Шамабад должен гореть!

— Че, распустил всех своих невест?

— Распустил, — вздохнул Нарыв. — Да, если честно, они сами разбежались, видать. Никто из них мне даже письмеца не прислал, хотя я писал, говорил им, что ранили. Мне тогда, понимаешь ли, тяжко было. Думал, инвалидом останусь на всю жизнь.

Мы вместе помолчали.

— Ну а как твоя нога? — Спросил я, кивнув на ногу Нарыва, которую он держал прямо, будто бы опасаясь сгибать в колене.

— Нормально. Побаливает иногда, на погоду. Вот. Как сегодня.

Нарыв уставился на серое небо. Сощурился от солнца, белым диском проявлявшегося сквозь быстро бегущие вихры облаков.

— Но нормативы выполняю, — похвалился он приулыбнувшись. Потом снова обернулся, глянул вдаль и добавил раздражено: — Ну он че там, идет? Или потерялся по дороге?

— Да куда он денется?

Слава нетерпеливо хмыкнул, потом покачал головой. Повременив немного, закурил.

— Я это… — Начал вдруг Нарыв несмело, после недолгого молчания. Потом щелкнул бычком, — еще раз извиниться перед тобой хотел. Я…

— Ты это брось, — сказал я.

— М-м-м?

— Брось, говорю. Мы уже все обсудили. Что было, то было.

— И правда, — Нарыв вздохнул. — Что было, то было. Но все равно, спасибо. Кстати. Ну что, как твой Буля?

Он глянул на пса, пытавшегося поймать жужжащую у его морды муху. Буля звонко клацал зубами, внимательно следил за насекомым.

— Хочешь сам проверить?

— Это как же? — Приподнял бровь Нарыв, недоуменно.

— А ты его погладь.

— Чего? Да ну не. Я лучше еще одну пулю схлопочу.

Нарыв рассмеялся. Буля обернулся на резкий, громкий звук его голоса.

— Давай-давай, не робей, — подначивал я Нарыва, — или ты че? Боишься?

— Боюсь! И этого не стесняюсь!

— Зря боишься, — сказал я и позвал Солодова: — Миша! Подойди-ка! Помощь твоя нужна.

Миша обернулся, кивнул.

— Апорт! — Крикнул он и, посильнее размахнувшись, запульнул палку как можно дальше.

Улетев за край площадки, она упала где-то ниже по склону. Довольная Багира с азартом пустилась за палкой и исчезла из виду.

Миша тем временем торопливо побежал к нам.

— Чего, Саш?! — Застыл он передо мной, но поймав на себе любопытный взгляд Булата, тут же опустился к псу, — А ты че смотришь, харя?

Мне даже не пришлось ничего делать. Пограничник совершенно без страха потрепал Булата за холку, почесал широкую грудь. Булат довольно вытянул шею и даже показал клык от удовольствия. Забарабанил задней лапой по земле.

Совершенно без слов, я обернулся к удовлетворенно наблюдающему за поведением пса Нарыву. Тот одобрительно покивал.

— Так чего хотел-то? — Подорвался Миша.

— Слава не верит, что Булат уже не кусается.

— А! — Махнул рукой Солодов, — конечно, не кусается. Саша с ним как надо работал. И вдвоем они, и вместе с другими собаками площадку топтали.

Миша вдруг сделался серьезным.

— Нормальный он, этот пес, Слава. Видать, переживал просто. Но теперь уже все хорошо.

К этому моменту вернулась Багира. Булат с интересом привстал. Вместе с Багирой они стали нюхаться.

— Эй, ну! Жених и невеста тили-тили тесто, — Миша забрал у Багиры палку и оттянул ее подальше, — ты давай не надо, Буля. Не время щас на девок заглядываться. Вон, Радар обглядел уже одну. С головы до ног обглядел. Апорт!

Что б отвлечь свою Багиру, Миша снова кинул палку, и собака помчалась за ней. Пограничник побежал следом.

— Все отработали? — Посерьезнел Нарыв.

— Весь базовый курс приемов. Даже чуть-чуть специального. Отработали охрану, задержание. Окарауливание. И в одиночку, и в паре с другими собаками. Он слушается как надо. Схватывает налету.

— Ну да, — Нарыв кивнул. — Он же уже тренированный. Просто вспоминает теперь.

— Остался только самое сложное из специального курса, — сказал я.

— Выборка вещей?

— Да.

— С этим я тебе, Саша, помогу, — покивал Нарыв.

— За выборку я не переживаю. Уверен, что Булат справится. Меня другое беспокоит.

— Что? — Удивленно глянул на меня Нарыв.

— Он уже не боится шума и звука выстрелов, когда стреляю я. Смог его заново приучить. Хоть и не без проблем.

С этими словами я оттянул рукав кителя, показал Нарыву свежий шрам от неглубокого укуса, что оставил мне Булат.

Это случилось, когда мы тренировали прием с выстрелом в первый раз. Булат испугался и кинулся на меня. Атаковал того, кто был ближе всего. Потом, когда уже понял, что он наделал, долго «извинялся», скулил, виновато заглядывал мне в глаза. Пытался лизнуть кровоточащую рану.

— Вот значит как, — задумался Нарыв, — значит, его психика так реагирует на травматичный опыт прошлого.

— Да. Но это уже пройденный этап, — сказал я — теперь Булат без страха все выдерживает.

Я потрепал Булю за холку. Пес же, сначала глубоко дышал, вывалив язык. Потом увлекся чем-то, что зашуршало в дальних кустах.

— Проблема только в том, что на службе стрелять могу не только я. Как он поведет себя, если кто-то еще начнет палить у него над головой?

— Как и любая другая собака, — убежденно сказал Нарыв. — Раз привык к тому, что стреляешь ты, ему уже без разницы, если кто-то другой станет стрелять.

— Сомневаюсь, — покачал я головой. — Тебе еще когда-нибудь приходилось сталкиваться с такими собаками, как Булат? С таким поведением?

— Признаюсь, нет, — покачал Нарыв головой. — Обычно псы горюют, если потеряют хозяина. Это да. Могут и сами потерять служебные качества. Хотя…

Старший сержант задумался. С хрустом потер щеку, на которой проступала едва заметная щитина.

— Хотя я читал, что бывали случаи, когда собака может озлобится. Но то уже все… — Он крутанул большим пальцем у виска. — Сдвиг по фазе.

— А тут не сдвиг. Булат во всем ведет себя совершенно адекватно, — я пожал плечами. — Но вот непонятно, что будет если выстрел произведет кто-то другой. Потому, я не буду рисковать. Хочу проверить. В боевой обстановке времени на это уже не будет.

Нарыв согласно покивал. Потом вдруг встал с лавки, помассировал бедро. Пошел к Буле и опустился рядом.

Повременив несколько мгновений, Нарыв решился погладить Булата. Я улыбнулся.

Буля обнюхал лицо старшего сержанта, попытался лизнуть.