Шесть с половиной ударов в минуту

Над травой вились яркие точки: светлячки играли в догонялки, а, возможно, просто разыгралась моя фантазия, и огоньками были миражи, блуждавшие по равнине. Ночь – время воспалённого разума и болезненных видений. Наверное, это единственное её качество, за которое я не ненавижу чернокожую красавицу с глазами-звёздами и месяцем в волосах. Обманчивые образы порой бывают ненавязчивыми и хорошенькими. Можно взглянуть на камень и узреть вместо него ларец с диковинными изобретениями. Они двигаются, жужжат, некоторые даже летают, взмывая ввысь над резной, инкрустированной каменьями крышкой. А дрожащие на ветру травинки – это склонившиеся над ларчиком люди. Они открывают рты в немом изумлении, одобрительно кивают и указывают на чудесные поделки волнующимися тонкими руками. А вон там вдали из темноты выступает домик. Такой маленький, из старых брёвен, но по-прежнему очаровательный. И в нём, определённо, живут очень хорошие люди. Сейчас по ступенькам поднимется маленькая девочка и постучит в дверь. Пожилые супруги откроют ей, и они заживут долго и счастливо, как будто малышка никогда не пугала их внезапным убийством их дочери. Между прочим, самым добрым подарком, который Нахиирдо когда-либо делала. А потом к ним в гости придёт Ланмон. И, может, даже Рандарелл заглянет, если его не завалят делами в ордене.

Ночь меня сегодня непозволительно балует. То ли она насытилась злодеяниями, свершаемыми под её покрывалом незнакомыми мне людьми, то ли просто устала слушать мои жалобы. Или она готовит какую-нибудь гадость, и её доброе отношение – лишь отвлекающий манёвр.

Любопытно до колик, получится ли у меня вторгнуться в разум животных? Они ведь тоже мыслят, и я, по идее, должна вломиться к ним в голову с большей лёгкостью, чем к людям. Возможно, удастся таким образом сбить птицу с полёта или обескуражить кролика, поймать его и съесть…

Что за глупости! Единственное разумное решение – вернуться в ту деревеньку и украсть или выторговать еду. Но я с горечью осознавала, что мне не хватит сил войти в неё. И не только потому, что мой злобный сосед не пустит. Та деревня – пройденный этап, как и все оставленные позади города, и я давно вычеркнула её из своего плана жизни. Теперь только вперёд.

У меня получилось впасть в тревожную дрёму, наполненную тусклыми картинками и мельтешением фигур, которые я так и не разглядела. Всё время хотелось махнуть рукой и прогнать их, чтобы не мешали нормально заснуть, но кисти были неподъёмными булыжниками и вросли в землю. И сама я была безглазым и бессердечным растением, пустившим корни на этом самом месте в безмолвном пространстве. Что ж, пусть так. Мне это нравится больше, чем быть вечно напуганной и убегающей от себя Нахиирдо.

Очнулась всё в тех же смоляных хоромах, лишь краешек неба на востоке начинал светлеть. Торопиться было некуда и незачем, и я лениво села, поёжилась от холода, растёрла окоченевшие конечности. Желудок не то, что прилип к позвоночнику, а, должно быть, вообще усох до размера боба и готовился к побегу от безалаберной хозяйки. Но мне по-прежнему было всё равно. Странно, но пока я жила в бездушном городе, даже не задумывалась о том, насколько беспросветна и отчаянна моя жизнь. Но стоило освободиться от дурмана повседневности, набрать полную грудь свободы, и… меня буквально раздавило безграничностью безвыходных путей. Так много, и все ведут в пропасть. Чем не выбор? По той дорожке пойдёшь – красиво упадёшь, по этой пойдёшь – шею свернёшь… и всё в таком же духе.

«Но неужели нет ни единого проблеска? – вопрошала наивная Умфи, всё ещё сохранявшая оптимизм. – Ведь Рандарелл – мой добрый друг. Он всегда поможет мне в трудную минуту. Всегда выручит из беды, как и я его».

«Это потому, что он не знает обо мне, - тут же вставляет Нахиирдо. – Он дружит с маской, с половиной души, с… человеком. Но я не человек. Я Спустившаяся. Что будет, когда добрый друг Рандарелл узнает об этом? Станет ли он так же самоотверженно защищать меня?».

«Хорошо. А как же Сайтроми, мой добрый отец? Он покинул меня не по своей воле, я убеждена в этом! И однажды мы воссоединимся».

И снова преисполненная негодования Нахиирдо перебивает Умфи:

«Да откуда знать, что на самом деле задумал Сайтроми! Он не похож на добропорядочного отца, он попросту не умеет им быть. В существе, лишённом отцовских инстинктов, неоткуда им взяться».

«А как же Тигоол?» – говорит Умфи, но вторая сторона в споре набрасывается на неё чуть ли не с кулаками.

«А что Тигоол? Она эгоистка, которая со своей жизнью не может разобраться! Какое ей дело до какой-то полукровки?».

Молча наблюдаю, как они ссорятся, почти дерутся за право главенствовать в моей душе. Я согласна с обеими и не согласна ни с одной. Увы, даже не могу прикрикнуть на них, чтобы успокоились и не устраивали бардака в моей и без того захламлённой голове. Как же устала…

Я подобрала с земли сумку и немного с опозданием почувствовала, как тревожно позвякивает колокольчик в уголке сознания. Давно не слышала его. Жизнь в городе затупила врождённую остроту моей интуиции, сделала её менее звонкой. Совсем девочка размякла, куда уж дальше! Беспробудные блуждания в полуживом состоянии расшевелили мой начинавший ржаветь колокольчик, и сейчас я слышала, как он набирал силу, предупреждая о чём-то. И… мне до сих пор было всё равно.

Я огляделась по сторонам, но встретилась взглядом лишь с тьмой. Значит, ночь всё же приготовила неприятный сюрприз. Так и знала, что она что-то затевала! Я постаралась размышлять здраво, насколько это возможно в моём состоянии. Если интуиция гнала меня долой с этого места, значит, опасность была не гипотетической, а самой настоящей. И от кого бы угроза ни исходила, он был настроен крайне недружелюбно, и договориться с ним не получится. Возможно, враг уже примеривается, как получше вцепиться в моё горло или в какую точку ударить. Есть ли смысл отпугивать невидимого врага белым огнём? Если это бандиты, они сто раз подумают, прежде чем лезть к «демону». Если Спустившийся… впрочем, он тоже задумается, связываться ли с девчонкой, умеющей зажигать белый огонь.

Я извлекла из сумки свечу, но воспламенить фитиль не получалось: слишком уж истощена и подавлена. Тревога усиливалась, и я подвинулась ближе к дереву, редкому обитателю этих мест. И вот тогда, осознав, что добыча ускользает, темнота оформилась в видимое и осязаемое существо. Мне не удалось разглядеть его, потому что со всем возможным проворством полезла на дерево. По земле застучали лапы, и воздух прорезало свистящее дыхание. В повисшую на сгибе локтя сумку что-то вцепилось и с силой рвануло вниз. Я выпустила ношу из рук, едва удержавшись на ветке, и поднялась ещё выше. Так и не использованная свеча печально полетела вниз.

От ствола с треском отлетел кусок древесины. Я без радости подумала, что с такой силищей неизвестное создание, скакавшее на четырёх лапах и силившееся дотянуться до меня, способно срубить дерево. Я сидела ниже, чем хотелось бы, а разозлённый зверь выбрасывал из спины два длинных отростка и почти касался моих ног кончиками-шипами.

Вот теперь как Умфи, так и Нахиирдо окончательно проснулись от душевной дрёмы, судорожно соображая, как спастись. Безопасно ли было оставаться на дереве? Ответ последовал незамедлительно. Будто прочитав мои мысли, хищник обхватил истончившийся ствол лапами и потянул на себя. Дерево опасно наклонилось, и я обвила сук руками и ногами. Чёртово животное, кем бы оно там ни было! Злясь на себя, на него, на ночь, на мир в целом, я отломила небольшой сучок и усилием воли всё же подожгла его.

– Подавись! – крикнула я и гневно швырнула покрывшуюся ослепительным пламенем палку вниз.

Как и следовало ожидать, хищник ловко увернулся, даже не взглянув на моё импровизированное оружие, и воспользовался тем, что жертва отпустила одну руку: толкнул головой ствол, так что я едва не свалилась. Повисшую в воздухе ногу обожгло болью, и я, судорожно перебирая руками, попыталась подняться выше. Кончик длинного когтя окрасился моей кровью, и создание будто обезумело от восторга и предвкушения скорой расправы. Оно неистово кидалось на дерево, раскачивало его, так что то трещало и гнулось, будто под натиском ураганного ветра. Всё моё существо было направлено на то, чтобы не соскользнуть с «башенки» в лапы чудовищу. Я не думала о том, как выйти из сложившегося положения, каковы мои шансы выжить и всё в таком духе, просто…. Качалась, как на качелях, до боли в суставах впившись в шершавую кору, так что на руках остались ноющие ссадины. Позже я много раз думала, как у меня, изнурённой и подавленной, хватило энергии удерживаться на дереве. Раньше приходилось слышать истории о том, что страх и жажда жизни придают людям силы, но у меня откуда им взяться? В последние дни я только и думала о том, как бренно моё существование и что всем, в том числе и мне, будет всё равно, если Умфи-Нахиирдо просто исчезнет. А страх… ну да, было страшно стать завтраком чудовища, ну и что с того?

Бесконечные попытки хищника скинуть меня вдруг прекратились. Неужели устал? Глупость, охотники не отступают от столь лёгкой добычи. Я посмотрела вниз и увидела, что существо улеглось под деревом. Всё ясно, оно решило подождать, пока жертва сама упадёт к его лапам. Я ещё крепче обнялась с моим древесным защитником, пострадавшим по моей вине. Небо успело накинуть серое платье, и стало лучше видно, кто пытался съесть меня. Зверь оказался похожим на волка, но крупнее и с более длинной грязно-коричневой шерстью. Кровожадные глаза с бурой склерой так и сверлили меня. Два спинных отростка хищник расслабленно опустил рядом с собой на землю. Не помню, чтобы встреча в книгах упоминания о таких тварях.