Шесть с половиной ударов в минуту

– Конечно, знаю. Это твой наездник. Он ведь всё ещё с тобой.

– Не может быть! Мой наездник не обладает силой, способной подкидывать на метр над полом!

– Ты уверена, что всё это было по-настоящему?

Старушка снисходительно покачала головой. Этот жест заботливой бабушки, утешавшей напуганного кошмаром внука, никак не вязался с ледяным тоном и безразличием во взгляде. При этом кожа оголённых до локтей рук была натянута от напряжения, как если бы она сейчас держала в них вес целого материка. Смотреть на Юдаиф было жутко, потому что в эту секунду она являла собой набор противоречий и масок, вложенных одна в другую. Я бы не удивилась, если бы через секунду старушка разразилась бранью или расплакалась, выставив напоказ одну из своих сущностей. А потом так же резко успокоилась и предложила бы пойти и попить чай на зелёной лужайке.

– Нет, конечно, всё это не настоящее! – заявила я убеждённо. – Я умираю, а вы – просто часть моего исстрадавшегося сознания, призванного пробудить меня к ещё не угасшей жизни.

– Нет, - старушка сдержала смех, но губы её всё равно непроизвольно задёргались. – Я настоящая! Но не всё то, что тебя окружает, таковым является. Я каюсь перед тобой: не до конца прочувствовав твоё состояние, я переборщила с декорациями. Но я просто хотела, чтобы тебе было уютнее. Я не знала, что это доведёт тебя до помешательства…

Я с возрастающим ужасом воззрилась на это чудовище. Если, как мне представлялось, всё было лишь моей фантазией, то вопросов не оставалось совсем. В придуманной реальности нет правил, а значит, всё в ней бессмысленно и бестолково. Но если Юдаиф не лгала и я была в настоящем мире, содержащем иллюзии, возникал вопрос: что было реальным, а что нет?

– Я помогу тебя разобраться в происходящем, - Юдаиф протянула мне руку. – Пойдём в более приятное место.

И попьём чай на зелёной лужайке, да? С чего я вообще продолжаю слушать эту ненормальную и, возможно, даже нереальную личность?

– Мне нет дела до того, веришь ты мне или нет!
– видя мой враждебный настрой, сказала женщина. – Но ты оскорбляешь меня, заявляя, что я – не настоящая! Это то же самое, что называть кукловода марионеткой. Оскорбительно! Я не иллюзия, я – иллюзионист!

Лучи солнца выглянули из-за стены дома и окрасили правый бок старухи в золотистый цвет. Я переместилась на шаг в сторону, прячась от слепящего света, и почувствовала, как ноют мышцы во всём теле.

– Но прежде чем ты начнёшь гневиться, я скажу вот что: единственная иллюзия, которую я сотворила, была связана с подземным домом, - продолжала Юдаиф.
– Ты не заметила одну странность из-за рассеянности, которая, как мне показалось, была следствием твоего недалёкого ума. Но я ошиблась, и причина крылась в твоём подавленном состоянии.

– Недалёкого ума, да? – мрачно переспросила я. – И что это за странность?

– Подумай, девочка: если твой наездник не пускает тебя в замкнутые пространства, как ты сумела спуститься под землю в ограниченную четырьмя стенами комнату и прожить в ней десять дней?

– Но я… - по коже пробежал холодок. Я была настолько обескуражена тем, что у меня не получалось переступить через порог жилища старушки, что мне и не пришло в голову: я ведь уже была в её доме. Проклятье, всё это время кругом возвышались стены, а мой невидимый попутчик бил тревогу только из-за какого-то порога. – Значит, никакого наездника нет?

– Конечно, он есть, глупая!
– начала раздражаться Юдаиф. Кажется, я только что подтвердила недалёкость ума. – Просто, в отличие от тебя, он видит, где помещение настоящее, а где – нарисованная на картоне декорация. Я хотела, чтобы ты ощутила уют и комфорт, а не это, - женщина развела руками, показывая на старенькие деревянные дома вокруг. – Этот заброшенный город – не самое приятное место для проживания. И я состряпала иллюзию – довольно плохонькую, - в которой мой дом – это хоромы под землёй.

– Могли бы обойтись без этой отвратительной музыки!

– Музыку не тронь: она настоящая. А вот «прихожая» - нет. Ты тогда была под открытым небом, и твой наездник это чувствовал. Но зато знал, что я приглашаю тебя в настоящий дом, и противился этому. Вот и весь секрет. Сейчас ты видишь мир без ширмы и прикрас, какой он есть, - Юдаиф демонстративно поклонилась, будто она и была представляемым ею миром. – Я слишком стара, чтобы создавать такие сложные иллюзии. Больше никогда не буду пытаться угодить гостям…

– Значит, библиотеки…

– Я подумала, что, раз ты любишь книги, тебя порадует вид огромных полок.

Я недоверчиво вскинула брови. Хотя её слова объясняли, почему некоторые детали в интерьере постоянно менялись. Сейчас я осознавала, что мои глаза цепляли эти странности, но перегруженный рассудок отказывался их анализировать. Если бы была менее замученной и больше разглядывала так называемый интерьер, то увидела бы несовершенства созданной иллюзии.

– И почему же он так боится замкнутых пространств? – задумчиво прощебетала старушка. – Какую хитрую тварь ты подцепила! Он дождался, пока ты заснёшь, и внушил тебе, будто на тебя нападают. И всё ради того, чтобы выгнать тебя из дома.

Я посмотрела на дверь позади, и горло сдавил страх. И снова он был не моим.

– Мне что, опять жить на улице?

– Ну да. И в этот раз я, наверное, уже не буду маскировать её, а то опять испугаешься, - и Юдаиф мило улыбнулась, выдвигая на передний план самый неуместный из своих образов.

(1) Обудь

(2) Больная

(3) Дорогая

========== Глава 10.1 Мировоззрение ==========

Это была картина из трёх цветов: свинцово-серого, жившего в пепле и копоти, что плавно оседали на землю, точно грязноватый снег; угольно-чёрного, рассыпанного по земле, словно тёмные бусины, внутри которых угасает красное ядро; мертвенно-белого, проступавшего в устремившимся к небу дымным столбам, а также мраморной коже мертвецов, что ещё не успела покрыть сажа. Лучи солнца едва проникали сквозь молочный дым, будто тот ограждал картину от остального мира, заковывал её в белоснежные рамки. Жар уже остыл, но запах палёного всё не унимался, продолжая витать над сожжёнными домами. Изъеденные пламенем дерево и камень рассказывали свою историю произошедшего. Но самым кричащим был сам факт сохранения этих обугленных останков: огонь был слабым и не особо прожорливым, ведь иначе он поглотил бы весь город без остатка. Обыкновенный огонь.

А потом они будут рассказывать свою версию истории, игнорируя существование написанной заранее картины. Краски потекли и потускнели от времени, и никто уже не смотрит на этот сероватый пейзаж как на что-то реальное и несущее осколки прошлого.

Аккуратно ступавшая меж обломков женщина в алом платке и агатовом платье во все глаза осматривала новообразованное кладбище. Перешагнула через проткнутую вилами девочку, нижняя часть тела которой превратилась в чёрно-бурое пятно со спутанными нитями одежды и мяса. Рядом из-под обломков торчала рука. Чуть в стороне – обугленные кости, к которым прилипли куски одежды. На дороге лежал заколотый ножом мужчина. Нож – не огонь.

А потом начнётся кутерьма: засудачат женщины на рынках, что безвинных соседей истребили вероломные демоны, священники и служители будут роптать на исчадий, в клятвенной молитве обязуясь изничтожить всех и каждого из проклятого рода, что посмел претендовать на священные земли. Наместники земель задумчиво почешут в затылках, вымеряя расстояние между погибшим городом и своими владениями. Кто-то здраво предположит, что злодеями могли быть разбойники. В период войны со страшным врагом люди объединяются только на бумаге, но при этом всегда находится тот, кто ищет выгоду в столь бедственном положении: разграбление незначительной деревеньки всегда можно списать на кровожадных демонов, и не имеет значения, что ранее в этом районе активность Спустившихся не наблюдалась.