Шахматный порядок
Шрифт:
* * *
Следующий раз Альбус проснулся в половине десятого. Было пасмурно, и за окном виднелся угол грязно-серого неба. Быстро вскочив с постели, Ал быстро оделся и умылся, а затем побежал в столовую. На столе с накрытым одним прибором его ожидала записка от отца.
Дорогой Ал!
Я должен уехать в командировку примерно на неделю. Я попросил нашу родственницу присмотреть за тобой. Надеюсь, ты будешь молодцом.
Альбус вздохнул с удовольствием. Следующая сова прилетела от мисс Спринг: она писала, что сможет приехать только послезавтра утром. Ал, не веря своему счастью, отпил кофе. Два дня он взрослый. Два дня он делает, что хочет. Взрослые ведь всегда живут так, как нравится им и только им. Конечно, мать, будь она жива, сейчас бы прочитала ему мораль
Отложив записку, Альбус поднялся. Самое время посетить дом Блэков, раз уж он собирался туда сходить. Через камин туда, как он слышал от родителей, не добраться, значит придется аппарировать. Спустя мгновение Ал почувствовал, что все тело словно сжалось. Было, казалось, даже сложно вздохнуть… Неприятное ощущение, к счастью, пропало весьма быстро: Альбус мигом распахнул глаза. Он стоял как раз напротив старого дома Блэков, невидимого для маглов, зато хорошо видимого для него самого.
Дом Блэков абсолютно не изменился по прошествии времени. Кухня с грубыми каменными стенами казалась Альбусу весьма мрачной. Главным источником света был большой очаг в дальнем конце кухни. Наверняка в былые времена эта самая кухня могла поразить любого гостя роскошью — недаром Блэки слыли самым знатным и богатым из чистокровных родов — но сейчас, в целом, не представляла собой ничего особенного.
Дом Блэков жаль: всё состарилось, в пыли… лоск практически утерян… и никого из хозяев — Блэков практически: ни Вальбурги, ни Сириуса… Это было, вероятно, самое роскошное поместье из всех возможных: все же Блэки. И самое загадочное. Всегда чувствовалась некая атмосфера таинственности, даже Сириус, говорят, свой собственный дом далеко не весь знал. Кроме того, поместье Блэков процветало даже в сороковых годах.
Альбус пересёк комнату и подошёл к гобелену во всю ширину стены. Он, разумеется, потерял прежний шик — заметно выцвел и частично проеден несносными докси. Интересно, есть ли на нем та девушка, чей портрет он видел два года назад в заброшенной комнате? Направив свечу в полет, он начал осторожно изучать каждое изображение. Это было немного забавно — Блэки были изображены в странных шляпах вроде морских раковин, с зелеными подкладками наподобие мякоти грибов. Альбус вспомнил слова дяди Рона, что лжебелый гриб можно отличить от белого только нажав на его мякоть — она станет розовой, а не белой. Интересно, есть ли такое правило для подкладок шляп Блэков? «Грибы», — отчего-то фыркнул про себя Ал.
«Неужели они правда ходили в этих странных грибных шляпах?» — думал Альбус.
Ни в одной книге ему не доводилось видеть подобных шляп. Интересно, в какую эпоху был создан гобелен? Ал задумался. Возможно, это вовсе не были портреты с натуры, а нарисованные в одно время изображения. Да, видимо их нарисовали всех разом. Но все же, зачем эти странные шляпы?
Альбус остановился перед надписью «Беллатриса Блэк». Он много раз слышал это имя дома, как воплощение чего-то ужасного, но здесь на него смотрела с гобелена удивительно красивая девушка. В ней было что-то очень смелое и аскетичное. Альбус невольно залюбовался ей. «Врут, опять врут», — подумал он про родню. Впрочем, старинная шляпа с зеленой «мягкостью» придавала девушке вид чего-то очень странного. Не знай Альбус, когда она жила, он бы подумал, что веке в четырнадцатом.
Под именем Сириуса Блэка виднелось круглое обугленное отверстие в ткани, точно прожжённое сигаретой. Вероятно это было символом разрыва семейных связей, но за что? По какой причине? Альбус слышал от родителей, что Сириус Блэк, весьма близкий человек и крестный отец Гарри Поттера, в свое время заканчивал Гриффиндор, что привело к отвержению семьи слизеринцев. Мальчик хлопнул ресницами: у них, Поттеров — Уизли, в данный момент происходило точь в точь то же самое, только наоборот. Если от Блэка родственники отреклись за Гриффиндор, то от него — за Слизерин.
А вот стоп! Альбус остановился
возле портрета на гобелене. Несомненно, это была та голубоглазая девушка в античной тунике, что важно восседала на троне. Та самая, которая так поразила его пару лет назад. Здесь у нее был спокойный и чинный вид, хотя в прикрытых ресницах затаилось что-то… Альбус не мог подобрать это слово, но ему казалось будто в этих ресницах застыла нежность и насмешка. «Я люблю тебя, и ты это знаешь, но я невыносима!» — словно говорил ее взгляд.«Мисапиноа Блишвик (1826 — 1926)», — с интересом прочитал Ал.
Так вот когда жила та надменная красавица! Альбус еще раз внимательно посмотрел на ее портрет. Здесь она была такой же, как как на троне, но… В ней было что-то такое, что хотелось думать о ней постоянно. Альбус дернул головой и вдруг с изумлением обнаружил на ветвях гобелена точно такой же портрет.
«Лукреция Пруэтт (1926 — 1992)», — прочитал он.
Несколько мгновений Ал как вкопанный смотрел на такое чудо. Кто же из них был той девушкой в античной тунике и сандалиях: Мисапиноа или Лукреция? Они были похожи, словно близнецы, но все же были и различия. Мисапиноа казалась погруженной в себя; Лукреция дерзкой и твердой. И на обеих были те самые причудливые шляпы.
«Лукреция?» — думал Альбус, рассматривая ее портрет и с тайным наслаждением вспоминая ее воздушный торжествующий облик в кресле.
Хотя… Альбус внимательно перечитал фамилию. Лукреция Пруэтт. Пруэтт… Но ведь его бабушка Молли была Молли Пруэтт! «Уж не влюбился ли я в свою прабабушку?» — ехидно спросил себя Альбус. Нет… Пожалуй, нет…
Он улыбнулся и пошел прочь от гобелена, все еще оборачиваясь на него. Он снова видел перед глазами ту богатую, самоуверенную девушку с колдографии. На душе вдруг стало легко. Ал представил, что идет рядом с ней по коридору и она, счастливая, озирается по сторонам.
«Идем… Нас ждут…» — мысленно прошептал ей Альбус, сжав ее руку. Она была очень нежной с длинными тонкими пальцами.
«Хорошо… Только я сейчас загляну…» — она бросила на него лукавый взгляд сияющих голубых глаз и открыла дверь.
«Но я не знал, извини…» — с легкой насмешкой прошептал мысленно Альбус.
«А ты должен знать, что мы подружимся!» — девушка в тунике окинула его капризным и властным взглядом, хотя в ее глазах было что-то такое, от чего хотелось улыбнуться.
Поднимаясь по лестнице, Альбус обнаружил две двери. На одной висела табличка с именем этого самого Сириуса. Комната была просторной и когда-то, должно быть, красивой. Большая кровать с резной деревянной спинкой в изголовье, высокое окно, задёрнутое длинными бархатными шторами, густо покрытая пылью люстра, из которой ещё торчали огарки с восковыми сосульками. Тонкая пленка пыли покрывала картины на стенах и доску в изголовье кровати.
Оглядываясь, Альбус едва не поразился нахальству Блэка. Ещё подростком этот человек наклеил здесь такое количество плакатов и картинок, что они почти полностью закрыли серебристо-серый шёлк, которым были обтянуты стены. Родителям подобное оформление явно не могло понравиться — здесь было несколько больших, потускневших, красных с золотом знамен Гриффиндора, подчеркивавших безразличие хозяина комнаты к родственникам — слизеринцам. Было много фотографий магловских мотоциклов и несколько плакатов, изображавших магловских девушек в купальниках.
Сириус Блэк словно старался подчеркнуть свой выбор назло родственникам, но зачем? Ясно, что Блэки никогда бы не одобрили его выбор, как и Поттеры выбор Альбуса. Стоило бы держаться в стороне, стараясь свести ущерб к минимуму, а не добавлять его. Магловская фотография контрастировала с магической — изображению четырёх учеников Хогвартса, стоявших перед камерой, держась за руки и смеясь.
Альбус вышел на площадку лестницы. На второй выходившей сюда двери виднелась табличка: «Не входить без ясно выраженного разрешения Регулуса Арктуруса Блэка». Мальчик нахмурился. Видимо, у Регулуса Блэка тоже были нелады с семьёй, раз никто не мог войти без просьбы. В конце концов, комната — твое личное пространство и ты вправе решать, хочешь ты на данный момент видеться с кем-либо или нет.