторском бюро, дома у него, у нас в Звездном… Мне он был как отец. Говорил, что обязательно надо учиться, закончить академию. Продумал интересную тему дипломного проекта. Учил, как надо жить.
«Мне рано пришлось повзрослеть, — сказал в задумчивости однажды, — много испытать, пережить.
Хорошо помню его глаза, когда прощался с ним на стартовой площадке утром 12 апреля. Они не блестели, были усталыми, но тягостной неуверенности я не ощутил. Наоборот, понял: полечу, все пойдет хорошо, и это снимет с него тяжелый груз.
Когда вернулся, глаза у него были совсем иными, снова полны огня, энергии, задора. А голос остался прежним: ровным, спокойным, только чуточку сиплым. «Рассказывай, — говорит. — По порядку, не торопясь, ничего не пропуская и не упуская». И столько вопросов задал.
В один из зимних дней 1965-го, незадолго до своего дня рождения, Сергей Павлович приехал в Звездный городок. Мы встретили его у проходной. Он был с Ниной Ивановной. Выглядел обычно: сосредоточен, собран, ничто не ускользало от его острых глаз.
— Заглянул посмотреть, как у вас идут дела, — сказал с улыбкой и добавил: — Или в воскресенье все отдыхают и никаких дел нет?
— Отдыхают не все, в тренажерном зале с самого утра идет тренировка, — объяснил я и предложил пройти туда, а Нину Ивановну передал на попечение своей жены Валентины.
За пультом находился инструктор Александр Воронин. Королев остановился за спиной инструктора и стал наблюдать за приборами.
— Кто в корабле? — спросил Сергей Павлович.
— Владимир Комаров, — доложил Воронин. — Отрабатывает ориентацию корабля для спуска.
— Хорошо. Занимайтесь, — сказал Королев.
Но Воронин продолжал стоять. Сергей Павлович взял его за плечи и усадил в кресло. Указывая на микрофон, произнес:
— Можно? Не нарушу? — И, получив положительный ответ, спокойно произнес: — Я «Двадцатый», как слышите?
В ответ — молчание. Все космонавты знали, что «Двадцатый» это позывной главного конструктора. Знал это и Володя Комаров, потому и растерялся. Видимо, раздумывал, откуда взялся Главный?..
— «Двадцатого» слышу отлично. Прием.
— Доброе утро. Как настроение, как работается?
— Доброе утро, Сергей Павлович! Настроение рабочее, а работа по настроению. Все идет строго по плану.
— Если строго по плану, это хорошо. Желаю успеха. До встречи.
— Спасибо.
Королев поблагодарил инструктора и пошел из зала. За ним потянулась вереница сопровождающих. Лицо его помрачнело. Он собирался сказать что-то резкое, но сдержался.
— Я приехал отдохнуть. Служебные вопросы решать не собираюсь. Не смею никого задерживать. Отдыхайте, товарищи, — уже спокойно произнес Сергей Павлович и подозвал меня. — Меня проводит Юрий Алексеевич, не беспокойтесь, у всех сегодня должен быть полноценный выходной, — улыбнулся на прощание.
Мы шли по заснеженной аллее Звездного городка.
Было тихо, и только высокие сосны о чем-то перешептывались, сбрасывая снежинки с мохнатых ветвей.— Красиво у вас, — мечтательно произнес Сергей Павлович. — И уезжать не хочется…
— А зачем уезжать, если выходной день? — заторопился я. — Пойдемте к нам обедать.
— За приглашение спасибо! Но в следующий раз, а сейчас пора.
Он посмотрел на часы:
— Да, пора!
— Так быстро? — не скрывая я своего разочарования.
— С трудом отпросился из больницы, отпустили под честное слово Нины Ивановны. К шестнадцати часам должен быть в палате. На днях предстоит небольшая операция…
Он смолк, и некоторое время мы шли молча.
— Завидую, друзья, вашей молодости, — начал совсем иным голосом. — Здоровью вашему завидую, энергии. Когда-то и я, как говорится, бога не гневил, а вот теперь по больницам, обследуюсь…
Сергей Павлович тяжело вздохнул и от этого вздоха мне стало не по себе.
— Нас, Сергей Павлович, почти каждый день обследуют, — попытался утешить его. — Уже привыкли за это время.
— У вас, Юра, другое дело… Молодые, здоровые, не пережили того…
— А как же день рождения? — попытался сменить тему.
— К сожалению, на этот раз в больнице. Там никто не знает, а я не говорю. Сделают операцию, а через недельку приглашаю вас с Валей к себе домой. Посидим, поболтаем. А пока, — Сергей Павлович резко повернулся ко мне, — ни ты не приезжай, и никого другого не присылайте. Я прошу тебя, Юра!
Прощаясь, он задержал мою руку в своей, бросил взгляд на верхушки сосен и пошел к машине. Открывая дверцу, оглянулся:
— Чуть не забыл. Передай Володе Комарову, что он молодец… Уважаю упорных людей…
Не думал я тогда, что та встреча будет последней.
Сергей Павлович лежал в больнице, а мы продолжали готовиться к очередному старту, часто бывали на «фирме» Королева. Совещания обычно проводил кто-либо из его заместителей. В тот день обсуждалась программа предстоящего полета. Споров было много, горячности тоже, в пылу обсуждения не заметили, как в комнату вошел сотрудник КБ. Он стоял у двери с потемневшим от горя лицом и трясущимися губами, не в состоянии вымолвить слово. Кто-то из выступающих, заметив его, замолчал на полуслове, второй повернул голову к двери, третий…
Наступила гнетущая, тягостная тишина, все молчали и ждали чего-то, не понимая, что случилось.
— Эс-Пэ! Эс-Пэ! Умер… У-мер… — заикаясь, еле выговаривая и глотая слезы, произнес вошедший. Он зарыдал и отвернулся к стене.
У всех перехватило дыхание. Услышанное не доходило до сознания, страшная весть парализовала всех, кто был на том совещании. Я почувствовал, как слезы потекли по моим щекам. Встал, сказал, что еду к нему, и помчался в Москву…
Я очень любил этого человека. И ко мне он относился с отеческой теплотой. По словам Нины Ивановны, он воспринимал меня как сына, часто обращался с житейскими просьбами. «Посоветуй, Юра, какой лучше купить магнитофон, и помоги выбрать», «Советую, Юра, почитай рассказы Набокова», «В театре Вахтангова готовится премьера, сходите с Валей обязательно»…