Шайтан Иван 6

Странно: после того, как я выплеснул всю ярость, всю горечь — осталась лишь пустота. И в этой пустоте, как прояснившееся небо после грозы, пришло холодное, четкое понимание. Злость и досада, ещё минуту назад клокотавшие в груди, тихо растаяли, уступив место ледяной решимости и почти… облегчению. Путь был выбран. Обратной дороги не было.

Внезапно я резко поднял голову, глаза загорелись холодным огнем. Мысль, как искра, пронзила сознание.

— Дмитрий Борисович, — произнес я медленно, вылавливая стремительную идею, — а что если завтра… министр иностранных дел граф Нессельроде… публично, с привлечением прессы и дипломатического корпуса… объявит английскому послу, что Его Величество и я… в духе христианского милосердия и дабы избежать ненужного кровопролития… даем им последнюю возможность? Отозвать вызов без малейшего урона своей репутации и благополучно отбыть на родину.

Граф Васильев замер, его острый ум мгновенно начал просчитывать ходы. Он поднял палец:

— Развивай, Пётр. Развивай мысль. Каков будет их отклик?

— Что подумают эти спесивые островитяне? — я усмехнулся. — Первое: испугался! Трусит русский медведь! Второе: это придаст им крылья наглости и укрепит в желании драться. Они воспримут жест милосердия как слабость.

Дмитрий Борисович вскочил с кресла, его взгляд, горящий пониманием, устремился куда-то вдаль, будто он видел разворачивающуюся партию на невидимой шахматной доске.

— И тогда… — продолжил он с нарастающим восхищением, — они окончательно становятся зачинщиками! Стороной, которая сама требовала крови, настаивала на поединке, отвергнув великодушное предложение! А мы… — его голос стал театрально-скорбным, — лишь с глубочайшей неохотой, уступая натиску их бесчестного упорства и дабы не уподобиться им в жестокости… соглашаемся на дуэль! Мы — благородные жертвы обстоятельств, спровоцированных англичанами во главе с их наглым послом! — Он резко обернулся ко мне, ткнув пальцем в воздух: — И обязательно при народно! С иностранными корреспондентами! Пусть весь свет знает их подлинное лицо!

Граф Васильев расхохотался, но в смехе звучало искреннее изумление.

— Боже мой, Пётр! Да ты… стратег от Бога! Такую шахматную комбинацию выдумать! — Он схватил меня за плечи, глаза сверкали. — Завтра же — на аудиенцию к Государю! Нет, чёрт возьми, я сам поеду с тобой! Этому плану — быть!

С трудом пережив ночь, едва забрезжил рассвет, мы с Дмитрием Борисовичем уже мчались в Зимний дворец. Нетерпение гнало колеса кареты. В приемной императорского кабинета адъютант, завидев нас, хотел было напомнить о протоколе, но, встретив наши решительные взгляды, императорский перстень на моём пальце, лишь коротко кивнул и скрылся за тяжелой дверью. Он вернулся почти мгновенно.

— Прошу вас, господа. Его Величество ожидает.

Удача: вторник — день доклада Бенкендорфа. Граф и цесаревич Александр Николаевич уже стояли на привычных местах у карты империи.

— Здравствуйте, господа, — Николай Павлович отложил перо, его взгляд выражал неподдельную тревогу. — Что случилось? Вы здесь с первыми лучами…

— Доброго утра, Ваше Величество, — с поклоном начал Дмитрий Борисович. — Вчера Петра Алексеевича осенила поистине блестящая мысль. Он удостоил меня её изложением, и я, не кривя душой, нахожу её гениальной по простоте и исключительно своевременной.

Граф Васильев взял слово. Кратко, ясно, с присущей ему дипломатической отточенностью, он изложил весь ход комбинации. Император слушал, не проронив ни звука. Сперва его брови удивленно поползли вверх, потом в уголках губ заплясали искорки, и наконец, по лицу Николая Павловича разлилось редкое, почти мальчишеское ликование. Когда Дмитрий Борисович замолчал, император перевел острый, сверлящий взгляд с него на меня:

— Скажите откровенно, граф Васильев: эта мысль… она целиком принадлежит Петру Алексеевичу?

— От первой искры до последнего штриха, Государь, — твердо ответил Дмитрий Борисович. — Моя роль — лишь скромное дипломатическое обрамление сияющего алмаза его замысла.

— Что ж… — Николай встал, его глаза горели. — Убедительно. Тонко. Безжалостно. Решено! — Он резко дернул шнурок звонка. — Немедленно вызвать ко мне графа Нессельроде!

Пока адъютант бросился исполнять приказ, поднялась лихорадочная суета. Император шагнул ко мне, отведя немного в сторону. Его рука легла мне на плечо — жест небывалой фамильярности в стенах кабинета.

— Благодарю, Петр Алексеевич, — проговорил он тихо, но с такой силой, что слова врезались в память. — За понимание… За верность долгу… За ум, который служит России. Благодарю.

Едва он отошел, как в кабинет, запыхавшись, вошел министр иностранных дел Карл Васильевич Нессельроде.

— Карл Васильевич! — властно обратился к нему император, принимая свой обычный вид самодержца. — Выслушайте внимательно и исполнить в точности. Прикажите немедленно доставить сюда английского посла. Вам надлежит сделать ему следующее заявление — публично, в присутствии всего дипломатического корпуса и всех журналистов, каких сыщете в столице к полудню!

Николай выпрямился во весь рост, голос его зазвучал, как надраенная медь:

— «Мы, Николай Первый, Император и Самодержец Всероссийский, движимые духом христианского милосердия и желая предотвратить ненужное кровопролитие, даруем вам, милостивые государи англичане, последний шанс. Отозвать ваш безрассудный вызов, брошенный Нашему верноподданному, полковнику графу Иванову-Васильеву, — вызов до смерти. Отозвать без малейшего урона вашей чести и благополучно отбыть на родину в течение сорока восьми часов. Сие есть Наша высочайшая воля».

На лице Нессельроде отразилось невероятное облегчение. Весть о возможной дуэли с англичанами, да еще царского фаворита, видимо, не давала ему спать. Он увидел шанс избежать грандиозного международного скандала.

— Слушаюсь, Ваше Императорское Величество! Будет исполнено незамедлительно! — с почтительным поклоном воскликнул министр и, схватив за рукав графа Васильева, поспешно повлек его за собой, уже бормоча первые распоряжения секретарю на ходу.

Уже в анфиладах Министерства Иностранных Дел, отдавая четкие указания, Нессельроде обернулся к Дмитрию Борисовичу, его глаза сияли благодарностью:

— Дмитрий Борисович, это ведь ваша мудрость подсказала Государю столь изящный выход из сей щекотливой ситуации? — Он даже не усомнился в своей догадке. — Благодарю вас, граф, от всей души! Ваше вмешательство более чем своевременно! Представьте, как бы отреагировали Лондон и европейские столицы на такой дипломатический эксцесс! Резонанс был бы ужасающий!

Граф Васильев холодно взглянул на министра:

— Даже если бы эти «цивилизованные господа» убили моего зятя, Карл Васильевич? — спросил он с ледяной вежливостью.