Sex под запретом

Задрав голову, опознаю пространство. Он бережно срывает поцелуй.

– Я бы по парку прогулялась, — скребу ноготочком Амина по груди и просительно вглядываюсь.

– Тогда идём тебя кормить и выгуливать. У кривого дуба беседка клёвая, на свежем воздухе поедим.

– Я же не собака, — возмущаюсь, хоть и ломанным голосом, первой частью его предложения. Вторая меня приводит в экстаз.

Кривой дуб — место с историей. Раньше парка не было, стоял непроходимый ленточный бор. Откуда там взялся огромный дуб, никто не знает, но если вкратце доносить городскую легенду, положив в дупло записку – получишь всё что хочешь. Условие одно, просьба должна идти от чистого влюблённого сердца. В целом бредни, я как прагматик в них не верю.

– Нет, но про поводок я задумываюсь, — неожиданно вставляет.

Эй! Я жду горячих признаний, а не упрёка, но я не готова затевать перепалку – понимаю сейчас.

– Это почему? – спрашиваю смиренно, что редко со мной случается.

– Потому что ты творишь всякую фигню, — вздыхает.

Немного обидно, но он прав. Оставляю при себе бубнёж, что до встречи с ним, фигню я не творила и ею не страдала, вела себя, как мышка тихо и грызла гранит науки.

На ощупь отыскиваю трусики, в самом начала успев зафиксировать их полёт и приземление. Переползаю через Амина, сажусь на край кровати и натягиваю предательски сваливающую с моей задницы детальку. От провокационного шлепка она также не спасает.

Оборачиваюсь, показывая нахально ухмыляющемуся Кострову язык.

– Вещи в сером пакете, — подсказывает, когда зависаю в думах, в каком из двух лежит спортивный костюм.

Мысли мои блокируются от тревожных вспышек. Меня мучит совесть, пока я не сброшу камень с души – покоя мне не видеть.

Амин съездил рано утром в торговый центр и купил мне одежду. Мелком заценив бирку, ставлю ему не только лайк, а благодарю, стоя на коленях. Мой любимый темно-бирюзовый цвет. Мой размер у костюма, облегчённого жилета на синтепоне. Достаю кроссовки и, мало того, что они известного бренда, так ещё и идеально садятся на стопу.

Назвав Амина мечтой, я не погорячилась.

Из контейнеров во втором пакете пахнет аппетитно. С термосом все ясно. Кофе или чай. Пустой желудок бурчит. Прикрываю один глаз, постеснявшись громкого звука, издаваемого моими внутренностями.

– Ты стащил еду у бедных животных из контактного зоопарка? – усмехаюсь.

Амин тянет с вешалки куртку. Кожа скрипит, а он растягивает уголки губ, играя бровями.

– Тебе капуста. Мне морковка, — с этими словами открывает дверь.

Свет. Яркий свет. Жмурюсь, будто житель подземелья, пробуривший дыру и получивший ожог роговицы.

– В моём возрасте от капусты, уже ничего не вырастет, — шутливо отбиваюсь от нелепицы про капусту и её чудодейственные свойства. Кому не дано иметь пышные сиськи, тем не дано.

Выскакиваю до того, как вздёрнутые ладони затащат меня обратно. Вибрирующий телефон сносит игривое выражение на лице Амин. Застопорившись в дверях, вытаскивает его из кармана, становясь пугающе серьёзным. Не забавно ошеломлённым, а мужественно-наряженным.

– Странно, зачем мне звонит Глеб, — рассуждает риторически, прикладывая телефон к уху, — Да….В смысле, мать в больнице…В какой?….Нет, статью не читал, сейчас гляну.

Отключившись, свайпит экран и вчитывается.

Господь всемогущий!

У него такое лицо, словно готовится кому-то позвоночник вырвать голыми руками. Сердце моё, конечно, сперва обливается кровью, а уж после замершим снегирём падает под ноги и там лежит бедолажное, без единого стука.

– Вот,блядь, урод! – Амин страшен в гневе.

– Кто? – протолкнув, торчащий поперёк горла, комок, ворошу мыском кроссовка сухую листву. Прячу побледневшую и виноватую моську. Я не страус. Песка нет. Тыкаться головой некуда, хоть и хочется.

– Борзый Фил. Я эту тварь по стенке размажу, — палит агрессивно, лишая меня сомнений, что именно так Амин и сделает.

Прогулка с пикником отменяется. Я не трус, но я боюсь до дрожи в коленях.

= 32 =

Дайте мне кто-нибудь выпить живой водицы или не стесняйтесь, нахлестать по щекам, чтобы я отмерла и перестала олицетворять, лупающую глазами, статую раскаяние.

– Солнышко, сорри, но мне придётся тебя кинуть, — Амин сгребает меня объятия, растирает лопатки, снимая окутавшую с ног до макушки немоту.

Кидай, можешь даже залепить пинка, чтобы я шмякнулась потерянным лицом в грязь. Ведь я, не побоюсь этого слова, самая настоящая мразь.

Его мама по моей вине попала в больницу. А если у неё случился инфаркт или инсульт. Сорок три года ещё не старость, но всё возможно. Должность у неё нервная.

Я мразь! Какая же я мразь!

– Не извиняйся, я понимаю…мама. В общем, едь и обо мне не думай, - стискиваю руками его футболку, забираюсь под куртку , перехватывая поперёк торса.

– Так не пойдёт. Я отвезу тебя домой, а ещё лучше дождись меня здесь, — Амин не специально, но заставляет меня чувствовать себя ещё хуже.

Открываю рот, закрываю. Нет, шокировать его в кубе может только монстр, а я лживая мразь. Если с его мамой всё печально, то я должна об этом знать.

Я обещаю до конца своих дней за ней ухаживать, стать личной сиделкой, ходилкой , водилкой, девочкой для битья. Да, кем угодно, лишь бы всё обошлось. Я даже согласна взять ответственность за махинации и сесть в тюрьму, пусть только не случится ничего страшного или непоправимого.

Тьфу, тьфу, тьфу!

На пробившем позвоночник страхе то молюсь, то опускаюсь до суеверия.

– Амин, возьми меня с собой в больницу. Узнаем, что с твоей мамой всё в порядке, — делаю на этом акцент, закрепляя и убеждая себя, всё, правда, в порядке, — Потом ты останешься, а я вызову такси…я тоже за неё волнуюсь, как за свою, — тараторю взахлёб, пока мы в обнимку берём курс к воротам.

– Ты уникальная, Лийка, — чмокает в висок, затем в макушку.

Поджимаю губы.

Я уникальная. Уникальная мразь. Господи, забери мои мозги и дай другие полегче. Эти пухнут и буквально взрываются.

– Я обычная, Амин, — корректирую свой психологический портрет до уровня норм.

Все мы люди не идеальны и имеем право ошибаться, на что моя, растущая в геометрической прогрессии совесть, громко рявкает: заткнись и не оправдывайся.

Пока мы едем в медицинский центр, к мрази присоединяется иуда, ободряюще улыбающийся боженьке – Амину.

Он забирает мою руку с колен, переплетает пальцы и водит губами по тылу ладони, потом кладёт их между кресел и держит так, всю дорогу.

Плакать хочется, аж веки щиплет, но если я зарыдаю, случится конкретный ахтунг. Начнутся расспросы, что же пробило меня на слезу, а потом моё сердце не выдержит и я, вместе с Нелли Артуровной, слягу в реанимацию.