Шайтан Иван 6

— Ну, батюшка мой, — улыбнулся граф Васильев, наблюдая эту сцену, — точно будущий воин! Видно, выслужит себе такой же Георгиевский крест! — Затем он крепко обнял меня. — Здравствуй, Петр. Мы уже начали беспокоиться, все тебя ожидая.

— Здравствуйте, Дмитрий Борисович. Непредвиденные обстоятельства задержали, не смог выехать раньше. Несказанно рад видеть вас в добром здравии.

Катя не отходила от меня ни на шаг, крепко сжимая мою руку. И вдруг, среди этой радости, меня пронзило острое, жгучее чувство вины за тот необдуманный поступок. Настроение на мгновение померкло. Я поспешил списать внезапную тень на усталость с дороги.

С наслаждением погрузился в горячую ванну. По давней нашей традиции, Ада пришла помочь господину смыть дорожную пыль. Мыла старательно, с каким-то особым усердием…

Семейный ужин выдался шумным и радостным. Маленький Дмитрий, восседая у меня на коленях, усердно стучал ложкой по столу, требуя свою порцию. Я заметил, как граф несколько раз порывался что-то сказать мне наедине, но в последний момент отводил взгляд, видимо, не желая омрачать Кате встречу с мужем.

Эту ночь я был особенно нежен с Катей. Она, счастливая и умиротворенная, позабыв обо всем на свете, растворялась в моих ласках. Утихомирились мы лишь под самое утро.

— Скажи, Петя, — шепнула она, прильнув ко мне, — а ты со всеми женщинами… такой?

— С какими женщинами? — искренне растерялся я.

— Ну, с теми… с кем ты был… близок? — ее щеки зарделись румянцем.

— Нет, конечно же нет! Только с тобой! — с напускной уверенностью воскликнул я.

— Почему? — последовал наивный, но смертельно опасный вопрос.

В голове мгновенно всплыло железное правило старого ловеласа: Даже если тебя поймали с чужой женой в самом компрометирующем виде — никогда не признавайся, что это был именно ты. Тогда остается призрачный шанс выкрутиться (шутка, конечно… или нет?).

— Потому что ты — особенная, — страстно прошептал я, притягивая ее к себе. — Самая необыкновенная. Моя единственная, любимая жена.

— Ты… — начала было Катя, но мои губы накрыли ее рот, прерывая ненужные вопросы. И мы, не заметив того, снова погрузились в бесконечный, пьянящий танец любви…

На следующий вечер граф Васильев пригласил меня в свой кабинет. Тяжелые дубовые панели, яркий свет свечей, в двух больших подсвечниках, и запах старой кожи книг создавали атмосферу доверительной серьезности.

— Петр, — начал он, отложив в сторону толстую тетрадь в кожаном переплёте, — будь добр, объясни толком: что за история приключилась, из-за чего тебя арестовали? Какие обвинения тебе вменяют, и, главное, — что тебя теперь ожидает?

— Откуда вам известно об этом инциденте? — насторожился я, невольно сдвинув брови.

— Княгиня Оболенская, по приезде из Пятигорска, поведала обо всем своему отцу, — спокойно ответил граф.

— Понял. В таком случае, скрывать от вас не стану.

Я рассказал все до мельчайших подробностей: события, предшествовавшие аресту, сам арест и его последствия. Не утаил и московского происшествия, упомянул семью Хайбулы, прибывшую со мной. Достал и показал графу мой именной жетон. Он взял его, долго и пристально разглядывал при свете лампы, словно изучая каждую засечку, потом молча вернул. Лицо его, прежде напряженное, разгладилось, взгляд обрел прежнюю уверенность и твердость.

Разговор затянулся. Куранты в углу уже дважды пробили час, когда обеспокоенная Екатерина вторично заглянула в кабинет. Граф мягко улыбнулся, попросил принести чаю и добавил, что у нас важное дело, которое не терпит помех. Он продолжал задавать вопросы, уточняя детали, временами погружаясь в долгие, сосредоточенные раздумья, постукивая пальцами по ручке кресла.

— Что ж, Петр, — подвел он наконец черту, откинувшись на спинку кресла, — в твоем положении есть немало выгодного, однако назревают и опасные тенденции. Ты стал слишком заметной и сильной фигурой на политической шахматной доске.

То, что тебе удалось не только отколоть Хайбулу от Абдулах-амина, но и скрепить с ним мирный договор — это, на сегодня, твоё крупнейшее достижение. И сейчас, Петр, не время для ложной скромности или отступления в тень. Надо укреплять свои позиции. Насколько мне помнится, цесаревич звал тебя в свою свиту? Следует дать ему ясно понять, что ты согласен стать его человеком, но позже — когда отец начнет передавать ему бразды правления. Ныне у тебя иные цели. Первоочередная — Кавказский кризис. Ты должен изо всех сил продавливать там наше влияние. Полагаю, Государь сам заговорит с тобой об этом. Кавказ высасывает неоправданно много ресурсов, а главное — мы ждем активизации Турции, вплоть до открытых военных действий. Весьма тревожные вести идут из Стамбула. Когда твоя встреча с Императором назначена?

— Неведомо. Завтра в десять назначена встреча с Бенкендорфом. — ответил я, чувствуя нарастающую усталость.

Утром, когда я собирался, Катя сидела в кресле и наблюдала за мной. Облаченный в парадную черную черкеску с серебряными эполетами полковника, при всех регалиях, я, должно быть, выглядел неотразимо — жена улыбнулась одобрительно.

— Хоть картину пиши, — сказала она.

— Ладно, льстец ты мой, — я поцеловал Катю и отправился на встречу.

Переступив порог кабинета, я коротко поклонился:

— Здравия желаю, ваше высокопревосходительство!

— Здравствуйте, Пётр Алексеевич, — Бенкендорф поднялся из-за стола и направился ко мне. Встал и присутствовавший при встрече Дубельт. Сам факт, что генерал встретил меня так, говорил о многом. Он протянул руку для рукопожатия.

— Честно признаться, не чаял, что у вас всё получится. Надеялся от силы на половину задуманного. Но вы совершили невозможное. Будьте уверены, его величество по достоинству оценит ваши заслуги.

— Благодарю вас, ваше высокопревосходительство, — я отвесил вежливый поклон. — Осмелюсь вручить вам это. — Я протянул тубус со своим экземпляром мирного договора. — Это первичный текст. Три других экземпляра следуют обычным путем. Полагаю, пока они будут проходить все инстанции, их могут дополнить или даже изменить до неузнаваемости.

— Хорошо, Пётр Алексеевич, — Бенкендорф принял тубус, — я незамедлительно представлю сей документ его императорскому величеству. А теперь, — он указал на кресло, — прошу вас, присаживайтесь и поведайте нам с Леонтием Васильевичем подробно о вашем аресте. Абсолютно всё.

Я сел и детально изложил все обстоятельства, ничего не утаивая и не упуская. Вплоть до стычки с уголовниками и краткого сидения в камере.

— Вы не стали сразу предъявлять жетон, чтобы выявить тех, кто стоял за провокацией? — уточнил Дубельт.

— Так точно, ваше превосходительство.

— Разумный ход, — кивнул Дубельт. — Куликов тщательно изучает документы, представленные в качестве доказательств вашей вины, а также личность их собирателя. Мы примерно догадываемся, кто за этим стоит, но прямых улик пока нет. Работа продолжается.

— Пётр Алексеевич, — вернулся к разговору Бенкендорф, — в ближайшие дни вас известят о высочайшей аудиенции. Будьте готовы.

— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство. Осмелюсь просить… разрешения взять с собой на аудиенцию сына Хайбулы? Мальчику одиннадцать лет.