Шахматный порядок

— Привет. Альбус Северус Поттер.

— Очень приятно, — медленно кивнула гостья. — Файла Идс.

— На каком факультете учишься?

Не слизеринка, для гриффиндорцев не особо дерзкая и боевая, скорее Райвенкло или…

— Хаффлпафф, — с лёгкой улыбкой протянула Файла.

— А я в Слизерине, — сказал Альбус. — Ой, да не такие мы злые, как про нас говорят, — махнул он рукой, увидев испуг на лице Файлы. — Ну да, есть Скорпиус Малфой и его свита.

— А ты… Ты одобряешь его? — робко спросила Файла.

— Я? Одобряю что? — непонимающе посмотрел на нее Альбус.

— Просто уточняю, не одобряешь ли ты этого Малфоя, — пояснила Файла.

— А что именно одобряю или нет? — пожал плечами Альбус. — Ты уточни конкретно, я отвечу!

— Ну… Его высокомерие и расизм… — пояснила Файла. Сейчас она смотрела на мальчика, явно не понимая, как может он не осознавать столь казалось бы понятных вещей.

— А, ты про Роберта? Ну да, Малфой хамит, — согласился Альбус, с интерересом рассматривая девушку.

— А почему вы его не останавливаете? — мягко спросила Файла.

— А почему бы самому Роберту за себя не постоять? — снова удивился Альбус. — Ему что, все время нянька нужна?

— А если он не может? — тихо спросила Файла.

— Вообще-то, он учится на вашем факультете. Вы его и защищайте, — серьёзно сказал Альбус.

— А если кто-то слабее тебя? — спросила Файла.

— Кто конкретно? Прости, давай говорить конкретнее, — уточнил Альбус.

Файла шла рядом с Альбусом, осматриваясь по сторонам. Ее родители никогда не позволили бы себе такой сад: огромный, но запущенный. Много сорняков, газон не подстрижен, но на клумбах было много разнообразных цветов, незнакомых Файле, а рядом находился небольшой пруд, полный лягушек по словам Рокси. Абсолютно неухоженное место, но чувствовались здесь простота и свобода.

— А какие книги ты любишь читать?

— По магии, а что?

— Я недавно сказки читала, детство вспоминала.

Вода в заросшем пруду чуть шелохнулась, и зелёная ряска кое-где показала тёмные рваные просветы.

— А почему? — спросил с интересом Альбус.

— Люблю их. Там есть добро и зло, — сказала Файла. — А взрослые все любят усложнять.

— Все в мире относительно, — пожал плечами Ал. — Трава под ботинками была все еще влажной. — То, что для нас добро, вряд ли было таковым для какого-нибудь Саргона Аккадского или фараона Пиопи.

— Я все-таки не понимаю, как все в мире может быть относительно, — вздохнула Файла, посмотрев на зеленую гладь пруда.

— Просто, — ответил Альбус. — Возьми, например, арабские сказки «Тысяча и одна ночь». Кто их не знает, правда? В ведь их издал в тысяча восемьсот тридцать пятом году француз Франсуа Галлан. И как теперь показали исследования, многое присочинил и приврал. Например, сказок про Алладина и Али-Бабу там не было вообще, а сказка про Синдбада была переписана им до неузнаваемости.

— А это плохо? — вскинула брови Файла.

— Но и это ещё цветочки, — продолжал Альбус. — Теперь ученые доказали, что и арабский текст был списан с какой-то персидской рукописи, а тот, видимо, с индийской. Так что такое арабские сказки «Тысяча и одна ночь»? Ничто.

— Почему ничто? — Мягко спросила Файла. — Поучительные сказки, учащие добру… А какая разница, были они сначала арабскими или персидскими, я не понимаю.

— Так ведь фактура-то разная! — С жаром ответил Альбус. — Для начала, в оригинальном сборнике не было тысячи и одной сказки. Их там чуть меньше трёхсот. Строго говоря, «тысяча и один» — просто синоним выражения «очень много».

— Это по-твоему значимо? — спросила тихо Файла.

— А разве нет? — хмыкнул Альбус. — Мы вообще правильно понимаем смысл названия? Есть же разница: тысяча и одна сказка или просто выражение, означающее, что их было много!

— Но суть-то не меняется… — недоумевала Файла.

— Не меняется? Это ты так думаешь! — ехидно ответил Альбус. — Там даже зачин был другой! Никаких двух братьев-халифов не было и в помине! Там, — блеснули его глаза — некий индийский царь был таким красивым, что не уставал любоваться на себя в зеркало и спрашивать подданных, есть ли кто-то на свете прекраснее. Так длилось до тех пор, пока один старик не рассказал царю о прекрасном юноше, сыне купца из Хорасана. Царь подарками заманивает к себе юношу из Хорасана, но он в пути утратил свою красоту — ведь он перед самым отъездом обнаружил, что его молодая жена ему неверна.

— Это начало «Тысячи и одной ночи»? — спросила Файла.

— Представь себе! В Индии юноша стал свидетелем неверности царской наложницы и расцвёл снова от радости, что не он один так несчастен и глуп. После он открывает правду об изменнице и царю. Тот ее убивает. И вот только тогда появилась Шехерезада! Это вообще не про арабов, а про индийцев. Похоже, что про Делийский султанат!

— Но ведь суть сказки от этого не поменялась, — снова вздохнула Файла.

— Ну как сказать: не арабы, а индийцы, не два брата, а то ли султан, то ли раджа, не было жены джинна, и Шехерезада вообще индианка или персиянка. Есть разница?

«Олухи! — Подумал Альбус. — Факультет олухов!»

Зелёная тина пруда оставалась неподвижной. Файла с интересом посмотрела на мальчика. Альбус нахмурился. Она то ли умела читать мысли, то ли поймала в его голосе нотку раздражения.

— Ты опять говоришь о внешнем, Альбус Северус, — сказала она. — А я о сути. Пусть тот француз…

— Галлан, — добавил Альбус с еле заметной насмешкой.

— …добавил своё. Разве плохо, что они учат нас добру?

— Может и учат, только вот мы выдаём за культуру Арабского халифата десятого века воззрения француза времён Реставрации Бурбонов! — хмыкнул Альбус.

— И что? — не понимала Файла.

— Тогда что такое «Арабский халифат»? Каким он был на самом деле? — спросил Ал. «Хоть бы проплыла черепаха», — подумал он, глядя на пруд.

Файла задумалась и сказала:

— Идём, а то ждут?

Со стороны дома в самом деле раздался крик. Люси стояла на крыльце и отчаянно махала руками. «Неужели нельзя позвать нас палочкой?» — сокрушенно подумал Ал.

Альбус почувствовал сильный приступ головной боли, словно невидимый обруч сжал ему лоб.

— Подумай об этом логически, — коварно заговорил холодный голос. — Тебе не приходит в голову, что справедливость — это неравенство?

Альбус остановился как вкопанный. Боль усилилась, но он слушал голос, как заворожённый.

— Почему, собственно, уборщица в «Дырявом котле» должна быть равна профессору Хогвартса? Или почему такой маг, как Фламель, должен быть равен идиоту вроде Гойла? Тебе не приходит в голову, что это и есть несправедливо?

— Пожалуй… — прошептал Альбус. — Только сейчас он понял, что голос говорит с ним на змеином языке.