Sex под запретом

О! Боже! Боже! Боже! Нет!

Она просто почувствовала себя нехорошо и решила провериться. Женщина следит за своим здоровьем, поэтому она так хорошо выглядит, что ей больше тридцати пяти не дашь.

Стройная фигура, ухоженные каштановые волосы, которые, не доведи господь, поседели от стресса, организованного Филом Борзым, бессовестно щёлкающим кадры своим дерьмовым фотоаппаратом.

Тебе было бы приятно, если бы вчера кто-то клацал вспышкой, когда Амин делал с тобой возмутительно приятные вещи?

Жар ударяет хлёсткой пощёчиной по всей коже, стоит вспомнить, а следом представить, что нас кто-то снимает.

То –то же!

До самой клубнички я не добралась, но кадры получились предельно откровенные, с упором на лица, но это же ничего не меняет. Их уже выложили в сеть и захейтили.

Сердце останавливается синхронно с заглохшим мотором. Давлю глаза на корпус платной клиники. Озябнув и не понимая почему, мы затормозили возле травматологии.

Час от часу ведёт к катастрофе.

Помимо всех предполагаемых диагнозов, новый становится финальным гвоздём к моей фотке на доске позора и стыда.

Я настолько боюсь давать ход своим мыслям, что на инстинкте, в поисках защиты от самой себя поворачиваюсь. Висну у Амина на шее, лбом прижимаясь к его плечу.

– Солнце, ну ты чего? Не хочешь идти, я не заставляю. В машине меня подожди.

Вот я, конечно, сраная истеричка.

Опять думаю только о себе. Мне страшно, да. Амин тоже переживает за мать, а она, может быть, лежит в коме, переломав себе кучу костей. Шла по лестнице на каблуках, читала новости, а потом пересчитала все ступеньки и получила черепно-мозговую травму.

Заберите для пересадки мои сердце, печень, лёгкие. Выкачайте всю кровь и отдайте ей. Где надо подписать согласие, я всё подпишу.

– Со мной всё нормально, но я впечатлительная. Больницы и..сам понимаешь, — отрежьте мне язык и выбросьте голодным собакам, чтобы никогда не врал.

Амин приподнимет за подбородок, чмокает по-быстрому в губы, посматривая с выразительным довольством.

– Няшка, — потягивается всем телом, а я не в силах себя от него оторвать.

Как же мне разрубить тугой узел, перетянувший мои внутренности. Мы выйдем из машины и больше с ним никогда не пересечёмся. Разве что в суде, где он посмотрит на меня волком, мечтающим перегрызть мою тоненькую глотку.

Может, ему сразу объявить, что и без помощи, захлёбываюсь внутри слезами и горечью?

Потихоньку снимаю с него непослушные руки, потому как он сам этого не делает. Ласково массирует затылок и принюхивается к волосам, но натянутая мускулатура показывает поторопиться и не разводить драму.

Перемещаюсь взглядом на лобовое стекло, вздрогнув и впав в стопор. Машина Глеба Лебедева стоит прямо перед нами. Он тот самый великий и могучий любовник Нелли Артуровны и он женат, но не на ней, а свою связь они не афишируют. Скажу поболее: Свои интрижки они тщательно скрывают. Своё состояние он сколотил на криминале, но это неподтвержденные фактами слухи, которым я склонна верить.

Нам с Амином категорически запрещено сближаться, но я каким-то чудом профукала все предзнаменования. Светка не зря вклинилась своими выдумками. Это был очевидный знак от вселенной, дать заднего ходу и не загонять себя в тупик.

Плохи мои дела. Так плохи, что выход у меня один. Повесить камень на шею и нырнуть в речку.

Лебедев нервно докуривает одну сигарету, сбрасывает окурок и тушит его носком лакированного ботинка. Достаёт вторую , двигая мощными челюстями, сминает пачку огромным кулаком, якобы это моя шея.

Амин выходит из машины, а следом за ним с видом страдальца, который не увидит больше света, выползаю я.

– Как она? – обменявшись крепким рукопожатием, Лебедев удостаивает меня коротким взглядом.

Костров не глядя, находит мою ладонь, тянет себе в карман, машинально перебирая и поглаживая пальцы. Мне легче и не легче. Перед глазами мотают карусели, а каждый вдох даётся с трудом.

– Амин, я не знаю, как тебе сказать. В это сложно поверить, — протянув ладонью по лицу, стирает каменное выражение, становясь простым смертным разбитым тревогой и волнением, - Неля она…Неля…

Голос Лебедева слышится тише и тише, как будто вертолёт поднимает его в небеса, грохоча лопастями, а я скатываюсь ниже к земле. В уютное темное безвременье.

= 33=

Не надо меня отсюда вытаскивать!

Резкий запах нашатыря обжигает нос, и всё. Укромного уголка, где я прячусь от всех проблем, больше нет. Я в первый раз, за всю свою жизнь, потеряла сознание, потому что моё сознание становится немезидой, вершащей своё правосудие.

Нет сознания – нет ужасных последствий.

И Нелли Артуровны Костровой, тоже больше с нами нет.

– Солнце, блядь, не пугай меня так больше, — голос Амина максимально нагружен тревогой. Разлепляю тяжёлые веки, пребывая в неведении, отчего он держит меня на руках и вглядывается так, словно моё самочувствие – самое серьёзное, что может его волновать, — Чё за реакция на больницы? С чем связано? – допытывается с пристрастием, но подметив каплю слез, повисшую на моих ресницах, цепляет её пальцем и сжимает меня почти с хрустом.

– Прости…

Это я убила твою мать – течёт с руслом мыслей, но не вслух. Мои глаза перестают внушать в них веру, видя её, стоящую возле спинки кровати.

Господи!

Она же, как живая. Бледная, но для своего возраста очень красивая и, Амин так на неё похож.

Ей бы жить, да жить, а не шататься неприкаянным призраком, преследуя своего убийцу.

Она ведь, будет меня преследовать до тех пор, пока я не сойду с ума.

Чувствую, как блаженная темнота подкрадывается к затылку, а глаза закатываются, чему я, кстати, рада безмерно и не сопротивляюсь.

– Стоять и не падать, — какой-то посторонний насмешливый голос, врезается в пока что функционирующий слух, а перед носом качается пузырёк, источающий едкий запах, не дающий впасть в небытие, и оставить неблагополучное житие мое.

– Лий? Солнце…солнышко, – Амин зовёт, похлопывая меня по щеке.

– Амин, положи девочку, ты ей своими обнимашками весь кислород пережал, — она разговаривает.

Нелли Артуровна разговаривает со своим сыном, но он её не слышит, зато прекрасно слышу я.