Шахнаме. Том 1

[ПЛЕНЕНИЕ КАВУСА ЦАРЕМ ХАМАВЕРАНСКИМ]

Меж тем, венценосец, утративший дочь, Искал, уязвленный, как горю помочь. Семь суток прошло в размышленьях, и вот На утро восьмое он вестника шлет: «Коль шаху угодно, прошу я о том, Чтоб гостем почетным вошел он в мой дом. Безмерно возвысится Хамаверан, ¹³²⁴⁰ Коль будет он ликом царя осиян». Послание было коварства полно: Царь втайне обдумывал только одно — Как сбросить ярмо ненавистное с плеч: И дочь воротить, и владенья сберечь, Но дочь разгадала злой умысел тот: «О нет, не на пир венценосец зовет.— Сказала супругу — Ты в гости к нему Не езди, совету внемли моему. Не должно, чтоб пир он в войну обратил, ¹³²⁵⁰ Коварно тебя в западню захватил. Все это уловки, чтоб выкрасть меня. Смотри, берегись злополучного дня». Но царь не поверил речам Судабе, Не видел противников равных себе. К царю побежденной державы на зов Спешит он с толпою мужей-храбрецов. Пригоден для празднеств, обширен, богат Был город Шахе — расцветающий сад [383] . Там ждал он к себе властелина держав, ¹³²⁶⁰ Столицу для встречи роскошно убрав. Как только к Шахе подошел падишах, Весь город пред славным склонился во прах. К ногам властелина алмазы летят, Шафрана и амбры разлит аромат. Веселые песни со звоном струны, Как в шелке основа с утком, сплетены. Завидя гостей именитых вдали, К ним царь и вельможи навстречу пришли. До самого входа в престольный чертог ¹³²⁷⁰ Рассыпаны жемчуг и злато у ног. И шествуют гости, и с блюд золотых Дождь амбры и мускуса льется на них. Сверкающий трон во дворце водружен, И, весел, восходит владыка на трон. Семь дней он с бойцами вино распивал. Семь дней, расцветая душой, пировал. Правитель державы покорно пред ним Склонялся, как раб пред владыкой своим, И велено хамаверанским бойцам ¹³²⁸⁰ Служить поусердней иранским бойцам. В беспечности так проводя свои дни, Опасность и страх позабыли они. На утро восьмое — пора нападать (О том сговорилась заранее рать). И берберы, чтобы к соседям примкнуть, Как было условлено, двинулись в путь. Царь мстительный хамаверанской земли, Довольный, что берберы к сроку пришли, Знак подал, и гулко кимвал загудел. ¹³²⁹⁰ О мире и думать никто не хотел. Захвачены в плен венценосный Кавус, И пламенный Гив, и воинственный Тус, Зенге, и Гудерз, и отважный Горгин — Герои, крушители вражьих дружин. Сковали цепями мужей-храбрецов, Лишили величья, земель и венцов. Что муж прозорливый сказал бы о том? [384] Как сам ты рассудишь пытливым умом? Не должно надеяться нам на того, ¹³³⁰⁰ С кем кровное нас не связует родство — Хотя и по крови наш родич иной Нас может предать из корысти одной. И в счастье и в горе спеши испытать Того, кого другом хотел бы считать. Коль ниже величия он твоего, То зависть, быть может, снедает его. Увы, этот мир к вероломству влеком, Колеблем он каждым шальным ветерком. Схватив властелина иранской земли, ¹³³¹⁰ На горькую участь его обрекли. Там высилась грозная круча; из вод Восстав, подпирала она небосвод, Изедом из бездны до туч взнесена, Увенчана грозной твердыней она. В ту мрачную крепость был ввержен Кавус, С ним Гив, и Гудерз, и воинственный Тус. И прочие витязи так же, как шах, Томились в темнице, в тяжелых цепях. И тысяча их охраняла бойцов, ¹³³²⁰ Мечами разящих лихих удальцов. Царь ставку обрек разоренью, и сам Венцы и сокровища роздал бойцам. Рабыни пришли в покрывалах глухих, С собой паланкин золоченный у них; Пришли, чтоб царицу с собой унести, Державный шатер разгромить и смести. Узнала прислужниц своих Судабе И царский убор порвала на себе, В отчаяньи мускус кудрей стала рвать, ¹³³³⁰ Ланит своих розы ногтями терзать. Вскричала: «Достойные славы мужи Вовек не одобрят коварства и лжи. Схватили царя на пиру, не в бою, Где мог защитить он свободу свою! Гив храбрый, Гудерз именитый и Тус Внушили вам страх: заключили союз Вы с шахом, и что же! Забыли родство, Ловушкой вы сделали трон для него!» Прислужниц собаками обозвала, ¹³³⁴⁰ В печали кровавые слезы лила. «С супругом,—воскликнула,—не разлучусь, Хотя бы в могилу был ввергнут Кавус. Когда над владыкой свершится ваш суд, Пусть голову мне, неповинной, снесут!» Услышал об этом отец и, вскипев, В душе ощущая неистовый гнев, Послать ее в крепость к супругу велел, И кровью он плакал, и клял свой удел. Делила она заточенье царя, ¹³³⁵⁰ В дни горя ему утешенье даря.

383

Шахе — в контексте резиденция царей Хамаверана. С каким-либо реальным городом Йемена не сопоставляется.

384

Пленение Кавуса царем Йемена явно совпадает с его мазендеранским пленом. Можно предположить, что весь цикл о хамаверанской войне представляет собою более поздний (может быть, отразивший поход сасанидов на Йемен в 570 г.) вариант одного и того же, по существу, сказания.

[НАБЕГ АФРАСИАБА НА ИРАН]

Узнав, что в полон государь ее взят, Иранская рать устремилась назад. До суши на быстрых челнах добралась, Пустыней и степью затем понеслась. Как только Ирана достигла она, Печальную весть услыхала страна О том, что лишен кипариса цветник, — Пустует престол властелина владык. Владеть им охотников много нашлось, ¹³³⁶⁰ От замыслов алчных врагам не спалось. И Степь копьеносцев, и смежный Туран [385] Тотчас же раскинули воинский стан. И вождь Афрасьяб снова рвется к войне, Забыв о покое, и пище, и сне. Вся стоном стонала Ирана земля, И мирные в ад обратились поля. И первым сражаться идет Афрасьяб; На битву им вызван отважный араб. Три месяца в жарких боях протекло, ¹³³⁷⁰ Немало голов за венец полегло. Дружина арабов разбита была, Победы искавшая гибель нашла. И вражьи войска наводнили страну; Мужчины, и жены, и дети в плену. Так в бренной юдоли живет человек, Терзаемый алчностью, бьется весь век. Глядишь, не осталось ни блага, ни зла; Смерть-хищник добычу свою унесла. Весь мир потемнел у иранцев в глазах, ¹³³⁸⁰ Пылают сердца и ланиты в слезах. Направились многие в Забулистан Где жил сын Дестана, Ростем-великан. Просили: «Будь в горе опорой для нас! Ведь царственный свет Кей-Кавуса погас». Сказали иранцы: «Судьба наша зла, Неслыханно трудные ждут нас дела. Ужель опустеет Иран, и приют В нем львы да свирепые тигры найдут? Он краем отважных воителей был. ¹³³⁹⁰ Чертогом великих властителей был. Теперь он в пристанище бед обращен, И властвует там беспощадный дракон. Но должно нам путь к избавленью найти, Сердца от унынья и скорби спасти. Ты, ярой тигрицей вскормленный герой, Сегодня возглавь наш воинственный строй!» Иранцам внимая, кровавый ручей Муж доблестный пролил из скорбных очей. Сказал он в ответ: «Я и вся моя рать ¹³⁴⁰⁰ Готовы врагов истреблять, сокрушать. Лишь весть получу о Кавусе — в войну Вступлю, от туранцев очищу страну». И в разные страны послал он бойцов, И те свои рати прислали на зов. Из хиндской, кабульской, забульской земли На помощь герою дружины пришли. Литавры грохочут, гремит барабан, Бурлит и волнуется воинский стан. Отвагой в вожде загорелась душа, ¹³⁴¹⁰ Летит он, как буря, на битву спеша.

385

Смежный разумеется в отношении Ирана, а не Степи копьеносцев, тем более, что в контексте далее говорится явно о движении туранцев (торкан) и арабов (тазиан) на Иран с разных сторон и о «встречных боях» на территории Ирана.

[РОСТЕМ ШЛЕТ ПОСЛА К ЦАРЮ ХАМАВЕРАНА]

К царю Кей-Кавусу известье, меж тем, С гонцом расторопным отправил Ростем: «На ратников Хамаверана войной Иду я, огромное войско со мной. Ты сердце утешь и печаль позабудь: Я здесь, завершился мой длительный путь». И к хамаверанскому также царю Велит он воителю богатырю Помчаться с посланьем: в послании том — ¹³⁴²⁰ Оружья бряцанье, сражения гром. «Тобой в западню завлечен Кей-Кавус, Забыт и поруган священный союз. Коварство и ложь недостойны царей. Не шел ты стезей благородных мужей — Те в битве врагу не готовят засад, Как ни был бы дух у них гневом объят. Смотри, не чини властелину вреда — От пасти дракона спасешься тогда. Не то — повстречаемся скоро в бою, ¹³⁴³⁰ На шею наденешь ты петлю мою. Ты, верно, слыхал от своих воевод, Как в Мазендеран совершил я поход, Как Бида, Пулада в борьбе одолел, Для Дива какой уготовил удел». Домчался до Хамаверана гонец С письмом, что отправил великий боец. Вручил он послание богатыря, И мир потемнел пред глазами царя. Ответ был: «Кавусу царем уж не быть, ¹³⁴⁴⁰ На поле сраженья вовек не ступить. Попробуй и ты, натянув повода, С дружиною конной примчаться сюда. Коль хочется так же в оковы тебе — Темница и цепи готовы тебе. Навстречу тотчас приведу я стрелков: Таков наш закон и обычай таков». Лишь только посланец ответ услыхал, Назад он к искателю битв ускакал. Он молвил, ответ передав: «Одержим ¹³⁴⁵⁰ Безумец тот дьяволом, видно, самим. Ответ подобающий не был им дан: Гордыней его обуял Ахриман». Муж силы слоновьей, услышав ответ, Воителей знатных созвал на совет. И вот уже труб раздается призыв. Могучий, на буйного Рехша вскочив, К широкому морю повел свою рать: Им сушею долго пришлось бы скакать. Поплыли бойцы, на судах разместясь; ¹³⁴⁶⁰ И Хамаверана достигнув, тотчас Стал каждый воитель, схватившись за меч, Разить без пощады, и грабить, и жечь. Владыка державы услышал о той, Ростемом возглавленной рати большой, И видит: пора подниматься ему, Раздумывать, медлить теперь ни к чему. Вокруг, вся разграблена, разорена, Стенает, в крови утопает страна! Царь вышел с бойцами из города прочь, ¹³⁴⁷⁰ И день показался им темным, как ночь. Кимвалы гремят, трубный голос зовет; Затрясся, сказал бы ты, сам небосвод. Для боя, как должно построена рать; Стал витязя витязь на бой вызывать. «Мне,—крикнул Могучий,—на бой выходить, Мне путь ненавистным врагам преградить!» Надев на ходу боевую броню, На Рехша взлетел он, дал волю коню, И тяжкую палицу грозно занес. ¹³⁴⁸⁰ Отвагою сердце героя зажглось. Едва меченосцы успели взглянуть, На палицу, плечи, на мощную грудь — В них замерло сердце: от грозной беды Спасаясь, рассеялись вражьи ряды. И вот уже в Хамаверане войска, Их вспять обратила Ростема рука. Совета спросив у старейшин седых, Властитель призвал двух бойцов молодых И в Мыср и в Берберию, вихря быстрей, ¹³⁴⁹⁰ Велел им скакать, не жалея коней. Обоим гонцам он посланья вручил — Писал он, как будто кровь сердца точил: «Меж царствами нашими путь недалек, Всем разом шлет беды и радости рок. Когда бы прислали вы помощь свою, Ростема бы я не страшился в бою. Не то — будет каждого доля тяжка, Дотянется всюду несчастья рука». О грозном набеге Ростема узнав, ¹³⁵⁰⁰ В смятенье пришли властелины держав. И каждый владыка согласье дает, И вот уж две рати выходят в поход. Направился к Хамаверану их строй, Равнина, сказал бы ты, встала горой. За пылью луны в небесах не видать, От кряжа до кряжа — несметная рать. Про это Могучий узнал и тайком К Кавусу гонца отряжает с письмом: «Идти на меня сговорились войной ¹³⁵¹⁰ Трех стран властелины ордою одной. Не помня себя, побегут они вспять, Как только я двину могучую рать. Страшусь, роковою война б не была Для шаха: ведь созданы злые для зла. А мне берберийский не надобен трон, Коль будет владыка бедою сражен». Кавус отвечал: «Обо мне не жалей, Ведь мир не погибнет со смертью моей. ¹³⁵²⁰ С любовью вражда и с отравою мед В соседстве с тех пор, как вращается свод, К тому ж Вседержитель меня пощадит, От вражеской злобы меня оградит. Мчись бурно на пламенном Рехше своем, Укрась ему ухо стрелы острием. Не дай никому из соперников злых Открыто иль тайно остаться в живых». Вняв слову царя, не тревожась ничем, Навстречу противнику славный Ростем На Рехше горячем несется стрелой, ¹³⁵³⁰ И ждет, кто решится затеять с ним бой? Бестрепетно встав против вражьей орды, Могучий глазами обводит ряды. Он в бой громогласно зовет удальцов: Пусть выйдет один или много бойцов! Но тщетно он ждал, нетерпеньем томим: Схватиться никто не осмелился с ним. Уж солнце ушло за безбрежную ширь — Надвинулась ночь, и Ростем-богатырь, Отвагой прославленный в мире герой, ¹³⁵⁴⁰ К себе воротился в шатер боевой. Сон обнял усталого богатыря. Наутро, едва засияла заря, Поднялся Могучий, сразиться готов, Построил ряды закаленных бойцов.

[БОЙ РОСТЕМА С ТРЕМЯ ЦАРЯМИ И ОСВОБОЖДЕНИЕ КАВУСА]

Готовы дружины, с обеих сторон Пестреют полотнища бранных знамен. Могучий, на поле бойцов приведя, Увидел: три войска стоят, три вождя. Воскликнул Ростем, именитый герой: ¹³⁵⁵⁰ «Сегодня мы яростно ринемся в бой. Пригнитесь к мятущимся гривам коней, Железными копьями цельтесь верней. Будь сотня, иль сотни их тысяч — вперед! В числе превосходство врагов не спасет. Творец да поможет нам: с верой в сердцах Мы головы вражьи повергнем во прах». Слоны берберийцев — их сто шестьдесят — В бой рвутся, как Нил многошумный, кипят. До сотни их выставил Хамаверан, ¹³⁵⁶⁰ На версты раскинувший воинский стан. А третья — из Мысра огромная рать; Цвет неба — индиго, земли не видать. Стал будто железною глыбой весь свет, Иль в панцирь оделся Эльборза хребет. Над ратью иранской, лазорев и ал, Прославленный стяг кавеянский сиял. Земля под копытами изнемогла, От грохота рушилась в бездну скала. И крылья орла трепетали едва, ¹³⁵⁷⁰ И сердце в клочки разрывалось у льва. Там туча и та расплавлялась в пути; Подобное пекло кто мог бы снести? И справа и слева построив ряды, Иранцы встают против вражьей орды. Обоз прикрывая, на правом крыле Гигант Горазе возвышался в седле. На левом — рычал Зеваре, словно лев; Сжигал ему сердце неистовый гнев. В средине — внук Сама, боец-великан ¹³⁵⁸⁰ Ростем; на луке — сыромятный аркан. Ростем трубачам повелел заиграть, И двинулась с места иранская рать. Кровь брызнула в блеске мечей и секир, Как будто тюльпаны усеяли мир. Куда ни помчится сверкающий конь — Сказал бы, встает над землею огонь. Уж поле, где кровь проливает Ростем, — Не поле, река полноводная Зем [386] . С плеч головы в шлемах летят; там и тут ¹³⁵⁹⁰ Поверженных латников груды растут. Могучий, на Рехше летя все быстрей, Разить перестал низкородных мужей. Властителя Шама настиг великан, По ветру метнул сыромятный аркан И петлю на шею набросил врагу, Его пополам перегнув на бегу. С седла, как човганом подхваченный мяч, Он поднят Ростемом, несущимся вскачь. В полон подоспевшим Бехрамом он взят ¹³⁶⁰⁰ И с ним именитых мужей шестьдесят. Так много бойцов с двух сторон полегло, Что алое море в степи потекло. Горазом царь берберов был уведен, С ним витязей сорок попало в полон. Царь, правивший Хамавераном, глядел На поле, покрытое грудами тел, Увидел, как много сраженных мужей, И в путах в полон уведенных мужей, И как богатырь с булавой и щитом ¹³⁶¹⁰ Суд страшный свершает в побоище том, И понял он: час наступил роковой. К Ростему с повинной пришел головой Посол от царя, передавший обет, Что шаха Кавуса и витязей цвет Из Хамаверана доставят к нему, Пришлют и сокровищ немало к тому — Немало блестящих венцов, кушаков, Престолов, алмазов, рабынь и шатров. Простили властителей вражеских стран, ¹³⁶²⁰ И с места снимается воинский стан. В столице вельможи толпою пришли К властителю хамаверанской земли. Послал он тогда за владыкой держав, Все почести должные шаху воздав. И вышел из мрачной темницы Кавус, С ним Гив, и Гудерз, и воинственный Тус. Трех ратей оружье, казну трех царей, И ставки богатые богатырей, И множество прочих сокровищ страны ¹³⁶³⁰ Кавус отобрал для иранской казны. Окутать затем повелел властелин Румийской парчой золотой паланкин. Сидение — в яхонтах и в бирюзе, На пологе — жемчуг, подобный слезе. На легких столбах из алоя — навес, Алмазной игрой изукрашенный весь. Под тем паланкином скакун молодой Блистает своей золотою уздой. Царь молвил: «Под сенью шатра, Судабе, Плыть вдаль, словно ясному солнцу тебе». ¹³⁶⁴⁰ С собою повел он огромную рать, С ним в мире желавшую славу стяжать. Сто тысяч из Берберистана бойцов, Из Мысра и Хамаверана бойцов, А всех — триста тысяч он вел за собой, Все в латах, и кони — в броне боевой.

386

Река Зем — в тексте руд-е зам, священный (у мусульман) источник «Земзем» близ Мекки, посещавшийся иранцами, по-видимому, и в доисламское время.

[КАВУС ШЛЕТ ПОСЛАНИЕ КЕЙСЕРУ РУМА И АФРАСИАБУ]

К кейсеру от шаха помчался посол [387] Немало часов он в дороге провел. Привез он письмо: «Из румийской земли ¹³⁶⁵⁰ Умелых и смелых бойцов мне пришли — Готовых объехать весь мир на коне, Которые сердце бы тешили мне. Испытанных в битве воителей жду, В товарищи взявших булат и узду, Таких, чтобы всюду скакали за мной — В горах и безбрежною ширью степной». Меж тем к копьеносцам арабской земли Из Хамаверана письмо привезли О грозном Ростеме, отвагу свою ¹³⁶⁶⁰ Явившем с Берберией, с Мысром в бою. Послали они с молодым седоком, Искусным копейщиком, метким стрелком Посланье, какого достоин был шах, Где сказано в ясных и веских словах: «Покорно склоняемся мы пред царем [388] , Обычай, угодный ему, изберем. Лишь кергесаранцы отправились в путь, Решившись на шахский престол посягнуть, Нам сердце пронзили обида и гнев; ¹³⁶⁷⁰ К господству стремятся они, обнаглев. На трон твой позарился царь Афрасьяб. Но нет, поруганья не стерпит араб! Бойцы и защитники славной земли, Мы смело сражаться с захватчиком шли. Мы с длинными копьями двинулись в бой, Ему отравили мы сон и покой. Немало из нас и из них полегло. Судьба то дарила нам благо, то зло. Но вести до нас долетели, что трон ¹³⁶⁸⁰ Наследственный снова тобой обретён. От берберов к нам возвращайся! Опять Построимся мы в копьеносную рать, И кровопролитным оружьем своим Всю степь меж хребтами в Джейхун обратим». Посланец, коня огневого погнав, В страну берберийцев понёсся стремглав. Владыка Ирана посланье прочёл, Достойными благоволения счёл Арабских мужей боевые дела, ¹³⁶⁹⁰ И шлет он с письмом к Афрасьябу посла. «Оставь мой Иран, о господстве забудь! Ты гневом великим наполнил мне грудь. Довольствуйся краем туранским твоим, Зачем ты корыстью и злобой томим? Богатств не ищи сверх насущной нужды, Иначе лихой не избегнешь беды. Смирись, дабы зла на себя не навлечь. Подумай, как душу свою уберечь. Мне рок предназначил Ираном владеть, ¹³⁷⁰⁰ Всем миром, в наследье мне данным, владеть А тигр, как ни лют и отважен он сам, Не смеет приблизиться к львиным когтям». Поставив печать на послании том, Послал он его с расторопным гонцом. Кавуса письмо Афрасьяб прочитал, И вспыхнул, и в ярость великую впал. Он тут же ответ повелел написать: «Подобные речи лишь низким подстать. Когда ты своим называешь Иран, ¹³⁷¹⁰ Зачем занесло тебя в Хамаверан? В сраженьи победа одержана мной, Мой реет сверкающий стяг над страной. Отныне пределы иранской земли — Под властью моей. Слову правды внемли. По праву Иран — родовой мой дворец; Внук Тура я, чей Феридун был отец. К тому же рукой меченосною, знай, От рати арабской очистил я край. Горы острие срубит острый мой меч, ¹³⁷²⁰ Под силу орла ему с тучи совлечь!» Посланец, обратно помчавшись чуть свет, Кавусу отвез Афрасьяба ответ. Как только посланье Кавус прочитал, Он войско готовить к сражению стал. От берберов рать к аравийцам пришла, Которой не видно конца и числа. И царь Афрасьяб поднимает свой стан: Сказал бы, то грозно бурлит океан. Такую собрал из туранцев он рать, ¹³⁷³⁰ Что стало и в полдень ни зги не видать. Бойца не осталось в Туране во всем, Что не был в Иран бы отозван вождем. Рычат барабаны, литавры гремят; Земля — что железо, а воздух — агат. Средь свиста и лязга булатного встал Кровавый над полем сражения вал. Ростем, разъярясь, клич издав громовой, С размаха прорвал неприятельский строй. И дрогнула тут Афрасьяба орда, ¹³⁷⁴⁰ Померкла ее боевая звезда. Вождь, видя, что ужасом рать сражена, Стал злее огня, горячее вина. Вскричал он: «О львы мои, о храбрецы, Избранники, полные пыла бойцы! На то ведь растил я и пестовал вас, Чтоб страха не зная в решительный час, Помчались вы, недругу смертью грозя, Мечами врагов беспощадно разя. Их натиск отбейте, к спине став спиной, ¹³⁷⁵⁰ И свет для Кавуса померкнет дневной. Дружнее вздымайте секиру и меч, И вражьи срывайте вы головы с плеч! Систанца Ростема, того силача, Затмившего солнце сверканьем меча, Быть может, сумеете вы захватить, Могучему шею арканом скрутить, Тому, кто примчится, его полоня, Стащив его наземь с дракона-коня, И царство и дочь свою дать я готов: ¹³⁷⁶⁰ Возглавит он полчища храбрых бойцов: Иран во владенье ему я отдам, К высоким его вознесу небесам». Турана мужи, после речи такой Исполнясь решимости, ринулись в бой, Вздымая тяжелые палицы ввысь, Навстречу иранцы тогда понеслись, И столько туранцев убили, что взор Не видел ни степи, ни моря, ни гор. Две трети легло их, усеяв поля; ¹³⁷⁷⁰ От крови — что жидкая глина, земля. Покинуло счастье туранскую рать, В смятеньи пришлось Афрасьябу бежать. Умчался с туранской дружиною он. Ему не нажива досталась — урон. Увидя теченье событий, Гуран [389] Оставил владыка, вернулся в Туран С истерзанным сердцем, с разбитой ордой, Не славу стяжав, а спознавшись с бедой.

387

Кейсер — византийский император. Интересно отметить первое упоминание о Византии (Руме), основном сопернике и могучем западном соседе Ирана в историческое время.

388

Здесь отражается, повидимому, имевшее место в истории использование сасанидами для борьбы с Византией вассального государства арабов-лахмидов (на Евфрате).

389

Гуран, или обычно Гур — обособленная горная область восточного Ирана между Гератом и Газной (в современном Афганистане); была населена воинственными племенами, противившимися внедрению ислама и сохранявшими независимость до XI в.

[КАВУС БЛАГОУСТРАИВАЕТ МИР]

В Иран Кей-Кавус воротился опять, ¹³⁷⁸⁰ Вновь счастью над краем дано засиять. Престол справедливостью шах озарил И дверь для пиров и веселья открыл. Направил он витязя в каждый удел Такого, что праведно править умел. Мерв дальний и Балх, Нишапур и Герат [390] — Повсюду Кавуса дружины стоят. Повсюду царят справедливость и долг, К ягненку не смеет приблизиться волк. Богатство везде, благодать, красота, ¹³⁷⁹⁰ Властителя славят людские уста. Верны ему див, человек и пери, Сражаться за шаха готовы цари. И витязем первым объявлен Ростем, Кому он обязан был счастием всем. На склонах Эльборза воздвиг он чертог Такой, что и див от работ изнемог. В скале две пещеры он высек больших; По десять кемендов, коль вымерить их [391] . Конюшенный свод в сердце камня сокрыт, ¹³⁸⁰⁰ Из стали крюки, а подпоры — гранит. Загнали туда быстроногих коней И мулов, пригодных для горных путей. А дальше — чертог был хрустальный, с зарей Слепивший глаза изумрудной игрой. И это — для трапез палата была, Где пища владыке усладу несла [392] . Еще — перламутра йеменского свод; В обители этой просторной живет Мудрец поседелый, дабы ни на миг ¹³⁸¹⁰ Не смолк, не иссякнул познанья родник. А далее — двух оружейных палат Колонны серебряным светом блестят. За ними — престольный чертог золотой, Что взор поражает своей высотой. Он весь бирюзовым узором цветет; Украшены лалами арки ворот. Направо — покоя высокого сень, Где вечно сияет немеркнущий день. Ни зноя, ни стужи, и только одно ¹³⁸²⁰ Дождем благовонное льется вино. Весны лучезарной там вечный приют, И розы, что юные девы, цветут; Царь праведный твердою правит рукой, На край снизошел долгожданный покой. От горя людские сердца далеки, — И дни для одних только дивов горьки. И дивы ярились, теснимы царем [393] , Караемы тяжко и ночью и днем.

390

Как отмечалось выше, Кавус находился в Парсе. Оттуда он посылает свои дружины на восток Ирана (здесь впервые упомянуты реальные исторические города Мерв, Балх, Нишапур, Герат). Таким образом, приведенный стих отражает более поздние исторические факты объединения Ирана с перенесением политического центра на запад (Фарс — опора как ахеменидской, так и сасанидской государственности).

391

Кеменд — аркан, необходимое вооружение иранского витязя. Длина (количество завитков, колец) кеменда находится в прямом соответствии с мощью богатыря, его обладателя.

392

В подлиннике: ке тан йабад аз хардани парвареш, — что позволяет несколько иначе осмыслить текст, сопоставив его с указаниями Авесты о волшебном характере дворцов Кави Усазан, где каждому приходящему возвращалась молодость и сила.

393

И в Авесте Кей-Кавус повелевает дивами из своего волшебного замка на Эльборзе, но там это его личная заслуга, а в «Шахнаме» — результат победы Ростема, плоды которой вкушает шах.

[СОВРАЩЕНИЕ С ПУТИ ИБЛИСОМ И ВОЗНЕСЕНИЕ НА НЕБО КЕЙ-КАВУСА)

Оддажды с зарею созвал их Иблис, ¹³⁸³⁰ И втайне от шаха они собрались. Им бес говорит: «Плохи наши дела. Немало владыка нам делает зла. Див ловкий, способный царя обольстить, Умеющий кстати сказать и ступить, Нас мог бы от царских гонений спасти, Сведя Кей-Кавусову душу с пути. Пусть шах, завлеченный в силки хитреца, Лишится святой благодати Творца». Но дивы ни слова на это в ответ; ¹³⁸⁴⁰ С Кавусом тягаться охотника нет. Один лишь поднялся, свиреп и силен, И молвил: «Той ловкостью я наделен. Я с верой Господней его разлучу, Свершить это дело лишь мне по плечу». И юношей он обернулся: пригож, Речист и достоин собранья вельмож. Однажды, собравшись на лов, из ворот Кавус выезжает, а юноша тот Приблизился, пал пред владыкой, и роз ¹³⁸⁵⁰ Ему благовонную связку поднес, Сказав: «Обладателя стольких красот Обитель достойная — лишь небосвод. Добился ты славы, достиг торжества, Ты — пастырь, твои меченосцы — паства. Одно лишь осталось свершить на земле, Чтоб имя твое не исчезло во мгле: Все тайны узнать, что хранит небосвод, Понять как возникли закат и восход, Проведать, как день гонит ночь за порог, ¹³⁸⁶⁰ Узнать, кто вращению небо обрек. Всего, что желал, на земле ты достиг — Тебе и небесный откроется лик. Йездана творенье — и небо и прах, Почто же тебе не парить в небесах?» Див царскую душу с пути совратил, Гордынею разум владыке смутил. Царь думал, что вечно его торжество, Что купол небес сотворен для него, Не знал, что опоры у купола нет, ¹³⁸⁷⁰ Звезд множество там, а един — лишь Изед. Сулящие зло или благо, они Все движимы волей Его искони. Раздумывать стал миродержец: без крыл Возможно ль, чтоб он к небесам воспарил? Расспрашивать стал он мобедов страны, Как долго лететь от земли до луны, И выслушав, что говорит звездочет, Нечистое средство пускает он в ход. Средь ночи велит он подкрасться туда, ¹³⁸⁸⁰ Где дремлет орлица во мраке гнезда. Птенцов унесли из-под матери той, Несут их в покои — чету за четой. И мясом ягнят и животных иных Он вскармливал долго питомцев степных. Лишь стал из них каждый могуч, словно лев, — Настолько, что тура бы смял, одолев, — Из лучшего в мире алоя возвел И золотом крепким обил он престол, И длинные копья прибил по краям ¹³⁸⁹⁰ Престола, все это придумавши сам. По ляжке бараньей подвесить потом Велел он на каждом копье золотом. Привязаны мощных четыре орла К престолу — то воля владыки была. Воссел на престол он, гордыней ведом, Тщеславьем своим опьянен как вином. Лишь голод орлы ощутили, — тотчас Рванулись к приманке и, вверх устремясь, С престолом они над землей поднялись, ¹³⁹⁰⁰ Над степью среди облаков понеслись. Летят над горами степные орлы, Летят над теснинами, полными мглы... Царь, видно, хотел до небес долететь, Чтоб даже на ангелов сверху глядеть. Еще говорят, оттого он взлетел, Что в битву вступить со Стрельцом захотел [394] . Различная ходит про это молва: Лишь мудрая тайну поймет голова. Орлы утомились, летя все вперед; ¹³⁹¹⁰ Кто алчен, беду на себя навлечёт. И вот уже выбились птицы из сил, Уже не поднять им слабеющих крыл. И с тучи низверглись они грозовой, Кавуса престол увлекая с собой. В китайских они очутились лесах, Средь чащи Амола упали во прах [395] . Но смерть пощадила властителя. Рок Иные пути для него приберег. Еще Сиавушу родиться на свет [396] , ¹³⁹²⁰ И должно прожить еще множество лет. Утратив величье и царский престол,

394

Ке та джанг сазад бе тир о кеман, т. е. говорится о бое с Тиром (Меркурием) и созвездием Стрельца и в то же время о битве при помощи лука и стрелы (непереводимая игра слов).

395

В подлиннике явное противоречие: город Амол расположен у побережья Каспийского моря, и около него действительно был известный лес Нарвен, но, конечно, здесь не могло быть китайских лесов.

396

Сиавуш — сын Кей-Кавуса — героический образ воcточноиранского эпоса.

Здесь мы имеем прямое отражение Авесты. За свою гордыню Кей-Кавус, как и Джемшид, должен был бы лишиться «фарра», но «фраваши» (ангел-спутник) Кей-Хосрова указывает, что тогда не будет Сиавуша и его, Кей-Хосрова. В результате Кавус получает прощение и сохраняет «фарр».

Полет Кей-Кавуса на орлах.

С рукописи Государственной публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина.

Он только раскаянья муки обрел. Жил в чаще, от милой страны вдалеке, К Cоздателю мира взывая в тоске.

[РОСТЕМ ВОЗВРАЩАЕТ КАВУСА]

За грех он прощенья просил у Творца, А войско искало меж тем беглеца. Узнав, наконец, где укрыт Кей-Кавус, С Ростемом помчались Гив храбрый и Тус. Ростему сказал престарелый Гудерз: ¹³⁹³⁰ «С тех пор как пытливые очи отверз, Немало я видел престолов, венцов, Царей и счастливых судьбою бойцов, — Средь знатных и малых не знал я, клянусь, Строптивца такого, как царь наш Кавус. Затмился в нем веры и разума свет; Одни заблуждения, доблести нет. Знать, мозга его голова лишена, Не зреет в ней здравая мысль ни одна. Никто из великих мужей в старину ¹³⁹⁴⁰ Не рвался небесную видеть страну. А он дуновеньем одним ветерка Подхвачен и вдруг унесен в облака». Воители те разыскали царя И речь повели, за безумства коря. «Тебе бы, — промолвил Гудерз, — подошел Приют одержимых, не царский престол. Нам замыслов не открываешь, и что ж? Страну ненавистным врагам отдаешь! Три раза в беду попадал ты, но впрок ¹³⁹⁵⁰ Тебе не пошел беспощадный урок. Ты к Мазендерану знамёна понес, Припомни, что там испытать привелось. И после ты в гости к врагу поскакал; Был гордым кумиром — брамином ты стал [397] . Мечу твоему не подвластен лишь Бог, Его одного покорить ты не смог. Всю землю войной обошла твоя рать — Теперь до небес ты задумал достать! Владыкою став над одною страной, ¹³⁹⁶⁰ Тотчас же кидаешься в битву с другой. Смотри, сколько бед на себя ты навлек! От смерти досель избавлял тебя рок. Умрешь ты, и станет молва говорить: Жил царь, что хотел небеса покорить, Близехонько встретиться с солнцем, луной, Все звезды небес сосчитать до одной... Учись у исполненных верой вождей, Разумных, желавших добра для людей. Создателю мира служи одному ¹³⁹⁷⁰ И помыслом каждым будь верен Ему». Внимая внушенью, с печалью в очах Стоял пред мужами пристыженный шах. «В речах ваших мудрость, — был шаха ответ, — Ущерба от них справедливости нет. Тобой изреченное — правда одна; Укора моя заслужила вина» [398] . Из глаз его жгучие слезы текли. Взывая к владыке небес и земли, Собрался в дорогу и сел в паланкин ¹³⁹⁸⁰ Раскаянья полный Кавус-властелин. Вернулся, воссел на престол золотой, Стыдясь, что пленился пустою мечтой. Решил сорок дней пред Йезданом стоять, То падая ниц, то вставая опять. Дворец ни на миг он покинуть не мог — Так стыд нестерпимый лицо ему жег; Кровавые слезы струились из глаз. Владыке миров непрестанно молясь, Скрываясь от взоров, он замкнуто жил ¹³⁹⁹⁰ И празднествам пышным конец положил: Всегда одинок, покаянно-суров, Он жаловал бедным немало даров. В печали склонясь пред всевышним Творцом, Смиренно к земле припадая лицом, Он каялся горько, не ведал утех, И правый Йездан отпустил ему грех. Дружина, что в прежние дни разбрелась, К порогу властителя вновь собралась. В венце он воссел на престол золотой, ¹⁴⁰⁰⁰ Казну отворив пред дружиною той. И понял он, к жизни опять возвращен, Что рвенье плоды принесло: он прощен. В стране возрожденной порядок и лад, И благословляют царя стар и млад, И светлой его благодати лучи Всю землю одели в сиянье парчи. И каждый из гордых властителей стран, Из тех, что державной короной венчан, Ему покорился; все к шаху идут, ¹⁴⁰¹⁰ Забыв о раздорах, отрекшись от смут. И время настало счастливое вновь; Владыки венец озарила любовь. Все знатные слугами стали ему И клятву покорности дали ему. С рогатою палицей, в славном венце, Воссел повелитель в державном дворце... Поведал я тайны земли и небес; Никто не припомнит подобных чудес. Таков был обычай владыки земли, ¹⁴⁰²⁰ Так дни знаменитого витязя шли. Коль правдой одной властелин вдохновлен, Нужды не имеет в заступнике он; Творит справедливость и ею согрет, Считая весь мир суетою сует.

397

Точно по оригиналу: санам буди ура берахман шоди, т. е. «ты кумиром был (предметом почитания), а затем (пал), сам сделался брамином — служителем, почитателем кумира».

398

Несомненной положительной чертой образа Кей-Кавуса в «Шахнаме» является его многократное полное раскаяние. Вместе с тем, приведенное наставление Ростема и богатырей владыке Ирана — отражение народной тенденции, стремящейся возвеличить Ростема и унизить Кей-Кавуса.

[СКАЗ О СРАЖЕНИЯХ СЕМИ БОГАТЫРЕЙ]

От смерти не спрячешься, чадо земли! [399] Каков был обычай Ростема, внемли. Разумное слово промолвил герой, Без страха со львом выходивший на бой: «Коль мыслишь ты славу героя добыть И сталь закаленную кровью омыть — ¹⁴⁰³⁰ Тебе не укрыться от бед и тревог, Когда наступает сражения срок. Пресечь твои дни коль угодно судьбе, Помочь осторожность не может тебе. Такого ль воителя храбрым считать, Кто с храбростью мудрость решил сочетать? У мудрости, верь мне, иная стезя. В боях предаваться раздумью нельзя». О неустрашимом Ростеме теперь ¹⁴⁰⁴⁰ Чудесному сказу внемли и поверь. Слыхал я, что витязь, дививший весь мир, Однажды мужам подобающий пир Устроил в Невенде — красе городов, Где множество было дворцов и садов. Теперь же в прославленном городе том Священное пламя хранимо жрецом [400] . К Ростему туда собрались пировать Ирана мужи, возглавлявшие рать: Отважный Гудерз, чей родитель — Гошвад, ¹⁴⁰⁵⁰ Тус, доблестный Гив, чей родитель — Азад, Горгин и Зенге, чей отец Шаворан, Хоррад с Гостехемом, кем славен Иран, Боец непоборный, упорный Борзин, Дружины краса Горазе-исполин, И с каждым — числом невеликий отряд Героев, чьи подвиги в мире гремят. Без отдыха занят был витязь любой Човганом, охотой, пирами, стрельбой. Веселье все жарче и крики шумней. ¹⁴⁰⁶⁰ Когда миновало так несколько дней, Ростему воинственный Гив, захмелев, Промолвил: «О мощью прославленный лев! Коль хочешь, забаву лихую любя, Охотой с борзыми потешить себя [401] , К владеньям вождя Афрасьяба скачи! Пусть ясного солнца померкнут лучи От поднятой пыли, от соколов, псов И копий, воздетых толпой удальцов. За легким онагром мы вдаль полетим [402] , ¹⁴⁰⁷⁰ Свирепого тигра булатом пронзим, Фазана мы — соколом, вепря — копьем Настигнем и весело дни проведем. В туранских степях поохотимся всласть, Чтоб слава о нас по земле пронеслась». «О витязь! — ответил Ростем-великан, — Да будешь ты счастьем всегда осиян! С зарею мы рьяно возьмемся за лов, Я в степи Турана помчаться готов», Все витязи дали такой же ответ, ¹⁴⁰⁸⁰ Другой ни один не раздался совет. Наутро, как только проснулись от сна, — Помчалась дружина, веселья полна. Кто с гончей, кто с соколом зорким в руке, Несутся стремительно к Шехду-реке [403] . И вот Афрасьяба владенья видны: Река протекает с одной стороны, Возносятся горы крутые — с другой, Степные просторы, Серехс за рекой [404] . Шатры запестрели; поднявшийся гул ¹⁴⁰⁹⁰ Оленей и серн быстроногих вспугнул. Свирепые львы уж не бродят в степях, Пернатые стаи преследует страх. Все жарче охота кипит; там и тут Холмы из подстреленной дичи растут. Так дни пролетают средь шумных утех: Звучит, не смолкая, ликующий смех. Неделя минула — всё пьют между тем Вина почитатели, пьет и Ростем. На утро восьмое Могучий чуть свет ¹⁴¹⁰⁰ С дружиною верною держит совет. Он молвит великим и славным мужам, В боях закалённым, бесстрашным вождям: «Должно быть, уже к Афрасьябу сейчас О нашем набеге молва донеслась. Не должно, чтоб этот коварный злодей, Собрав на совет именитых вождей, На нас неожиданно с войском своим Нагрянул, охоту испортив борзым. Дозор неусыпно должны мы нести. ¹⁴¹¹⁰ Лишь только завидит врага на пути, Дозорный тревогу поднимет тотчас. Врасплох не застать неприятелю нас!» Возглавил дозор Горазе-исполин, Могучего Гива воинственный сын. А если у войска хранитель такой, То смело вкушать оно может покой. И весело снова охота кипит, И всеми туранец свирепый забыт. Дошло к Афрасьябу порою ночной ¹⁴¹²⁰ Известье об этой охоте степной. Испытанных тут же созвал он бойцов, Немало сказал о Ростеме им слов, А также о грозных семи удальцах, Отвагою львиной внушающих страх. И молвил затем предводитель мужам: «Нельзя ни мгновенья раздумывать нам. Должны для победы мы средство сыскать, Не должно удачу из рук выпускать. Коль тех семерых мы захватим в бою, ¹⁴¹³⁰ Кавус потеряет опору свою. Неслышно подкравшись, как к зверю ловцы, Пусть наши нежданно нагрянут бойцы». Избрав тридцать тысяч сильнейших бойцов, Умело разящих мечом удальцов, Велел им глухим, непроезжим путем, Без отдыха мчаться и ночью и днем. И тут же пустилась пустыней скакать К жестокому бою готовая рать; За нею — другие, чтоб с разных сторон ¹⁴¹⁴⁰ Могучий с дружиною был окружен. Вот к месту охоты огромной ордой Примчались туранцы, пылая враждой. Взглянул и увидел вдали Горазе: Надвинулось войско, подобно грозе. Пыль темною тучею встала, и стяг, Вздымаясь над ратью, сверкает сквозь мрак. Назад, словно буря, летит богатырь, И криком степная наполнилась ширь. Увидя Могучего между мужей, ¹⁴¹⁵⁰ Тянувших вино из глубоких ковшей, Вскричал он: «О витязь, Ростем удалой! Веселье оставь, возвращайся домой! Строй вражеский движется, неисчислим, Холмы и долины сравнялись под ним. И стяг Афрасьяба, привыкшего к злу, Как яркое солнце, сверкает сквозь мглу» [405] . Но громко Ростем лишь хохочет в ответ: «Верь, с нами,—промолвил он,—счастье побед. Бояться не нам Афрасьяба-царя, ¹⁴¹⁶⁰ И рати его устрашился ты зря. Не больше ста тысяч ведёт он стрелков, Одетых в броню удалых седоков. Будь на поле боя один только я, Да Рехш, да копьё, да кольчуга моя, — И то было б нечего нам толковать Про меч Афрасьяба, про всю его рать, Из нас хоть один оставайся сейчас На поле—туранцы ничто против нас. ¹⁴¹⁷⁰ По сердцу такое сраженье и мне, И звать ни к чему подкрепление мне. Семь грозных со мной меченосцев, смотри. Все — храбрые, славные богатыри. И от пятисот до двух тысяч мечей При каждом — в руках у бойцов-силачей. Забульского мне, виночерпий, вина! Глубокую чашу налей дополна!» Ему виночерпий вино подаёт, И с поднятой чашей Могучий встает. ¹⁴¹⁸⁰ Торжественно в честь Кей-Кавуса сперва Разносятся здравицы громкой слова: «Да славится гордый властитель держав, Душою и телом да будет он здрав!» Склонился, и снова он чашу свою Вздымает, воскликнув: «За Туса я пью!» [406] Тут встали дружин меченосных вожди, Могучего просят они: «Пощади, Уволь нас от чаши твоей в эту ночь, Тебя перепить даже диву невмочь. Осилить тебя никому не дано ¹⁴¹⁹⁰ Ни в битве, ни в час, когда льётся вино». Блестящую чашу с вином, словно лал, За брата родного Ростем осушал. И после наполнил ее Зеваре [407] , И, доброе слово сказав о царе, Склонился и выпил её, в свой черед, И славу ему богатырь воздает. «Брат — братнюю чашу осушит до дна; Лев тот, чья добыча — ковш, полный вина».

399

[Сказ о сражениях семи богатырей] — некоторая нечеткость: в разных эпизодах указано различное количество богатырей.

400

В подлиннике: коджа азар-е барз борзин конун («где теперь огонь высокого Борзина»). Борзин — имя зороастрийского жреца-звездочета при дворе сасанида Хосрова Первиза. Борзин был хранителем особо почитаемого святилища с «неугасимым огнем», носящим в предании его имя.

401

Здесь и далее в оригинале встречаем слово «юз» с основным значением гепард. Словом «юз» возможно также называли и охотничьих собак.

402

Онагр — в оригинале гур — дикий степной осел, сильное и быстрое животное, излюбленный объект охоты.

403

Шахд — дословно «мед», т. е. богатыри как бы несутся к «Медовой реке». Но, судя по всему, речь идет об Аму-Дарье или одном из ее притоков как границе Ирана и Турана.

404

Серехс — город на правом берегу Аму-Дарьи (ныне в пределах Туркменистана).

405

Но ведь знамя Афрасиаба — черное! Остается предполагать, что оно украшено золотом и драгоценностями.

406

Обращает на себя внимание чинная последовательность пира. После официального тоста за шаха следующий тост провозглашается за Туса, ибо он по своему происхождению самый знатный из присутствующих.

407

Зоваре, или Зеваре (пехл. Uzwarak) — сын Заля, сводный брат Ростема, разделивший позднее его печальную судьбу.

[БИТВА РОСТЕМА С ТУРАНЦАМИ]

Гив молвил великому богатырю: ¹⁴²⁰⁰ «О славу дарящий мужам и царю! Помчусь, Афрасьябу отрежу пути, Ему через реку не дам перейти. C бойцами у моста я встану в дозор, Сражаясь, врага задержу до тех пор, Пока облачатся в доспехи друзья; Шутить, забавляться уж больше нельзя» И мчится стремительно, лук оснастив, С отрядом воителей доблестный Гив. До самого моста домчался он так, ¹⁴²¹⁰ Глядит: перед ним неприятельский стяг, Вождь рати туранской на быстром коне Пред войском — на этой уже стороне. Мгновенно свой барсовый панцирь надев, На Рехша — слона разъяренного — сев, Помчался на битву Ростем-исполин, Подобен чудовищу водных глубин. Лишь только увидел его Афрасьяб — Он точно сознанья лишился, ослаб. Мощней не видал он руки и плеча, ¹⁴²²⁰ Грознее не знал булавы и меча. Гудерз-копьеносец и Тус-удалец, Гив храбрый, Горгин, закаленный боец, Бехрам и Зенге, что отвагой богат, Борзин и воинственный витязь Ферхад — Лихие бойцы, наводящие страх, С клинками индийскими в мощных руках Искали победы над недругом злым, Во гневе подобные барсам лесным. Разил неустанно неистовый Гив, ¹⁴²³⁰ Как лев, что свирепствует, лань упустив. Размахивал тяжкою палицей он, Им был не один богатырь сокрушен. И ратников множество там полегло; От войска военное счастье ушло. Готовы туранцы умчаться назад, Но вождь их, неистовым гневом объят, Хлестнул скакуна и несется вперед, Врага на кровавую битву зовет. Ростем, это видя, коня горячит, ¹⁴²⁴⁰ И палица уж наготове, и щит. И вот он летит, занеся булаву, Рычащий, подобно взъяренному льву. За ним сын Гошвада на резвом коне, С булатною палицей, в крепкой броне, И следом другие бойцы-силачи; В руках у них палицы, луки, мечи. Увидев, что мир потемнел пред врагом, Ростем к небосводу вознес свой шелом. Пиран, сын Висе, пред туранским главой ¹⁴²⁵⁰ Предстал и услышал: «О друг боевой! Тебе незнакомы сомненья и страх, Ты славный боец, искушенный в боях. Берись за поводья, как буря лети, Всех недругов с поля сраженья смети. Когда победишь, всем Ираном владей! Слона ты сильнее и тигра лютей». Лишь речь Афрасьяба услышал Пиран, Помчался он, словно степной ураган. И с ним десять тысяч туранских бойцов, ¹⁴²⁶⁰ Разящих клинками лихих удальцов. Как пламя, летит он к Ростему — затем, Что битвы исход мог решить лишь Ростем. Героя могучего гнев охватил, Он, словно у солнца взяв яростный пыл, Хлестнул скакуна, бросил клич боевой — Как будто бы грянул раскат грозовой. Щитом заслоняясь, с булатом в руках, Две трети напавших поверг он во прах. Вождь рати, на это взглянув издали, ¹⁴²⁷⁰ Сказал меченосцам туранской земли: «Коль битва продлится до вечера так, В живых не оставит неистовый враг Из наших воителей ни одного. Нам поле покинуть — разумней всего. Отвагой полны, словно лютые львы, Пришли мы напасть на иранцев; увы! Не тигров я вижу теперь, а лисиц, Готовых от страха повергнуться ниц».

[БИТВА ПИЛЬСОМА С ИРАНЦАМИ]

Пильсом, знаменитый отвагой своей [408] , ¹⁴²⁸⁰ Герой-славолюбец из рода царей, Чей славный отец был Висе-великан, А брат — ратоборец могучий Пиран, В Иране, в Туране не ведал себе Соперников, кроме Ростема, в борьбе. Лишь слово царя до Пильсома дошло, Воинственный гневно нахмурил чело. Приблизившись к Афрасиабу тотчас, Пылая досадой и в битву стремясь, Вскричал он: «Среди меченосцев твоих ¹⁴²⁹⁰ Не я ли моложе, храбрее других? Ничто предо мною— и Тус-удалец, И Гив, прогремевший отвагой боец, Бехрам, Горазе и Зенге-великан, И все ратоборцы, кем славен Иран. Вели мне — подобно свирепому льву, Иранцев ряды я мгновенно прорву. Булат мой над ними в борьбе удалой Сверкнет, и звезда их покроется мглой. Венцы именитых повергну во прах, ¹⁴³⁰⁰ Голов не оставлю у них на плечах!» Ответ был: «О доблестный, слава тебе! Твоею да будет победа в борьбе! В бой праведный ринься с отвагой в груди, Назад с торжеством и со славой приди!» Как молот, сшибаемый с гулким свинцом, Клич витязя грянул. Помчался Пильсом, С разбега прорвал неприятельский строй, Направо, налево мечом, булавой Разит. На Горгина, как вихрь, налетев, ¹⁴³¹⁰ Он рев испустил, словно яростный лев, Коня его острым мечом поразил, И наземь скакун повалился без сил. Боец Гостехем, увидав, что коня Убил он, помчался быстрее огня Туда, где в седле возвышался Пильсом. На пламень он ринулся яростным львом. Пильсому он в пояс направил копье, Но в тело врага не вошло острие. Увидев копье свое сломанным вдруг, ¹⁴³²⁰ Его Гостехем выпускает из рук. Пильсом, это видя, свой острый булат Занес над врагом, ярым гневом объят. Разит его в самое темя силач, И смятый шелом отлетает, как мяч. Лишенный копья, потерявший шелом, Бессилен стоит Гостехем пред врагом. А тот нападает с булатом в руке. На правом крыле воевавший Зенге Заметил — грозит Гостехему беда, ¹⁴³³⁰ На помощь бойцу он помчался тогда. Его нападенье встречая, извлек Туранец из ножен индийский клинок, Ударом одним на коне он броню Пробил, и настала погибель коню. Пал наземь Зенге, но не дрогнул и встал, У пояса полы кольчуги связал, И пеший с сильнейшим из сильных бойцов Схватился, как лев, выходящий на лов. Все яростней единоборство кипит, ¹⁴³⁴⁰ Пыль тучей встает из-под конских копыт. Тут в сердце дружины сражавшийся Гив. Внезапно в ту сторону взор обратив, Увидел опасность. Как яростный лев, Как гром над горами, свирепо взгремев. Тотчас на подмогу он кинулся к трем, И стал с четырьмя состязаться Пильсом Спокоен, попрежнему неустрашим, Разил он бойцов одного за другим, То палицей тяжкой, то острым клинком, ¹⁴³⁵⁰ Пока не устали и те, и Пильсом. Увидел, меж тем, предводитель Пиран, В каком затруднении брат-великан, И тотчас понесся, душой закипев, На помощь; великий объял его гнев. Вскричал он — презреньем звучали слова: «Так вот ваша доблесть в бою какова! Не стыдно ли, витязи, что вчетвером С одним вы сражаетесь богатырем!» И тут на врагов полетел он в сердцах, ¹⁴³⁶⁰ Всклубился на поле сражения прах. К иранским бойцам на подмогу, меж тем, Примчался, как лев разъяренный, Ростем. Во гневе все было ему нипочем, Разил он туранцев копьем и мечом. Пильсом от чудовища кинулся прочь, Поняв, что с таким состязаться невмочь. Мечами отважных иранских бойцов, Тяжелыми палицами храбрецов Турана бойцы без числа сражены, ¹⁴³⁷⁰ И груды убитых растут до луны. На поле войны Афрасьяб поглядел, Вздохнул и от горести похолодел. Спросил он: «Где витязь могучий Алькус [409] , Кричавший: «Со львами сражаться я рвусь!»? Он Гива на бой вызывал во хмелю, Хвалился: «Ростема, и то я свалю!» О битвах с иранскою ратью твердил — Куда же девался воинственный пыл?» До слуха Алькуса те речи дошли, ¹⁴³⁸⁰ Что молвил владыка туранской земли, — И тотчас боец, вороного хлестнув, И руки уж мысленно в кровь окунув, Помчался, предстал пред туранским царем, Воинственный клич его грянул как гром. Вскричал он: «Муж, страха не знающий — я, Лев ярый, врагов повергающий — я. Коль мне дозволение даст властелин, Я ринуться в битву готов и один». Сказал предводитель туранских полков: ¹⁴³⁹⁰ «Из рати ты лучших возьми седоков». Взяв тысячу воинов храбрых с собой, Могучий Алькус устремляется в бой. Воинственный строй за туранцем летит И копья блестят, как Хормоз и Нахид [410] . Навстречу иранцы спешат издали, И ясное солнце исчезло в пыли. Алькус вызывает на бой Зеваре, Мощь видя великую в богатыре. Его за Ростема он принял сперва — ¹⁴⁴⁰⁰ Бойца, в ком нейремова сила жива. С копьем на иранца напал исполин, И всадники бьются один на один. Иранца копье острожалое вдруг Сломалось и выпало наземь из рук. Тогда обнажил он булатный клинок, Прах черною тучею мир заволок. Но вот у обоих сломались клинки, Схватились за палицы тут седоки. Взмахнув булавою, подобной горе, ¹⁴⁴¹⁰ Туранский воитель сразил Зеваре. В седле от удара сознанья лишась, Тот наземь с коня повалился тотчас. И, спешась, Алькус уж заносит свой меч, Упавшему голову хочет отсечь. Увидя, что брата постигла беда, Как пламя, Ростем устремился туда. Он крикнул на недруга, гневом объят — В руке у того притупился булат. Уж сердца не чует Алькус своего ¹⁴⁴²⁰ От громоподобного крика того. Взлетел на седло и к луке он приник, Утратил отвагу и мужество вмиг. Промолвил Ростем: «Видно, львиных когтей Не знал ты, вот тайна отваги твоей». И вновь Зеваре на спине скакуна, Истерзано сердце и ноет спина. С Могучим Алькус в поединок вступил — В седле уже в саван себя облачцл; Ростема копьем в поясницу разит, ¹⁴⁴³⁰ Но панцирь бойца острием не пробит. Алькуса копьем поражает Ростем, И кровь обагряет расколотый шлем. Дивятся две рати: Алькуса с седла Ростема рука на копье подняла, И тут же злосчастный повержен во прах. Объяли туранцев смятенье и страх. Тут ринулись, в чаянье новых побед, Семь витязей храбрых Могучему вслед. За ними немало других удальцов ¹⁴⁴⁴⁰ Помчались, услышав воинственный зов. Увидев, что строй его дрогнул, ослаб, Окликнул туранских бойцов Афрасьяб И слово такое сказал седокам: «Ужель отдадите победу врагам? Как ярые тигры, взревите в бою, Отвагу сегодня явите в бою!» Бойцы, услыхав полководца призыв, Помчались, к Ростему коней устремив. Навстречу им ринулись, вихря быстрей, ¹⁴⁴⁵⁰ С Ростемом семь доблестных богатырей. И вспять обратились враги — без дорог Летят, под собою не чувствуя ног. Несчетные воины там полегли, От крови багровы просторы земли. Во прахе валяются сотни бойцов — Тела с головами, тела без голов. Так тесно, что негде живому пройти, Среди мертвецов не отыщешь пути.

408

Пильсом (Пильсем) — слонокопытный — туранский витязь из рода Висе, родной брат Пирана.

409

Алькус — (Алькос) — имя туранского витязя, павшего в бою сРостемом.

410

Хормоз — планета Юпитер. Наименование Хормоз — перенесение на планету имени главного божества иранцев — Ормузда-Ахурамазды.