Шахматный порядок

— Уравнять всех — это и есть высшая несправедливость, — продолжал голос. — Что может быть несправедливее мира, где гений равен дураку, учёный — серости, развивающийся — кретину?

— Анжел как-то сказала, что необязательно, что в уборщицы идут именно из-за отсутствия мозгов. Раз уж в школьные годы «шушера», во взрослой жизни тоже особого чуда не произойдет.

— В том-то и дело, — продолжал голос. — Сверхчеловек — это тот, кто может трижды, четырежды невозможное. Его нельзя остановить ничем: он сокрушает умом и волей все на своём пути!

— Вчера ты читал про Арабский халифат, — продолжал голос. — Вспомни, с чего он начался: с племён Аравии! Но гениальные «праведные халифы», заключив союз с магами, за какие-то полвека сокрушили Персию и Византию, завоевали земли от Испании до Бухары. Они сделали трижды невозможное, ибо помнили: жизнь — это война, где побеждает сильнейший!

— Ну да… — прошептал Ал. Боль сильнее сдавила голову.

— Вот видишь? Так почему они, сделав трижды невозможное, должны были делить победу с какими-то неудачниками? — продолжал голос.

— Тётя Гермиона сказала бы, что должны… — неуверенно ответил Ал.

— Ещё бы! Это мечта всех неудачников и ничтожеств: принизить гения, — ответил голос. — Но они никогда не скажут тебе спасибо. Нет ничего страшнее и несправедливее царства обнаглевшей черни!

— Значит, ты должен сокрушить войной тех, у кого все есть от рождения, — продолжал голос. — Они слабы, изнежены и не способны к битве. Отбери у них силой, волей. Будь как сталь — тогда ты сверхчеловек, — продолжал голос.

Альбусу показалось, что вместо вида на сад перед ним пронесся черный вихрь дыма. Он оказался в странном пространстве, где из небытия возникла огромная фигура арабского странника из Средних Веков. Странник опирался на посох, низко поклонившись ему в пояс. Альбус не знал, что это, но затем снова почувствовал острую боль. Какой-то голос шептал ему, что это сам Ибн-Рустам, великий арабский тёмный маг, но Ал сейчас был мало способен что-то понимать. Он почувствовал облегчение только в момент, когда чья-то рука легла ему на плечо.

— Ал… — он почувствовал, что кто-то трясет его.

Боль тотчас прошла, словно ее никогда не было. В голове появилось удивительное ощущение легкости, словно невидимый стальной обруч наконец разжался. Перед ним, словно окутанная дымкой, стояла фигура тети Гермионы.

— Ал… Ты как-будто оцепенел… — Гермиона смотрела на племянника пристальным взглядом.

— Я? А… ну да… — неуверенно прошептал Альбус. Холодный голос в голове властно приказал ему не сметь рассказывать о видении, и Ал не мог его ослушаться.

— Ал… Пойми, это серьезно… — в голосе тети неожиданно послышались стальные ноты. — Расскажи мне, что произошло.

— Ммм… Ну я… — Альбус лихорадочно подбирал слова, старясь, чтобы они максимально походили на правду. — Я… Просто задумался, а потом да… что-то произошло.

— А что именно? — Гермиона снова окинула его взглядом. — Ал, ты можешь мне довериться!

— Я… — Альбус посмотрел на видневшуюся чуть поодаль заросшую ряску пруда. — Я сам точно не знаю. Просто не знаю, что было дальше…

— О чем именно… — Гермиона снова с недоверием взглянула на него.

— Понимаете… Я разговаривал с мисс Идс про арабские сказки «Тысяча и одна ночь». И мне почудилось, будто я попал в какой-то арабский город… — Альбус почувствовал себя увереннее. Это все-таки была полуправда, а она лучше откровенной лжи, ибо правдоподобна.

— Альбус… — к его ужасу Гермиона приложила ладонь к его лбу. — Холодный! — сказала она с таким видом, словно ожидала чего угодно, только не этого. — У тебя… У тебя ужасный упадок сил.

— Может… Потому что я плохо спал ночью? — спросил Альбус. — В суматохе из-за дня Рождения.

— Может быть… Но, мне кажется, что потеря сил была внезапной? — продолжала расспрос тетя.

— Да, наверное… — осторожно сказал Альбус.

— Съешь… Это поможет… —

Гермиона достала плитку шоколада и протянула ребенку. Альбус с недоверием взял кусочек. В воздухе пахло скорым дождем: повисшей над травой влагой, которая, словно легкая предосенняя мгла, заполняла сад мокрым туманом.

— Это были… дементоры? — Альбус неуверенно отломил кусочек.

— Не думаю, — нахмурилась миссис Уизли.

Мальчик неуверенно положил кусочек в рот. Тотчас он почувствовал некоторый прилив сил. Гермиона, прищурившись, посмотрела сначала на него, затем на траву.

— Альбус, постарайся вспомнить: что именно в арабском городе заставило тебя оцепенеть?

«Она мне не верит», — подумал с тревогой Альбус.

Это было… В девятом веке…— пробормотал Альбус.

— Почему ты так уверен, что именно в девятом? — насторожилась Гермиона.

— Потому что… Это был Багдадский халифат, а он был в девятом веке. До него был Дамасский, — ответил Ал.

«И тогда жил…» — пискнул в голове голос, но Ал поскорее прогнал его. Гермиона кивнула.

— Я не сомневаюсь в твоих познаниях Альбус, весьма глубоких для твоего возраста, — сказала она. — Но мне кажется будет лучше, если ты заинтересуешься чем-то более естественным для подростка.

— Альбус! Тетя Гермиона! — неожиданно раздался звонкий голос Рокси. — Идите к столу!

— Как, уже? Идем, идем… — заторопилась Гермиона. Со стороны сада одиноко подходила Файла, почему-то совсем не боявшаяся приближавшегося дождя.

Альбус с облегчением вздохнул. Дальше начнется праздник, и о происшествии все в суматохе забудут. Главное, не попадаться на глаза, а там… «А там можно будет сходить в «Горбин и Бэрк», — неожиданно решил для себя Ал.

* * *

Войдя в гостиную, где уже накрыли стол, Альбус отметил, что родственники отлично похлопотали с праздничным питанием. В центре стола уже стоял торт. Ал мимоходом слышал, что именинница назвала его «красивым и нежным»: бабушка Молли очень старалась сделать дочери приятное. Сам праздничный стол был разделен на две половины. На той, что для взрослых, стояли две бутылки — с огневиски и красным вином, а также аккуратно нарезанная колбаса и белая рыба. На другой — торт, яблочный сок и ваза со сладостями. Именинница села в центре, с левой стороны уселись Гарри и дети, с правой — дедушка Артур, бабушка Молли, дядя Рон, тетя Гермиона и Идсы. Стараясь не привлекать к себе внимания, Альбус осторожно прошмыгнул на свое место. Дядя Рон наградил его неприязненным взглядом, что, впрочем, было неудивительно: он демонстративно не разговаривал с племянником с момента его распределения в Слизерин.

— Война войной, — громко заметил Гарри. — Но несмотря на трудности, мы не должны опускать руки и забывать, из-за чего мы все сегодня здесь собрались. Джинни, крепкого здоровья тебе, успехов, исполнения желаний. Надеюсь, что… что каждый день будет приносить в нашу жизнь что-то светлое и приятное.

— Виват! — ехидно ответила Джинни. — Можно и чуть меньше патетики! — вздохнула она, взяв фужер.

— Ну уж как есть, — протянул Гарри.

— Вот бы ваша патетика в деле проявлялась, — хмыкнула Джинни.