Шаман-гора

— Раз дело такое сурьёзное, то Михайло за старшего у нас, — решительно рубанул рукой Степан.

— Это с каких поров солдаты стали казаками командовать? — забыв про свадьбу, возмутился Родион.

— Дак не знаю я, — недоумённо развёл Степан руками, — так вышло.

— Это как же надо полагать, что «серая суконка» нашему брату казаку в командиры получилась? А Степан? — продолжал гнуть своё Родион.

— Хватит, Родя. Тебе ведь сказали, у кого благословения надо спрашивать. Пошто такое недоверие об человеке высказываешь? — всерьёз испугалась будущая невеста за своё счастье.

— А так и получилось, Родя, что лучшее он меня по всем статьям. И голова у него кумекает, — решительно махнул рукой Степан.

— Это позвольте вас поспрошать, а в чём он могёт быть лучшее моего брата? — завёлся не на шутку пьяный казак.

Я был вдоволь наслышан о том, что всякая пьянка у казаков заканчивается дракой. Очень взрывной и невоздержанный народ, но храбрецы.

Сказать по секрету, но я и сам был казачьих кровей. Родился я (то есть — должен буду родиться) на станции Возжаевка, что в Амурской области. Там до сих пор проживают (будут жить) мои многочисленные дядьки и тётки. Ныне покойная (а по теперешному моему положению — даже не родившаяся) бабушка Сара рассказывала, когда мне было лет десять, историю своего переселения на Дальний Восток. Родилась она на Запорожье, в казачьей станице. В тысяча девятьсот двадцать восьмом году, после очередного казачьего восстания, все взрослые казаки в их роду были расстреляны, а баб и малышей, предварительно лишив всего имущества, отправили на Дальний Восток. В их семье было восемнадцать детей. До нового места жительства добрались только семеро. Моей бабушке тогда было восемнадцать лет. Она была в семье самой старшей. Со слезами на глазах рассказывала баба Сара о том, как на полустанках она отдавала добрым людям своих братьев и сестёр, иначе бы они все погибли от голода и холода. Вот так неблагодарные потомки отблагодарили казаков за их воинские подвиги во имя Веры, Царя и Отечества.

Недавно я прочитал секретное постановление Ленина о поголовном истреблении казачества и ликвидации его как класса.

Я был в шоке, ведь большая часть казачества верой и правдой служила Советской власти. Политика Ленина была ещё изощрённее, чем интриги византийских императоров, но миллионами загубленных жизней обошлась она для России. За сто пятьдесят лет мы не смогли заселить и освоить те земли, которые добыли для нас наши деды и прадеды, а ведь их могли заселить не родившиеся дети расстрелянных, замученных в застенках и погибших от голода людей…

Мои мысли прервало продолжение спора между Степаном и Родионом.

— Да во всём, — отрезал Степан. — И на кулачках, и в стрельбе, и с кинжалом управляется как заправский абрек^[13].

— Он? На кулачках? А нехай меня спробует, — забыв, о чём спорил, произнёс Родион.

«Ну вот, началось, — с тоской подумал я. — Всё, как в мои времена. Сначала пьянка, затем разговор за любовь, за политику и обязательные «заборуньки»».

— А что, и спробуй, — обрадовался Степан. — Вот потеха-то будет.

— Да идите вы к чёрту, — вспылил я. — Сами боритесь.

— Ага, — Родион торжественно поднял указательный палец вверх, — убоялся.

— Да ты что, Михайло? Намни этому борову бока, — толкнул меня в плечо Степан.

— Это кто тут боров? Это я боров? — Родион потянулся через весь стол к Степану.

— Ладно, ладно, — перехватил я его руку, — пошли бороться.

Время шло к ночи, но присутствующая здесь детвора домой не спешила. Прослышав про предстоящее зрелище, дети рьяно бросились убирать камни с места предстоящего поединка. За время нашего застолья к нам на огонёк подтянулось несколько аборигенов, и теперь все, оживлённо переговариваясь, окружили импровизированный ринг.

«Заметьте, не я этого захотел», — произнёс я про себя и вышел напротив Родиона.

— Ну, что, как будем? — взял на себя обязанности рефери Степан. — До первой крови?

— Нехай, — махнул рукой Родион.

— Согласен, — поддержал его я.

— Ну, тогда начали, — махнул рукой Степан и отбежал в сторону.

Без всяких предисловий Родион попёр на меня словно танк, да он и был танком, весом в полтора центнера.

Я крутился вьюном, стараясь избежать его объятий. Попади я в них, и борьба была бы закончена. Наконец, убедившись в способностях противника, я поднырнул под него и, упав на спину, перекинул огромное тело через себя. Что-то гулко ухнуло в могучей утробе, и Родион так и остался лежать на песке, недоумённо глядя в сумрачное небо. Затем, словно что-то вспомнив, подскочил и с оглушительным рёвом бросился на меня. Видно, давненько не оказывался казак в такой ситуации. Ну что ж, всё когда-то бывает в первый раз.

Стоять против медведя было не так страшно, как против этого устремившегося на меня буйвола, но я не поддался соблазну убежать и выстоял.

Увернувшись от несущегося навстречу моей голове кулака (надо заметить, что если бы удар достиг своей цели, то минимум, на что мне пришлось бы рассчитывать, так это сотрясение головного мозга), я подсел под Родиона. Для такого тяжёлого тела и сила инерции была в два раза больше, поэтому, перелетев через меня, Родион ещё метра три пахал своей физиономией песок.

— Ну что? — спросил я рефери, — кровь ещё ни у кого не появилась?

Степан буквально взвыл от восторга.

— Поддай ему ещё.

А разъярённое тело уже вновь летело на меня. Вот это напрасно, в драке надо в первую очередь рассудок сохранять холодным.

Мне только и оставалось, что на полшага отступить в сторону и выбросить вперёд кулак.

Мой боковой пришёлся Родиону прямо в челюсть. Плюс вес противника, плюс его разбег. У него не было не единого шанса.

Его ноги ещё продолжали бежать вперёд, а тело, уже не слушаясь своего хозяина, валилось навзничь. Нокаут, чистое ёко.

Над поляной повисла тишина. Окружающие недоверчиво смотрели то на меня, то на распростёртое на песке тело.

Лукерья подбежала к казаку.

— Родя, — протянула она со всхлипом. — Да что же эвто деется?

Она подняла на меня влажные глаза.

— Он сам так хотел, — пожал я плечами. — А ты не реви, сейчас он очухается.

И в самом деле, через пару минут огромное тело зашевелилось, затем, кряхтя и охая, село на пятую точку.

— Казаки, а что это было? — спросило тело голосом Родиона.

— Дак, это… благословения ты у Михаила просил, — смирным голосом поведал Степан.

— Какого благословения?

— Ну вот, люди добрые, ужо и отказывается, — заблажила Лукерья.

— Ну дак, значит, чтобы он Лушку за тебя отдал.

— А он чего?

— Благословил.

Среди молчащих до сих пор казаков грянул дружный хохот.

— Ну а чего мы до сих поров сидим? Это дело следоват обмыть, — поднялся на ноги Родион.

— Дак тебя же и ждём, — Степан повернулся к девушкам. — Катерина приглашай господ казаков до стола.

Я так и не понял, какие жернова в голове у Родиона туго перемалывали мысли о произошедшем, но до самого нашего отъезда он так не показал, что обиделся или затаил на меня злобу.

Проснулся я ранним утром по причине раздающихся где-то над самым ухом стонов. Я открыл глаза и увидел раскачивающегося из стороны в сторону Степана.

— Ты чего это? — удивился я.

— Знатно вчерась погулевали, — ответил Степан. — А теперь башка раскалывается.

— А ты рассольчику, — посоветовал я ему.