Шиари выбирает первой

— Когда шла сюда, была уверена, что брат скоро объявится. Нагуляется, спохватится и бросится в Кальдерок. А потом узнала о его прощальном письме, но уходить из академии уже было поздно. Да я и не знала как. Все закрутилось, и меня затянуло в водоворот событий.

В комнату вернулась тишина, мрачная и давящая. Я все ждала, что Торнвил сорвется с места и помчится рассказывать о девице, нагло втершейся к нему в доверие, но он продолжал сидеть на постели: взлохмаченный, сбитый с толку, растерянный.

— И что ты теперь собираешься делать? Зная, что Риф не вернется.

Пожала плечами, неуверенно ответила:

— Постараюсь дожить до пятницы, когда можно будет уйти из академии, а дальше… Если ты, конечно, раньше не раскроешь меня перед преподавателями.

Торнвил нахмурился и, наверное, впервые в жизни в мягких чертах его лица появились резкость и упрямство, сделав его чуть больше похожим на мужчину и чуть меньше на красивого, золотоволосого парня.

— Не раскрою. Не подумай, я считаю и продолжу считать, что ты поступила неразумно. Не сейчас, а тогда. Когда не отреклась от дара. Теперь же тобой двигало желание защитить семью, и это я могу понять.

— Спасибо, — растроганно прошептала я и опустила взгляд, ощутив слезы в глазах.

— Тебе действительно будет лучше дотерпеть до пятницы и уйти, — с самым серьезным видом проговорил кадет. — Пусть лучше имя Ноэро покроется позором, чем ты лишишься жизни.

С его словами было сложно поспорить. Мне действительно здесь не место. Два дня мне просто фантастически везло, но сколько продлится это везение? Рано или поздно я себя выдам, тем более что учиться и поддерживать иллюзию невыносимо сложно.

Словно заглянув в мои мысли, Бриан сказал со слабой улыбкой:

— Жаль, что столь могущественный дар достался девочке. То, как ты удерживала иллюзию, особенно во время тренировок, просто поразительно!

— Сочту за комплимент, хоть и сомнительный, — буркнула я, немного задетая его словами. Теми, что про девчонку.

Бриан это понял и поспешил извиниться:

— Я не то имел в виду. Ты очень талантлива, Лайра. И при других обстоятельствах я был бы рад быть с тобой в одном отряде.

Мы обменялись улыбками и грустными взглядами, а потом кадет поинтересовался:

— Как тебе удалось попасть в академию без метки?

— Чистое везение. Я так до сих пор и не узнала, что она из себя представляет.

Закатав рукав рубахи, Бриан продемонстрировал мне запястье, на котором, стоило коснуться кожи, обозначилась серебристая вязь: несколько нахлестывающихся друг на друга символов древнего адарийского языка, который испокон веков в своих заклинаниях использовали чаровики.

— Еще один повод для тебя исчезнуть.

Тяжело вздохнув, кивнула и поднялась на ноги, собираясь перебраться к себе на кровать. Уснуть теперь вряд ли усну, но это не повод не давать соседу спать. Поднимаясь, уперлась в постель ладонью и поморщилась от боли, прорезавшей руку.

Бриан это заметил, спросил встревоженно:

— Что случилось?

Я показала ему обожженные ладони, которые теперь выглядели еще хуже, чем раньше: вся кожа покрылась волдырями.

— Боюсь идти к животворцам, чтобы себя не выдать, — объяснила и тут же поспешила добавить: — Но ничего, скоро пройдет.

— Ну да! — мрачно хмыкнул Торнвил. — Извини, Лайра, но твоя стойкость граничит с глупостью.

С этими словами, тоже для меня не самыми приятными, он поднялся. В два шага оказавшись возле стола, зажег свечу и, пока я пыталась понять, что он собрался делать, поднес руку к огню.

— Ты что творишь?!

Кадет поморщился от боли, но не ответил. И руку не отнял, продолжал стойко держать над жадно вонзившимся в кожу пламенем.

— Бриан!

— Скоро вернусь. — Перестав над собой издеваться, он как был в пижаме, так в ней и вышел.

Отсутствовал минут двадцать, а я не знала, что и думать. Ходила из угла в угол, нервно кусая губы. Не пошел же, в самом деле, раскрывать меня перед ректором? Но тогда зачем жег себе руку?

Вернулся Торнвил с перебинтованной ладонью и такой довольный, будто ему на грудь понавешали с десяток медалей.

— Вот, — сказал, протягивая мне баночку с желтоватой мазью. — Должно быстро помочь. По крайней мере, боль точно сразу пройдет. Проверено на себе.

Скинув обувь, кадет забрался под одеяло, а я, не теряя времени, раскрыла заветную баночку и стала обрабатывать ожоги, чувствуя, как жжение притупляется.

А мне хочется улыбаться.

Несмотря на пессимистические прогнозы, что остаток ночи буду мучиться бессонницей, уснула я быстро и до самого утра спала как убитая, а, проснувшись, почувствовала себя на удивление бодрой.

Сил было столько, что на иллюзию ушла от силы минута. Пока Бриан умывался, а Эшвар, расхаживая по комнате, предавался своему любимому занятию — читал мне нотации, я успела одеться и обработать ладони чудо-средством.

— Плохо, деточка, очень плохо. Раз знает он, значит, в скором времени узнает и его курица.

— Курица? — переспросила я недоуменно.

— А то ты не понимаешь, о ком я! — окрысился цып, при этом недовольно напыжившись.

— Полагаю, что о Санае. — Я не сумела сдержать улыбку, что вызвало в фамильяре очередной шквал недовольства.

— Больше куриц я здесь не вижу. И тебе, деточка, не улыбаться надо, а молиться духам, чтобы эта… эта… нехорошая птица(!) тебя… нас(!) не раскрыла!

— От хорошего цыпа слышу. — С трудом удержалась, чтобы не показать ему язык.

В ответ Эшвар издал нечто, очень похожее не приглушенное рычание. Знаю, птицы, пусть даже и магические, рычать не должны, но Эшви под воздействием эмоций был способен и не такое.

Глядя на него, негодующего, возмущенного, со вздыбленными перьями, я с трудом давила в себе приступ смеха.

— Если бы был плохим, Лайра, тебя бы здесь не было. Размяк я на старости лет. Слишком многое тебе позволяю. Всем твоим глупостям и сумасбродствам потакаю.

— Да ты у меня просто лапочка безотказная. Рифера так и не удалось обнаружить? — сменила я тему, дабы прервать его ворчливые излияния.

— Нет, все еще не чувствую.

Видимо, брат обзавелся каким-нибудь хитрым артефактом, который помогает ему прятаться от фамильяра. Из-за этого я на Рифа еще больше злилась, а уж обида и вовсе все сердце мне протравила.