Шесть с половиной ударов в минуту

У необходимости скрывать это было несколько причин. Во-первых, Цеткрохъев и Цехтуу опасались, что церковники, узнав о малочисленности королей, захотят добить их. Сначала Lux Veritatis мог бы сговориться с мудрецами, избавиться с их помощью от оставшихся владык Спустившихся, а уже потом присвоить артефакт себе. Сколь многое могла изменить правда о возможной гибели бессмертных, которой я так неаккуратно разбрасывалась! Цехтуу знатно прополоскала меня на этот счёт. Во-вторых, короли искали среди церковников последователей мудрецов. Мой опыт на мельнице доказывал, что за спиной служителей даже высокого ранга проворачивают манипуляции. А сколько в стенах резиденции ходят засланных фанатиков, которые втихаря докладывают хранителям артефакта обо всех решениях Lux Veritatis? Если хотя бы один из находившихся в зале уже был завербован мудрецами, он вскоре выдаст себя. Ведь для них жизненно необходимо не дать людям и Спустившимся объединить усилия против избранного. А ещё мудрецы знают о смерти королей. Им выгодней рассказать об этом за столом переговоров, дабы посеять смятение и разругать обе стороны. Пока они этого не сделали. Возможно, друзей мудрецов среди собравшихся не было, или эти люди ещё не объявили о себе.

Лично я ставила на старика из Риндожи, что вылил нам на макушки массу обвинений, и представителя Харатено, который постоянно переводил тему на войну и деление территорий. Но только если первый выступил открыто, то Чобре пытался разругать нас исподтишка. Он будто специально уходил с нужной темы и пенял на конфликт между народами. Мужчина с неприятным лицом и шрамом под губой только и делал, что говорил о несправедливости, негативном влиянии Спустившихся и вражде, давил на других служителей. А ещё мне не нравился человек из Лангзама. Вряд ли именно ему мудрецы поручили миссию разрушить зачатки сотрудничества, однако он тоже постоянно подливал масло в огонь.

В действительности, даже тихоню нельзя было не подозревать. Молчуны вызывали не меньшую настороженность. Они словно выжидали, пряча свои мысли поглубже, копили знания, чтобы выдать в конце убийственную речь, которая разметёт на куски ростки симпатии между служителями и Спустившимися. Мне мерещилось, что чувствовала копившийся в них клубок слов, который вырвется в самый неподходящий миг. Как жаль, что мысли каждого церковника были надёжно захлопнуты. Прав оказался мой преподаватель по дипломатии. Я ощущала себя слепцом.

Немало дискомфорта причиняла Мимрои, если я правильно услышала имя от Гарелла, которая неустанно пилила наше пятно взглядом. Она наблюдала за бывшим старейшиной На-Ла, предателем и ненавистным мальчишкой. Однако я сидела по правую руку от него, поэтому и мне доставалась порция злобы и… не знаю, ревности? Боюсь, старейшина На-Ла вообще не следила за дискуссией, потому как её обуревали эмоции. Зря её позвали. Нам нужны разумные представители Церкви, а не обиженные фанатики пережитков и устаревших предрассудков, вроде Мимрои и старейшины Лангзама.

Чтобы не путаться и не забывать позиции каждого, я представляла служителей фигурками на доске в виде животных. Главы Lux Veritatis от Парагемы, Шагаттэ и Альели напоминали сосредоточенных рогатых зверей: рогатых, потому что именно этот символ из-за бессмертных ассоциировался с властью и могуществом. Старик из Риндожи был старым волком, который устало следил за спорами молодняка. Чобре из Харатено представал в образе пчелы, что много жужжит и иногда жалит. Толку от этого, правда, не было. Гардано из Апрогси из-за переспрашивания и несодержательных вопросов казался птицей, которая повторяет услышанные звуки, а своих не имеет. Хамбер был ежом: сворачивался клубком каждый раз, когда его трогали, и больно кололся. Ерони из Бурута был филином, хитрым и терпеливым. Он будто чего-то выжидал, сидя на ветке и глядя сверху вниз на остальных. Тавьола из Тармено напоминала ящерицу: неподвижная, когда всё идёт согласно её ожиданиям, и скользкая и изворотливая, когда план нарушался. А Мимрои была змеёй, что уже избрала жертву и теперь не спускала с неё глаз.

Я оторвалась от разглядывания служителей и посмотрела на королей. Как они собирались выйти из сложившейся трудности? Начнут оправдываться? Станут хитрить и изворачиваться? Промолчат? Самым прискорбным было то, что я даже не знала, а правдивы ли обвинения. Хотела бы встать на защиту бессмертных, да вот… Эти двое могли устроить подлость, если считали, что их не разоблачат. Вдруг они и вправду позвали Глядящего в Душу и приказали отряду напасть на особняк? Это ведь так удобно – застать врасплох стольких глав Церкви и убрать их всех разом. И артефакт никакой не нужен. Lux Veritatis ещё нескоро оправится после такого сокрушительного удара. Все увещевания о перемирии и заботе о Клепсидре могли быть лишь прикрытием истинных целей королей. Мне становилось не по себе, когда об этом думала.

– Я уже сказала, что не мы должны доказывать отсутствие придуманных вами врагов, - ощетинилась Цехтуу.
– Сочинять угодные вам истории – главная черта вашего религиозного объединения. Но мы вам не Терпящая, которой нет и которая не может покарать вас за нелепые фантазии о Ней.

– Да что бы вы знали… - рявкнул какой-то служитель, но ему не дали закончить мысль.

– Напомните, как ваше имя?
– спросил Цеткрохъев, обращаясь к старику из Риндожи. Так спокойно и неторопливо, словно обсуждал повседневные дела за чашкой чая в гостиной старого приятеля.

– Я избранный собратьями из ордена Риндожи, кого назначили присутствовать на переговорах и нести волю нашего…

– Я не об этом говорил. Зовут то вас как?

И тут меня впервые поразила мысль: старик был единственным, кто не представился по имени! И никого в зале это, казалось бы, даже не волновало. Я и не думала, что это странно, пока Король не привязался к этой детали, не вывел её дотошными расспросами на передний план перед всеми. До сего момента «старик из Риндожи» словно и было его настоящим именем, и всех это устраивало.

– Простите, не понимаю, о чём вы.

– А ведь Король прав: вы не представились подобающим образом, - женщина с пучком из Альели выглядела слегка обескураженной, будто сама только заметила необыкновенный факт.

– Разве? Вообще-то я представлялся полностью, - пожал плечами старик.
– То, что вы не помните, не делает вам чести. Это оскорбительно, Король. Я понимаю, что мы для вас незначительные элементы, которые вы едва терпите… пылинки на ветру…

– Могу поспорить, что запомнила имена всех, кроме вашего, - перебила я служителя, пока его не понесло в защиту через обвинения.
– Уверена, такая проблема возникла не у меня одной.

Мой призыв подбодрил других, и служители неуверенно закивали головами. Значит, не расслышавших имя старика оказалось куда больше.

– Назовитесь!
– потребовал представитель Парагемы.

Служитель Риндожи невозмутимо молчал. Он откинулся на спинку и глядел поверх голов Спустившихся, как если бы был глух. Напряжение в зале усилилось. Правда, теперь у сидящих за столами появился новый враг, на которого и направили копья недовольства, пусть так сделали и не все присутствовавшие. Некоторые, судя по их фразам и позам, не нашли в скрытности старика ничего подозрительного. А вот несколько людей подались вперёд, глядя на служителя Риндожи с осуждением, недоверием, любопытством или недоумением.

– Знаете, почему он не отвечает?
– проговорил Цеткрохъев.
– Имя – не обычное слово. Его дают при рождении личности, как ярлык и опознавательную метку, через которую осуществляется связь с реальностью. Сколько интересного мы узнаем, когда произнесём имя этого человека вслух, как думаете?

– Это применимо лишь к демонам, - старик потёр слезившийся глаз.
– Люди не настолько зависимы от имён. Для нас это всего лишь способ распознавать друг друга в толпе, проявлять некоторую индивидуальность.