Шип

– Она меня даже не заметила!
– обида подняла новую волну негодования в душе несчастной.

– Сука!
– процедила Лиза через плотно сжатые зубы. Это, скорее шипение, чем слово острым жалом полетело вслед удаляющейся докторице.

– Ненавижу!
– прозвучало уже громче. Лиза, не помня себя, бросилась следом, споткнулась и чуть не упала. Матерясь, она хотела уже бежать дальше, но взгляд выхватил что-то между камнями брусчатки. Там лежал большой кровельный гвоздь.

– Это Знак Божий, - Лиза, не раздумывая, схватила ржавый баут и понеслась за Жанной.

+ + +

Сообщение об убийстве врача-акушера попало в общие сводки происшествий за прошедший день и стало очередным главоболием для ментов. Убийство явно претендовало на судьбу десятков и сотен аналогичных "висяков". Свидетелей преступления найдено не было. Каких-либо следов или отпечатков также обнаружить не удалось. Либо действовал профессионал высокого класса, что было сомнительно ввиду незначительности жертвы. Либо на дело пошёл новичок и ему крупно повезло. Ко второму варианту склонялось большинство оперативников. Но это никоим образом не помогало собрать пазл в картину и не вносило ясность в следствие - хоть так, хоть эдак, а фигура преступника оставалась загадкой. Да ещё и это орудие убийства - до сих пор такой странный предмет в анналах местной милиции не фигурировал.

Были проверены контакты врачихи, как по работе, так и личные. Её знакомые и подруги. Сослуживцы и однокурсники. Родственники и бывшие воздыхатели. Увы, но в сите Фемиды не застрял никто. Начинающий врач, внимательная и отзывчивая, неконфликтная, верная жена и будущая мать - в положительных характеристиках жертвы также не к чему было прикопаться.

Время шло, и на папке с происшествием в переулке неумолимо нарастал слой пыли.

7.

Лиза проснулась поутру с припухшими глазами, но абсолютно спокойная. Она так и провалялась всю ночь одетая, воя на судьбу. Но утром встала с полной уверенностью в правоте всех действий. Убийство, совершённое не то от ревности, не то от зависти, не то от злости, странным образом вселило в неё веру в собственные силы. Более того - теперь она чувствовала, что наконец навеки распрощалась со своим ребёнком. Она не смогла его защитить, но отомстив за невинную смерть, теперь спокойно отпустила дитя из мыслей. Нет, конечно, она будет и впредь вспоминать, но это уже не так больно. Она выполнила свой материнский долг!

Лиза продолжала изо дня в день убираться в своём микрорайоне, но теперь делала это с гордо поднятой головой. Она уверено смотрела на прохожих, общалась с жильцами, играла с детьми и чувствовала себя вполне самодостаточной.

– Не нужны мне больше по жизни ни мужики, ни дети, ни... бабы, - констатировала Лиза, как бы отчерчивая прожитое и пережитое. Сама себе хозяйка - стало для неё отныне девизом и смыслом жизни.

Прошло с полгода. В природе, городе и душе Лизы с наступлением весны всё цвело и благоухало. Беды и печали, казалось, задержались все в прошлом.

Тёплые деньки, как всегда, добавили работы дворникам. В преддверии праздника требовалось срочно повсеместно навести образцовый порядок, покрасить деревья и бордюры. А тут, как назло, стало больше мусора, повсюду валялись фантики, обёртки и упаковки от мороженого. Лиза методично обходила своё заведование, собирая пёстрые обрывки бумажных и целлофановых пакетов.

– А я ему и говорю - пошёл ты, козёл!
– её внимание привлекла группка девчонок-подростков, расположившихся на низкой оградке из арматуры, как птицы на проводах.

– Ну, ты, мать, даёшь!
– защебетали в ответ на реплику одной из девиц подружки - А с бэбиком ты теперь чё делать-то будешь?
– тыкнули они сигаретами в направлении её живота.

– Чё-чё, - передразнила первая девица. Присмотревшись, Лиза заметила, что та в положении.
– Мы ведь учёные: аборт делать не рожавши - ни-ни. Метну приплод на свет - а потом оставлю в роддоме. Пусть государство отдувается - ему нужно рождаемость повышать.

От всего услышанного Лиза застыла с веником в руках. Девчонки уже давно допили пиво и, побросав бутылки, упорхнули. А Лиза так и стояла, не в силах поверить в их слова.

– Вот так, легко и просто - рожу и оставлю, - злость и обида на таких непутёвых матерей, которые, как некогда и её собственная, готовы сыграть роль кукушек, ни на секунду не задумываясь об уготовленной их чадам судьбе, подступила к горлу удушающим комом.

– Суки!
– процедила Лиза через плотно сжатые зубы. Она уже знала, что должна сделать.

На следующий день на строительном рынке молодая девушка купила пачку шиферных гвоздей - длинных, острых и с удобной широкой шляпкой, хорошо лежащей в ладони. Беременную пигалицу она знала - та жила в её микрорайоне. Подкараулить её вечером, возвращающейся с гулек, оказалось совсем нетрудно. Так же, как и воткнуть в её развратное пузо припасённый гвоздь.

+ + +

В это позднее время перед закрытием в библиотеке, помимо Зойки и Елены Васильевны, было всего пару студентов, безуспешно пытавшихся хоть что-нибудь выучить к завтрашнему зачёту. Зойка спокойно сортировала читательские абонементы, Елена Васильевна относила и расставляла по полкам на свои места книги.

– Сука!
– неожиданный громкий крик поверг Зойку в ступор. Студенты, оторвавшись от книг, захихикали.

– Сука!
– повторила Елена Васильевна и упала на пол. Зойка бросилась к подруге. Та, раскорячившись в проходе, била руками и ногам по стеллажам, преграждая путь.

– Елена Васильевна, что с вами?
– перепуганная Зойка никак не могла приблизиться.
– Помогите же!
– призвала она на помощь посетителей читального зала.

Когда студенты подошли, Елена Васильевна уже стала приходить в себя. Судорожные движения рук и ног прекратились, но глаза были закатаны.

– Что ж вы стоите?
– причитала вокруг неё Зойка, - звоните скорее в неотложку.

Когда Елена Васильевна полностью очнулась, она была уже "упакована" и мчалась по городу под завывания сирены и проблески синих огней.

8.

Тимофей Гордеевич Веселов слыл большим мастером своего дела. Да и не мудрено - более полувека отдано этой работе. Натаскался, набил руку ещё с тех времён, когда от психиатров шарахались и держались подальше так же, как и от их пациентов. Да что греха таить - было дело! И дело это было не всегда чисто. Порой и руки марать приходилось...

Тимофей Гордеевич вздохнул, заходя в скрипучую ржавую калитку своих владений. Это заведение, более похожее на внутреннюю тюрьму, на самом деле таким и являлось. Или, по крайней мере, с таким умыслом строилось.