Шарлатан

А в Кишкино общее собрание (на котором, кроме дедов, только женщины присутствовали) было принято волевое решение больше «личных» биореакторов не строить, а построить один на всю деревню, неподалеку от школы. И тогда (это уже я посоветовал) по трубам газ в дома пойдет уже не вонючий, а очищенный. Проект нового сооружения составил все тот же Василий Смирнов, получивший, кстати, на тот, который на жирокомбинате запустили, орден «Знак почета». Не единолично проект составил, а в кооперации, как он сам сказал, с двумя горьковскими институтами и тремя заводами, не вообще не специально для нас — но в Кишкино он его привез, намереваясь меня использовать для агитации деревенского населения за принятие именно его проекта. Там вообще было штук пять составлено, разной мощности и даже под разное сырье — и один как раз под нужды деревни и подошел, будто его именно для Кишкино и готовили. Да, сооружение должно было выглядеть очень впечатляюще (для деревни на полсотни домов), но наши женщины решили, что отныне газом нужно и дома зимой отапливать, и в обязательном порядке придомовые теплицы. Ну а вопрос, где под такую махину сырья набрать, дамы рассматривать не пожелали: есть же мужья, пусть у них голова об этом болит…

Да и не только мужья есть, все же пока еще поток дембелей оставался немаленьким, да и вполне гражданский народ из только что освобожденных территорий, где фашисты уничтожили вообще все, старался в более обжитые места перебраться. То есть именно деревенских с освобожденных территорий почти и не было, а вот из разрушенных фашистами городов народ в наши края потихоньку уезжал: в деревнях хоть как-то могли и поля засеять, и огороды свои вскопать, тем самым гарантируя себе пропитание на предстоящую зиму, а в городах и жилья уже не осталось, и работы никакой — на что жить-то? А тут и хоть какое-то, но жилье подыскать можно, и работы внавал. Оплачиваемой работы, к тому же тут и по карточкам продуктов выдавали куда как больше, чем в других местах. Да и на рынках цены были относительно скромными — вот народ и потянулся. Конкретно в Кишкино потянулся так, что новые дома начали строить уже внизу, ближе к реке, после спуска, идущего от дома деда Митяя. А ведь там и водопроводом еще даже не пахло, и все прочие «удобства» выглядели довольно сомнительно. То есть не «те» удобства, а хотя бы огороды: все же земелька в районе была исключительно паршивой, и с огорода, разбитого в нижней части, приличных урожаев ждать пока не приходилось. Хотя если выбор идет между плохим урожаем и вообще никаким, то, получается, выбора-то и нет.

А до меня только сейчас дошло, почему в деревне с огородов урожаи собирают все же очень немаленькие. Да, землю тут описать словами «хотелось бы хуже да некуда»: тяжелый суглинок, причем истощенный уже буквально до предела. А вот в огородах люди и перекапывать землю не ленились, и всякой органики в нее добавляли много. А еще — в деревне люди мылись в бане. То есть в банях наш народ вообще везде почти мылся, но в деревне с мылом было плоховато, и люди использовали для мытья (да и для стирки) щелок, намытый из золы. А после процедуры воду грязную выливали исключительно в огороды — и поэтому калийных удобрений тут точно уже не требовалось. А еще практически не требовалось азотных: куры-то в каждом доме, а куриный помет от азотной кислоты, скажем, отличается лишь немного меньшей жгучестью. Ну и более пригодной для растений концентрацией. Так что, если издали на картину взглянуть, в земле лишь фосфора не хватало — но и тут все было не так печально: даже очень малые его количества из окрестной земли проходя через «пищевую цепочку» скотины (и людей тоже) потихоньку как раз в огородах и концентрировались. Просто процесс этот был небыстрым — но теперь, когда с нашего «металлургического гиганта» в больших объемах поступал перемолотый томас-шлак, все можно было прилично так ускорить.

И народ ускорял как мог, для начала поднатаскав с реки к себе на огороды песка. Не удобрение, конечно, но с ним земля уже не выглядит камнем, а если вместе с песком еще и лесной подстилки добавить, то уже появляется шанс грядущую зиму пережить не умирая с голоду. А вот в следующем году…

Конечно, в деревне кого угодно к себе не приглашали, и дома разрешали поставить лишь тем, кто — по мнению «женского вече» — мог всей деревне пользу все же принести. Это в Ворсме любого, кто у станка стоять мог, при этом его не поломав, на завод брали и даже жилье какое-то предоставляли. Неплохое, а по нынешним временам так вообще шикарное, буквально «евростандарт»: ворсменский архитектор из Харькова, с простыми русскими именем и фамилией Бахтияр Ильгаров после долгих, чуть не до драки доходящих, споров с немецким бригадиром (который, оказывается, и по довоенной профессии был инженером-строителем) разработал проект жилого дома довольно интересный, мало похожий на «традиционные» проекты этого времени: в каждом подъезде на этаже было по три двухкомнатных квартиры общей площадью в районе пятидесяти метров каждая и одна трехкомнатная, уже около шестидесяти метров. А предметом спора был даже не метрах, а коммуникации — и немец придумал, как все в жоме устроить так, чтобы на подъезд нужно было всего два стояка с трубами (что стоимость дома заметно сокращало). То есть спорили все же о метраже: у немца просто не получалось так трубы разместить, чтобы квартиры поменьше выходили — но когда «суровый тевтонский гений» принес сметы, споры утихли. То есть изначально-то споры шли о том, размещать в квартирах ванные комнаты или пусть народ в бани походит, но такие споры носили уже сугубо философский характер, так как ванн сейчас советская промышленность просто не производила, а «полупуская» ванная комната давала жильцам надежду на скорое и светлое будущее. Очень скорое: в Ворсму с фронта приехали и бывшие рабочие с какого-то чугунолитейного завода, так что литье ванн уже в планах просматривалось. Не в ближайших, но наш-то народ всегда был готов перетерпеть временные трудности.

Причем в то, что трудности будут уже очень временными, в стране, мне кажется, почти никто уже и не сомневался. В начале мая советские войска окружили Данциг, а восьмого мая в сводке Совинформбюро товарищ Левитан торжественно объявил о взятии этого города. Но что-то меня в этой сводке насторожило, и я — «отпросившись» предварительно у матери (а на самом деле она просто рукой махнула, мол «делай что хочешь») поехал в гости к Маринке. В надежде на то, что в обкоме-то у народа информации всяко побольше — и, как оказалось, в этом не ошибся. То есть сама Маринка мне ничего нового не рассказала, но она отвела меня к какому-то мужчине, который, взглянув на мои ордена, повел меня в буфет, там чаем напоил и дал информации побольше. Ордена я надел «для проезда»: орден Шарлатана давал право на бесплатный проезд (причем это право еще и горсовет Горьковский подтвердил) наравне со всеми военными, а «Знамя» было у меня «пропуском в обком»: мне Маринка по телефону сказала, что предупредила охрану на проходной, что «малыша с орденом к ней нужно пропустить».

Так вот, этот дядька поинтересовался сначала, зачем я с таким вопросом в обком вообще пришел:

— Ну как же! У нас неподалеку польский военный лагерь расположен, так что может мне надо в райвоенкомат бежать для наших немцев оружие просить? Мужчины-то все наши на заводе целыми днями, если поляки на деревню нападут…

— Не нападут, это наши поляки, советские. А в Данциге были поляки, которые служат… служили англичанам, и уж поверь: с теми наши поляки уж точно дружить не станут.

— Но товарищ Левитан сказал, что мы англичанам представление сделали за нападение поляков на советскую армию, а ведь англичане тоже как бы союзники наши.

— Ладно, ты мальчик вроде неглупый, и про военную тайну знаешь. Но чтобы ты тут дров не наломал, я тебе расскажу — но только тебе, ты понял?

Ничего нового, по большому счету, дядька мне не рассказал: о том, что АКовцы в Польше советским солдатам еще несколько лет после войны гадили, я вроде знал. А тут они (думаю, не по собственной инициативе) решили советскую армию в Данциг не пустить, причем как-то всерьез решили — и стало их гораздо меньше. Вообще-то это было уже третье крупное столкновение советской армии и АК, просто о двух предыдущих товарищ Левитан на всю страну не рассказывал, да и первые два пресекло в основном Войско Польское, а здесь поляки были лишь с одной стороны. Но были недолго — и вот то, что Левитан все же стране об этом рассказал… Понятно, что он всего лишь голос, сам не решает, что людям говорить, но, видимо, тех, кто решает, польское «правительство в изгнании» достало окончательно и наверху решили их «в последний раз предупредить». Надеюсь, предупреждение британцы поняли…

А девятого мая тот же Левитан рассказал на всю страну о результатах изучения архивов фашистского лагеря Биренау, который армия Рыбалко захватила настолько быстро, что немцы даже архив ни вывезти, ни уничтожить не успели. И он очень много жуткого рассказал, вот только кое-кому, подумал я, теперь будет очень сложно рассказывать страшные сказки: больше половины из убитых там трехсот тысяч человек составляли советские военнопленные, четверть были «гражданскими» — русскими, белорусами, цыганами и поляками, было убито много даже немцев — а вот зондеркоманды в лагерях комплектовались практически поголовно евреями…

Впрочем, эти новости по радио и в газетах практически мимоходом промелькнули — и пропали, а вот то, что советские войска почти окружили Берлин, было очень важно. И наши люди увлеченно обсуждали, капитулирует ли Гитлер или продолжит сопротивление. У меня было свое мнение по этому поводу — а у руководства страны свое, с моим, как оказалось, не совпадающее. По крайней мере вернувшийся с фронта из-за тяжелой контузии мужик из Грудцино в беседе с дедами сказал, что «приказ Ватутина про венгров Ставка распространила на всех эсэсовцев»…

Десятого мая «союзники» провели первую попытку высадиться в Нормандии. То есть, как я думаю, они провели «генеральную репетицию» такой высадки, просто выставив свой флот вдоль берега и проведя мощный артиллерийский обстрел германских береговых позиций. А может, просто решили немцев в заблуждение ввести относительно своих намерений и берег возле Дюнкерка обстреляли просто так — но главным было (по крайней мере для меня главным) то, что «союзники» явно опаздывали к раздаче плюшек. Двенадцатого мая советские войска полностью взяли Берлин (и, по бродившим по деревне слухам, Гитлера поймали и расстреляли), а уже двадцатого началась одновременно осада Гамбурга и Ганновера. У немцев стало совсем плохо с обеспечением армии чем бы то ни было (включая даже продукты в минимальных объемах) и солдаты вермахта довольно часто предпочитали просто сдаться, так как у них даже сил стрелять не оставалось. С эсэсовцами было с одной стороны сложнее (они как раз сдаваться никогда не собирались), а с другой легче: их, где бы они не встречались, просто расстреливали из пушек сначала, а потом из всего остального оружия. И хорошо еще было (для немцев хорошо) что эсэсовцы в городах все же старались не закрепляться. То есть иногда и старались — но тогда наши из города делали кучу щебня.

А в конце мая советские войска освободили Хельсинки и вышли на болгарско-греческую границу. А болгарский премьер-министр подписал договор о том, что в распоряжения Советского Союза для оборудования военно-морской базы передается порт Александрополь. И последнее событие сильно сказалось на нашем районе: вероятно, кто-то обратил внимание на то, что «железнодорожный» мост через Кишму за почти два года вообще нигде ржавчиной не покрылся и теперь на наших узкоколейках несколько отрядом саперов срочно заменяли «самодельные» рельсы на более тяжелые их обычной рельсовой стали, а наши, как сказали в районе, отправили на переплавку чтобы из этого железа мост построить через Дунай. То есть это было лишь слухами — но с транспортом на некоторое время в районе стало плоховато.