Шарлатан

Когда (в мое будущее время) говорили, что народ поголовно встал к станкам и работал нам буквально ночуя возле этих станков, это было правдой. Но правдой далеко не полной, иначе говоря, все равно враньем. Много, очень много народу ни к каким станкам не встали и не вкалывали на заводах по шестнадцать часов в сутки. Не потому что не хотели: они просто не умели работать. То есть умели, но не умели работать на станках и вообще на заводах, хотя все же могли (и часто даже хотели) другую работу выполнять. В том числе и потому, что за работу все же рабочие карточки давали, хотя бы по низшей категории — но те же дворники, допустим, в день работали часов по шесть максимум. Дворничихи в основном, но их было в Горьком все же немало. Однако дров было еще меньше — и мой призыв люди услышали. Особенно услышали люди из Автозаводского и Московского районов, причем не только дворничихи, но и начальство с некоторых заводов — и сразу после праздника на горьковском масложирокомбинате началась стройка? Там было решено выстроить сразу четырехкамерный «биореактор» (прижилось как-то быстро введенное мною название). Причем строить его стали «по науке»: тот давешний дядька, микробиолог из университета, все же с указанными мною заводами связался, они совместно все, что могли, обсудили и составили очень интересный проект установки как раз на четыре камеры, каждая по три тысячи кубов размером. А масложирокомбинат в качестве места для пилотной установки подходил лучше всего: этот дядька (которого звали Василий Смирнов) провел несколько экспериментов и выяснил, что жирные отходы комбината больше всего в качестве корма для микробов подходят и именно там они больше всего газа и произведут. А комбинат пока работал на генераторном газе (то есть не только на генераторном, он и просто угля и даже дров потреблял как не в себя), так что ему такой «бесплатный» газ был очень даже не лишним. Но средств (и сил) на строительство у комбината не было, а товарищ Киреев, когда Василий Смирнов к нему с готовым проектом пришел, ответил просто:

— Максимум, чем я вам помочь смогу, так это цемент на стройку выделить. Может еще с кирпичом немного помогу, с лесом — а вот ни людей, ни денег в городе просто нет. Найдете — приходите, а так я бы и рад, но родить-то я вам строителей не могу!

Однако рожать их и не пришлось. Да, ноябрь — не лучшее время для большой стройки, но до двадцатых чисел температура все еще держалась выше нуля, так что «процесс пошел». Причем не только силами дворничих: оказалось, что довольно немало женщин и кирпичи класть умели. Уметь-то они умели, просто раньше дома сидели с детьми малыми, а Маринка протолкнула через обком мысль о том, что «поддержать домовые детсады очень полезно для города» — и у этих женщин (да и не только у этих) время для работы появилось.

Честно говоря, я вообще не представляю, как Маринка со всем ворохом навалившихся на нее дел справлялась, знаю только, что в ее отделе в горкоме уже человек двадцать работало. В основном конечно девчонки молодые, но уже появилась и парочка парней-комсомольцев, с фронта вернувшихся — и вот они вообще в режиме электровеника крутились с рассвета и до заката (а потом с заката до рассвета тоже вертелись как ужи на сковородках). С теми же «домовыми детсадами» Маринка придумала (по примеру детсада в Кишкино): одну-две мамочки назначали «воспитательницами» и все остальные из ближайших домов туда своих детей на день и отводили. Самостоятельно о прокорме детей заботились, у государства ничего не требуя. Вот только без поддержки со стороны этого государства такая идея скорее всего не взлетела бы, а когда за дело оказания таким детсадам взялся комсомол — дело пошло.

Комсомол обеспечивал таким детсадам небольшую (но все же заметную) подкормку детям, следя за тем, чтобы малыши там не голодали даже если у родителей самих жрать дома нечего. Сначала — за деньги этих родителей (хотя деньги за продукты не по «коммерческим» ценам брали, так что семейные бюджеты это напрягало очень мало), а затем, после получения хоть и незначительной, но все же финансовой поддержки начинания со стороны областного руководства (и гораздо более крупной со стороны руководства нескольких заводов) вообще «бесплатно». Особенно деньгами помог автозавод: в них рабочих рук не хватало просто катастрофически, а только в Автозаводском районе, по самым скромным прикидкам, свыше пяти тысяч относительно умелых мамочек по домам сидели…

И в результате к началу декабря первые две камеры биореакторов были готовы к работе. Меня на запуск агрегатов отдельно пригласили: как же, лично сам «изобретатель» их пускать будет! Ну да, изобретатель, хотя из «моего» там был только отопительный котел. Очень «относительно»: с предложил вместо простого котла-водонагревателя поставить ворсменскую электростанцию на сто двадцать киловатт, которая заодно и все моторы установки электричеством снабжать будет, а «топить» камеры уже «выхлопом» станет. Это, конечно, уменьшало немного «полезный выхлоп» установки, но очень незначительно, так что мое предложение прошло — и теперь я в очень торжественной обстановке открыл (нажав нужную кнопку) загрузочный люк, в который посыпались заводские отходы. А затем ответил на вопрос главного инженера комбината, после которого у меня окрепла уверенность в том, что Горький еще не превратился из большой деревни в город:

— А когда оттуда газ-то пойдет? А то у нас с торфом для газогенератора уже совсем плохо…

— Дяденька, я точно не знаю, а в описании установки ведь вроде русскими буквами написано: на режим камера выходит через две недели после загрузки. По опыту того реактора, что я у себя в огороде поставил, первый газ, которого хотя бы для отопления самого реактора хватит, пойдет уже дня через четыре…

— Черт! А я уже объявление дал, что участникам строительства торфяные брикеты мы с понедельника выдавать будем…

— Ну так и выдавайте, раз объявили.

— Ага, а чем мы свой газогенератор топить будем?

— Дяденька, тех, кто бесплатно на стройке работал, обманывать никак нельзя. Так что раз сказали, то обещание выполнять нужно обязательно. А так как у вас с топливом, как я понял, полная задница, то договаривайтесь с дровяной биржей, они помогут.

— Вот все бросят и помогать станут!

— Насколько я знаю, Сергей Яковлевич поможет им вам помочь.

— Да он меня же и под суд отдаст!

— И вы сами уже поняли, что есть за что. Но он не отдаст, жиры ваши стране нужны очень сильно, и краска — если он вас в тюрьму посалит, то чем танки и автомобили красить будут? Поэтому он разве что морду вам набьет, а я отдельно попрошу, чтобы бил он вас не очень сильно, все же вы не со зла, а просто ошиблись — а не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Так что вы в ошибке покаетесь, наказание соразмерное по морде получите — и на этом все закончится. Зато и вы свои обещания перед людьми выполните, и комбинат скоро сможет от завода угля и брикетов совсем отказаться. А так как у вас тут вообще пилотную установку выстроили, то благодаря легкому мордобитию вы поможете в следующем году уже на многих заводах такие же запустить: люди поверят, что так помогать предприятиям выгодно, и лишний раз убедятся, что партия о народе заботится.

— Вова, а ты где таких слов-то нахватался? Слова, конечно, в целом верные, но… тебе же сколько, семь лет всего?

— Мне уже семь лет, и я заканчиваю четвертый класс в школе.

— До конца учебного года вроде еще далеко…

— Да, но в конце учебного года мне будет нужно пятый класс закончить, мы с нашей директриссой в школе уже об этом договорились.

— Что-то не уверен я…

— И я не уверен, но нужно стараться. Раз товарищ Сталин лично мною гордится, то не могу же я его ожидания не оправдать?

— А он точно тобой гордится?

— Точно-точно! А чтобы вы не сомневались… Я Маринку попрошу, чтобы в следующем номере «Юного шарлатана» она напечатала фотографию письма, которое мне товарищ Сталин написал, поздравляя с присуждением ордена.

— И она напечатает, думаешь?

— Да, неправильно сказал: я распоряжусь, чтобы она напечатала. Я же все еще главный редактор «Шарлатана»…

После «пуска» биореактора я сразу отправился домой, в родное Кишкино. Хотел сам домой ехать, но Маринка меня тоже одного не отпустила и отправила со мной «сопровождающей» какую-то девчонку из своего отдела. И получилось неудобно: назад-то девчонка эта в тот же день точно уехать не успевала, ч ее к себя ночевать оставил, а утром, когда она только собиралась в дорогу, ко не прибежал главный инженер с турбинного и обложил меня (при посторонних!) чуть ли не матом. То есть не матом, и обложил с весельем в голосе, но девчонка веселья не уловила и бросилась меня защищать. Ну да ничего, спустя несколько минут все прояснилось — но эти минуты я себя очень неудобно чувствовал. А ругань было, в общем-то, по делу. То есть не совсем «по делу», однако я просто кое-что забыл в свое время посчитать, и мне стало очень стыдно.

На турбинном сделали то, что я просил, и даже запрошенное присоединили к домне «деревенского металлургического гиганта». Присоединили кислородную установку, которую аккуратно пересчитали (взяв за образец изобретение товарища Капицы, в деталях описанное в профильном журнале) под эту самую домну. Я же честно сказал, что в воздух нужно добавлять сорок процентов кислорода по объему, и установка именно столько кислорода и давала. И предсказания мои оправдались почти полностью: домна теперь в сутки выдавала уже по семь почти тонн чугуна. И конвертеры с этим объемом прекрасно справлялись — однако я просто забыл сказать, что «ничто ниоткуда не берется». Да, потребление брикетов сократилось почти вдвое — это на тонну металла сократилось, но по факту в печь этих брикетов приходилось сыпать почти вдвое больше. И почти в четверо больше руды — а я об этом просто не подумал. Совсем не подумал — и теперь руда у нас почти что полностью закончилась.