Шахматный порядок
Шрифт:
П: мистер Штирнер, начнём с самого необычного. Все говорят, что вы люто ненавидите США
. Это правда?
Ш: о каких США идет речь? Если речь идёт о старой, белой, религиозной Америки образца 1947 года, то она вызывает у меня симпатию. Если речь идёт о нынешней цветной Америке, где грязные цветные чувствуют себя хозяевами, а белые вынуждены им подчиняться, где вместо искусства насаждаются шоу сексуальных меньшинств, то она мне отвратительна.
П: боюсь, вас обвинят в расизме.
Ш: и пусть обвиняют. Любая культура начинается там, где начинается неравенство
. Где нет канона
и самоограничения, там нет культуры. П: вот, например, в Америке сейчас популярны шоу секс-меньшинств. Они говорят, что создают альтернативную нашей культуру. И она имеет право быть услышанной. Ш: наверное, тараканы и рыжие муравьи тоже полагают, что они имеют право поедать старый хозяйский хлеб. Но нормальные хозяева травят их, не обращая внимание на права и хотелки тараканов.
П: Значит, это правда, что вы зовёте мир назад?Ш: если раньше было лучше, то отчего бы позвать? Великая классическая культура создала великую цивилизацию. Вместе неё мы видим цветных вонючих (в прямом смысле слова) варваров.П: Но эта культура подавляла меньшинства.Ш: И правильно делала. Почему грязный бескультурный негр из Гарлема, по ногам которого ползают насекомые, должен чувствовать себя равным культуре Рафаэля и Ницше?П.: вам настолько безразличны обвинения?Ш.: абсолютно.П.: вы удивительный человек, на кого Вторая Мировая война не произвела воздействие. Общепринято, что она изменила нашу цивилизацию.
Ш.: мировые войны были и до неё — будут и после. И изменила наш мир не война, а приход к власти леваков в шестидесятые годы. Это был нормальный реванш бездарностей и ничтожеств. Я не могу петь оперную партию, но буду тренькать кое-как на гитаре и говорить, что это искусство. Я могу быть полной бездарностью, но публично снимать трусы и говорить, что это
либерализация. Культуры не будет, пока мы не вернём назад канон. П: чем же вас так раздражает новая Америка? Ш.: мне было бы безразлична, если бы этот монстр не лез к нам в Европу и не насаждал эти порядки у нас. П: то есть, негр виноват тем, что он негр? Ш.: это не совсем верная постановка вопроса. Я не видел негров, готовых принять нашу, на много более высокую, культуру. Вместо этого они старательно порист нашу культуру, из поколения в поколения. П.: догадываюсь, что рок-н-ролл и блюз
вы культурой не считаете? Ш. это варваризация культуры. Заметьте, и выходцы с Ближнего Востока не хотят принимать нашу культуру . Они строят у нас маленькие Тунисы и Марокко., П.: они говорят, что это наша плата за колониализм. Ш.: пусть взорвут все, что им построили европейцы, уйдут в тропические леса и живет там. П.: значит, вины вы не ощущаете? Ш.;‘ни в малейшей степени! П. Может, Они и хотят жить в тропических лесах? Ш.; если бы! Они создали Программу развития ООН и трясут с нас деньги и технологии. Ш.: более того, эта шваль оьнаглела до того, что в 1974 г. добилось принятия проекта Нового мирового экономического порядка. Пусть богатый Север вечно содержит бедный Юг. Я за немедленную ликвидацию иждивенчества.
П.: там начнётся голод. Ш. Это их проблемы. Пусть пашут по 15 часов в сутки, как наши предки П.: у них другой менталитет. — Неужели никто не догадался кинуть в Штирнера непрощаемым? — спросил Эрик. — Незаконно, конечно, но все же… против такого колосса… — Штирнер бы их блокировал взмахом руки, — ответила дежурно Клэр, поправив плечи синего платья. Альбус перевёрнул страницу, решив дочитать интервью.
П.: мистер Штирнер, вы предлагает снова лишить прав ненавистник вам расовые и сексуальных меньшинства а Америке? Провести их геноуид?
Ш.: наоборот, я предлагаю выделить новое государство и предоставить самих себе. Без помощи со стороны белой расы и здорового общества они мгновенно деградируют до животного состояния.
— Неужто у него вообще нет слабостей? — удивился Ал, посмотрев в окно на гравиевую дорожку.
— Ну почему же? — Пожала плечами Клэр. — Конечно есть и целых две.
— А какие? — спросил с интересом Эрик.
— Прежде всего, он сентиментален, как все немцы. «Психология народов Германской расы», как писал Лебон, — иронично улыбнулась Клэр. — И кроме того, Штирнер одержим идеей вернуть прошлое.
Ребята ни проронили ни слова. Однако в памяти Альбуса всплыла сцена, где подбежавшая Клэр бросила Штирнеру, что ему не удастся вернуть Австро-Венгрию. Клэр, кажется, что-то уловила, и улыбнулась ему.
— Все верно. Штирнер мечтал бы вернуть империю Габсбургов. В ее состав входили Австрия, Венгрия, Чехия, Словакия, юг Польши, западная Украина, Трансильвания и север Югославии. И все это под управлением немецкой династии и венгерских магнатов. Подозреваю, Штирнер возродить это государство.
— Интересный человек — Штирнер, — раздумчиво заметил Эрик. — Будто один человек сильнее всей истории.
— Это его мечта — повернуть ход истории в спять, — ласково улыбнулась Клэр
— Вы знаете, что после Войны с Гриндевальдом из Восточной Европы выселили двенадцать миллионов немцев? — спросила Клэр, заперев а ящик стола. — Штирнер хотел бы все вернуть назад.
— В две тысячи двадцать первом году? — изумился Ал.
— Как я вам уже говорила, Штирнер считает двадцатый век неправильным веком, — спокойно пояснила профессор рун.
— Эрик, вырвав у друга газету, стал ее листать. Алтбус улыбнулся краешками губ: слишком уж забавным было шуршание газеты.
— Обратите внимание, — синие глаза Клэр улыбнулись. — После Первой Мировой войны ни один политик открыто не призвал к войне, не гоаорил: «Я хочу войны!» даже Гитлер гоаорил, что вынужден защищаться. Первая мировая изменила отношение мира к войне: прозвать к ней и говорить о ней как о погоде в салоне стало нельзя. Штирнер хочет вернуть то отношение к войнам, сделать их снова нормой.
— Другой пример, — продолжала Клэр. — В девятнадцатом веке европейцы навязали Китаю и Сиаму неравноправные договоры. Принцип экстерриториальности.
— А что это такое? — Эрик беспомощно посмотрел на учительницу.
— Это значит, что англичанин к Китае бал неподсуден китайским законам. Если вы сейчас закурите на улице Китая, вас оштрафует полиция. В девятнадцатом веке, увидев у вас британский паспорт, их полиция отдала бы честь и отошла в сторону. Штирнер хотел бы это вернуть.
— И он сможет это сделать? — Альбус вспомнил, как Штирнер ловил рукой заклинания. Даже зелёный луч «Авады».