Шепот глубин
Шрифт:
Женщина, что жила в этом куполе со своими симпатичными платьицами и красивыми вещами, которые ундина собирал для нее по всему океану, состарилась, а может, и заболела, и никто не смог ей помочь. Она умерла. Ахромо наверняка отвернулись бы от любого, кто вступил в отношения с кем-то из Народа Воды.
Так что, может быть, она заболела, и ее партнер ничего не смог с этим поделать. Поэтому, когда она умерла, он взял ее на руки и опустился с ней на дно возле их дома. Может, тогда он обвил ее хвостом, удерживая их обоих под волнами, пока не умер и сам.
Пусть это и была грустная история,
Арджес соврал бы, если бы попытался убедить себя, что он чувствовал к ней, к Мире, что-то иное.
Он провел руками по спине, прощупывая крохотные бугорки ее позвоночника, и она пошевелилась. Не просыпаясь, Мира прижалась к нему еще ближе, пряча лицо в его груди, и сонно вздохнула, отчего у него защемило сердце. Ей было с ним так уютно, она чувствовала себя в безопасности и могла спать глубоким сном. Ее даже не разбудило его прикосновение.
Это было для него чем-то большим. И влияло сильнее положенного. Он уже чувствовал, как растет и наливается кровью там, под чешуей, рискуя вскоре опозориться перед ней. Она не пела ему брачных песен, не просила об удовольствии и не обвивалась вокруг него, как это принято у его народа.
Но и он понятия не имел, как ухаживать за такими, как она. Это Мира обычно брала на себя.
Ее дыхание сбилось, чуть изменилось, и ему показалось, что она просыпается. Потом это стало очевидным, потому что она провела пальцами по его руке, осторожно прощупав спрятанные у локтя шипы.
– Доброе утро, – сказала Мира, немного охрипнув ото сна. – Прости, не собиралась спать на тебе всю ночь. Тебе, наверное, жутко неудобно.
Неудобно, но не в том смысле, о котором думала она.
Прочистив горло, он заставил себя убрать руки со светлого платья, в котором она была вчера, и Мира медленно села. Оставшись верхом на его бедрах, она вытянула руки над головой. Он забыл, как дышать. Даже смятая от воды ткань и спутанные волосы в сравнение не шли с тем, как поднялась вслед за руками ее грудь и как сияла под лучами солнца ее бледная кожа. Он хотел попробовать ее на вкус. Коснуться во всех местах, которых ему касаться было нельзя, потому что это было опасно для ее здоровья.
Он просто хотел оставить ее себе. Провести с ней остаток своей жизни. Слова его братьев отрезвили его, но он об этом не просил. Поэтому пока что он выбирал остаться с ней в этом сне. В сказке, где она принадлежала ему, а он принадлежал ей, и весь остальной мир не имел никакого значения.
Мира посмотрела на него и удивленно распахнула глаза.
– Арджес, у тебя все губы потрескались.
– Да, наверное.
– Почему?
– Мы не предназначены для такого долгого пребывания на суше. Уверен, моя кожа высыхает, да и чешуя наверняка тоже начинает трескаться. – Он поднял хвост и тяжело ударил им об землю за ее спиной. – А потом и плавники начнут рваться.
Он никогда еще не видел, чтобы она двигалась так быстро. Вскочив на ноги, она бегом кинулась к рычагу, который открывал бассейн, панически дернула за него и тут же вернулась. Он позволил ей тащить его хвост, тихонько помогая с основной частью веса, когда ей становилось трудно. Она даже не заметила, как со шлепком упал в
воду его хвост и утащил за собой половину его тела.Он сел, с изумлением наблюдая за ней.
– Чего ты улыбаешься? – проворчала она. – Ты же скукожишься, как изюмина!
– Я не знаю, что это такое.
– Ничего хорошего. – Она надавила на его плечи, пытаясь столкнуть его в воду. – Иди уже.
Поймав ее за запястье, Арджес подтянул ее ближе к себе:
– А если я не хочу?
– Кого волнует, чего ты там хочешь? А ну, залезай в воду.
Мира опять пихнула его, и ему стоило огромных усилий, чтобы не засмеяться. Она казалась такой маленькой, словно об него билась маленькая рыбка, тщетно пытаясь сдвинуть его с места. Не отпуская ее руки, он дернул ее к себе.
Она тихо ухнула, врезавшись в его грудь, и он осторожно усадил ее на колени рядом с собой. Она осталась сидеть, обеспокоенно глядя ему в глаза.
– Кайрос, – пробормотал он, нежно проводя пальцем по ее щеке.
Она перебила его:
– Ты меня уже давно так зовешь. Что это значит? Мой переводчик ничего не подсказывает.
– У этого слова есть несколько значений, – ответил он.
В горле встал ком от осознания, что он собирался открыть ей, пожалуй, даже больше положенного.
– Для нас это мимолетный, но очень важный момент. Неуловимо правильный момент во времени и пространстве, который приводит тебя туда, где ты должен быть.
В ее глазах появились слезы, и ему не нравилось видеть эту соленую воду на ее лице.
– Арджес… тебе правда надо залезть в воду. Ты сам себе навредишь.
– У меня сердца кровью обливаются, когда ты так переживаешь.
– Сердца?
– У меня их два. – Арджес прижал ее ладонь сначала к одному, потом к другому. – Одно из них бьется ради моего народа и никогда не перестанет. Но второе, Мира, бьется для тебя. Прости, что я так долго не мог этого понять.
Девушка лишь приоткрыла губы, не в силах отвести глаз от своей руки на его груди. Она распластала пальцы по его коже, и ее прикосновение обжигало.
– Мне кажется, я не до конца понимаю, что ты хочешь этим сказать.
– Мои братья хотят, чтобы я отнес тебя в наш город или убил. – Он накрыл ее ладонь своей. – Но я не собираюсь отпускать тебя, Мира. Ты покорила мое сердце, украла его вместе с моим временем и вниманием. Я не могу отпустить тебя. Я лишу свое сердце причины биться.
Ее бледное лицо оказалось так близко к нему, что он не сдержался. Она называла это «поцелуем», и это звучало как что-то важное для нее. Так что он положил руку ей на затылок и притянул ближе к себе.
На этот раз он ее поцеловал. Коснулся ее губ, нежно пробуя их на вкус. Арджес никогда не думал, что это может быть так приятно. В чем-то ахромо все-таки оказались правы.
Из-за поцелуев он хотел ее еще сильнее. Он знал, что ему не положено так сильно желать кого-то из другого вида, но сопротивляться не мог. Арджес углубил поцелуй, прикусывая ее губы кончиками острых зубов, убеждая их открыться. А когда она так и сделала – о, все его тело взвыло. Затрепетали жабры, сдвинулись пластины над его членом. Он был в шаге от того, чтобы высвободить его и показать ей, как сильно они, скорее всего, отличались.