Шамабад должен гореть!
Шрифт:
— Хорошо, что не вам мне указывать, — беззлобно заметил Таран.
— И то верно, — начальник службы собак покивал. — Ну ладно. Начотряда распорядился собачку списать с заставы. Мы ее заберем. Щенков тоже.
— И че с ней будет, товарищ старший лейтенант? Насовсем уволите с пограничников? — С грустью спросил Ваня Белоус, стоящий над Нарывом и Пальмой, что улеглась в своем гнезде.
— Посмотрим, — пожал плечами начальник службы собак. — Пока они маленькие — будет с щенками. А дальше отнимем, посмотрим, как Пальма себя будет вести.
— Если не потеряет? Вернете на заставу? — Спросил Нарыв, с надеждой глядя на лейтенанта-собачника.
— Вернем. Но вряд ли на эту. Вам припишут новую собаку, товарищ старший сержант.
Нарыв вздохнул. С грустью посмотрел на Пальму.
— Жалко. Я ее воспитывал с самого молоду. Когда она еще у меня в одной руке вмещалась. А нельзя будет ее как-то нам вернуть?
— У вас, выходит, некомплект, — пожал плечами начальник службы собак. — Потому, немедленно припишут новую. Еще не понимаю, как вы тут службу несли, с одной только собакой.
— На Шамабаде сильно отделение собачников, товарищ старший лейтенант, — пожал плечами я. — Умудрялись и с тем что есть.
— М-да-а-а-а… Я вижу, что умудрялись, — Лейтенант опустил щенка под живот Пальмы. Встал, поправив шапку. — Меня, конечно, никто не спрашивал, но я считаю, что вы, товарищ Таран, опрометчиво поступили, что укрыли факт того, что у вас розыскная собака на заставе вышла из строя. Вы могли тем самым ослабить свою службу на границе.
Таран помрачнел. Зло поджал губы.
— Товарищ старший лейтенант, — начал я, — за эти месяцы мы отбили несколько нападений на участок и задержали не меньше десятка нарушителей границы. И почти все это время, Пальма не выходила на службу.
— А если бы выходила, задержали еще больше бы! — Неудачно пошутил сержант-собачник, приехавший с начальником службы собак.
Все Шамабадцы посмотрели на сержанта с холодом во взгляде. От этого улыбка быстро сползла с его лица.
— Мы успешно справлялись со службой, — продолжил я. — наши дела говорят сами за себя.
— Да мне, собственно говоря, все равно, — пожал плечами Зарубин. — Мое дело — собак забрать.
Он вздохнул. Добавил:
— Но я слышал, Анатолий Сергеевич, что особому отделу уже очень интересно разобраться во всем этом деле.
— Пусть разбираются, — сказал Таран твердо. — Причастные к инциденту осознают свою ответственность. И если, по результатам расследования, нас будет ждать наказание, мы готовы его принять.
— М-д-а-а-а. Ну лады. — Зарубин почесал висок. — Поможете щенков к машине отнести?
— А что с ними будет? — Заинтересовался Ваня Белоус.
— А что будет? — Развел руками Зарубин. — Подрастут, а там посмотрим. Может быть, из них получатся хорошие служебные собаки.
— Получатся, — улыбнулся я. — Мамка с папкой у них служебные. И эти пострелята смогут службу нести.
Зарубин было сам хотел отвести Пальму к машине, даже достал поводок, но я возразил:
— Это собака товарища старшего
сержанта Нарыва, товарищ старший лейтенант. Наверное, он хочет сам ее отвести. Попрощаться.— Очень хочу. — решился подтвердить Нарыв, не отходивший от Пальмы все это время.
Не ответив, начальник службы собак только пожал плечами.
Мы с Тараном и Ваней Белоусом понесли щенков к машине. Нарыв повел на поводке Пальму.
За время, пока щенки жили на Шамабаде, многие пограничники к ним привязались. Не раз я видел, как парни заходили к Пальме, чтобы погладить кутят и поиграться с ними. Потому, сейчас каждый пограничник, что встречался нам на пути, не упускал возможности подойти и погладить и Пальму, и ее деток.
Даже в глазах наряда, который вел от ворот дежурный по заставе, блеснула мимолетная грусть, когда они увидели, что собак забирают.
Когда мы вышли за ворота заставы, а сержант, приехавший с Зарубиным, открыл собаке заднюю дверь, Нарыв повременил.
Он опустился перед Пальмой, взял ее морду в ладони. Долго, соприкоснувшись со своей собакой лбами, что-то шептал.
— Ну что, давайте, пострелята, — сказал я, усаживая тех двух будущих хвостатых погранцов на сидение. — Давайте, не подведите. Не посрамите честь родной заставы.
Таран с Ваней тоже положили перепуганных, молчаливых щенков на заднее сидение. Нарыв завел Пальму в машину с другой стороны.
Мы еще долго стояли за воротами, когда УАЗик отъехал и, подпрыгивая на кочках неровной гравийной дороги, увез Пальму и ее потомство в отряд. Подумали уйти, только когда машина скрылась за широкой сопкой.
— Грустно как-то, — вздохнул Ваня Белоус, проводив УАЗик взглядом.
— Грустно не грустно, а служба ждать не будет, — строго сказал Таран. — Парни, у вас что, дел нету? Белоус, а ты че к наряду не готовишься?
— Так время же, еще… Товарищ Лейтенант, — удивился Ваня.
— Отставить время. Иди готовься.
— Есть.
Ваня скрылся за калиткой. Нарыв тоже было хотел зайти, но замер. Едва затих шум мотора машины начальника службы собак, как возобновился вновь.
— Они че, возвращаются? — Удивился Слава.
Таран промолчал, вглядываясь вдаль дороги. На гравийку, бегущую между широких сопок, вырулил УАЗ.
— Ты смотри, и правда возвращаются, — Нарыв снял шапку. — Чего случилось-то?
Глава 21
— Это не они, — проговорил я, когда машина приблизилась на достаточное расстояние к заставе, и стало возможным рассмотреть ее госномер, — это другой автомобиль.
Таран, видимо, все понял, а потому помрачнел. Угрюмо нахмурился и поджал губы. Нарыв сделался серьезным и потемнел лицом.
УАЗик подъехал к воротам. Двери его открылись и захлопали. Особисты Шарипов и Рюмшин выбрались из машины. Оба, даже смешливый обычно Рюмшин, пошли к нам с каменными лицами. Сопровождал их молодой и крепкий старший сержант, с суровым и очень безэмоциональным лицом.