Шамабад должен гореть!

— Товарищ капитан, давайте так договоримся, — начал Таран, — если сдержите свое слово и продвинете нас в очереди — мы согласны вам помочь. Разумеется, с учетом того, к чему мы пришли относительно старшего сержанта Нарыва.

Шарипов размышлял недолго. Он почти сразу встал из-за стола. Выпрямился и одернул китель. Потом, стуча каблуками сапог, подошел к Тарану. Протянул ему грубую, толстопалую пятерню.

Таран тоже встал. Поджав губы и слегка кивнув, пожал суровую руку особиста.

— Вот и порешили, — будто бы облегченно выдохнул Шарипов. — Но имей в виду, товарищ старший лейтенант — я свое слово сдержу. А когда приду за помощью, и ты свое сдержи. Не подведи.

Видавший виды триста семьдесят седьмой Урал медленно выкатился за вороты заставы. Урча двигателем, остановился за ними, и часовой заставы тут же принялся закрывать тяжелые железные воротины.

Сказать, что Таран был впечатлен, значит, ничего не сказать. С суровым, но явно довольным лицом он наблюдал, как пограничники переносят сначала баулы с новой формой, а потом и деревянные ящики с совсем свежими АК-74. Все это добро прибыло к нам в полдень, и через двадцать минут, оно уже красовалось у заставского склада.

Никто и не предполагал, что Шарипов так быстро сдержит свое слово. Не прошло и недели, как на Шамабад привезли новую одежду и амуницию.

Вместе с большим грузовым Уралом приехал офицер-снабженец в звании лейтенанта. Вместе с водителем он прибыл на УАЗике и следил за разгрузкой. Ждал, когда Таран распишется в получении новых вещей и оружия.

Вечером того же дня, но уже на боевом расчете, случилась еще одна неожиданность. Вернее даже сказать, в конце боевого расчета.

— Младший сержант Селихов! Выйти из строя! — Скомандовал вдруг Таран.

Удивленные пограничники, расступились передо мной, и я сделал два четких шага, чтобы покинуть общий строй.

— Ко мне, — скомандовал начальник заставы.

Я догадывался, в чем причина того, что Таран приказал мне выйти. Все дело было в старшине.

Черепанов, стоящий весь боевой расчет на своем привычном месте, по левую руку от Тарана, держал в этот раз разряженный, новенький АК-74. Автомат, поблескивающий смазкой, казалось, только что сошел со станка.

От привычных мне семьдесят четверок его отличал цвет пластиковых приклада и цевья. Он оказался зеленым.

Я слышал о таких автоматах и даже как-то раз, в моей прошлой жизни, видел у одного погранца, с которым встретился на той стороне, «за речкой». Однако вблизи рассмотреть его оружие мне так и не довелось.

Шеф взял автомат из рук Черепанова.

— Начальство распорядилось выдать, — сказал он с улыбкой, — неси службу с гордостью, Селихов. Ты такое занятное оружие заслужил.

С этими словами он вручил мне автомат. Я взял свой новый АК-74. Мельком осмотрел его. На зеленом прикладе автомата с обеих сторон сделали выемки овальной формы. Антабку для ремня перенесли на левую сторону. Затыльник приклада из прочной резины получил оребрение. На цевье я заметил характерную выпуклость под ладонь, чтобы держать было удобнее. По сравнению с семьдесят четверкой, к которой я уже так привык, этот автомат казался легким и удобным.

— Увидел уже, Саша? — Тихо сказал Таран. — Вон там, на ствольной коробке.

Признаюсь, шеф меня заинтересовал. А ведь я, обратив внимание на новизну самого оружия, не сразу заметил небольшую, блестящую металлом плашку, приклепанную к ствольной коробке.

Плашка была немного неправильной, изогнутой формы и крепилась перед переводчиком огня.

На маленькой пластинке металла я прочел надпись, выгравированную красивым, стройным шрифтом: «Отличному пограничнику победителю в соцсоревновании. Конструктор М. Калашников».

Глава 23

— Дай посмотреть, а? Ну дай! — Шел за мной Стас Алейников, когда я нес автомат в оружейную комнату.

Почти сразу после боевого расчета, который, к слову, прошел сегодня на тридцать минут раньше, нас повели сдавать старое и принимать новое оружие.

Застава вооружилась новенькими АК-74. Радости на лицах молодых бойцов не было предела.

Они внимательно осматривали автоматы по дороге к оружейной комнате, взвешивали их в руках, выискивали незначительные мелочи, которыми хвастали друг перед другом, доказывая, что их новый Калашников гораздо лучше, чем у соседа, а то и у всей заставы.

— Ну дай глянуть, чего ты, Саша?

Я вздохнул, остановился. Сунул автомат Стасу. Тот тут же взял его в руки. Протянул:

— Зеле-е-е-ный.

— Зеленый, — с улыбкой ответил я.

Парни набежали, окружили меня плотным кружком.

— Отличному пограничнику победителю в соцсоревновании. Конструктор М. Калашников, — прочитал Стас надпись на наградной плашке моего автомата.

— Вот повезло же, — пробурчал Малюга, выглядывающий из-за плеча длинного как палка Алейникова, — сам Калашников ему поставил автограф.

— Какой Калашников? Это по кальке сделано! — Заявил несколько завистливым тоном Синицын.

— Ну и что, что по кальке? — Спросил Малюга, — а по кальке с чего?

— Да бог его знает с чего! — Упирался Синицын.

— Известно с чего! Со слов самого Михаила Тимофеича! Это ж он придумал так написать!

— А может, и не он! Тебе почем знать?

— Так тут написано: «М. Калашников»! Для слепых, таких, как ты! — Кивнул на мой автомат Малюга.

— Саша, а можно мне подержать? — Скромно спросил Вася Уткин.

Я взял автомат из рук Стаса, передал ему.

Вася осмотрел оружие. Глянул на свой автомат, который зажал под мышкой.

— Интересно, а как и мне такой заработать? — Мечтательно спросил он.

— Заработаешь еще, — я хлопнул его по плечу.

— Да Калашникову не до того, чтобы памятные надписи какие-то выдумывать! — Продолжал настаивать Синицын. — Он делом занят, в отличие от тебя!

— А награждать отличившихся бойцов, это что не дело?! — Припирался с ним Малюга, пока мы шли к оружейке.

— А сколько их у нас в Союзе?! Отличившихся-то? И офицеры, и солдаты! И еще бог знает кто! А значит, плашек надо много! Разных! И ты че думаешь, Калашников сам выдумывает все эти памятные надписи?! У него точно какой-нибудь заместитель для этого дела есть!

— Калашников автомат придумал! — Не отступал Малюга и потряс своей семьдесят четверкой. — он вон какой работоспособный! Че, думаешь, у него нету времени памятную надпись придумать?!

— Калька!

— Сам ты калька!

Я снисходительно покачал головой. Улыбнулся их совсем детскому спору.