Шизофрения

— А я подумала, это любовь с первого взгляда, — рассмеялась Александра. — Вижу, ошиблась. Как говорят: «И на старуху бывает проруха», — тоже сказала по-русски.

— Это пословица? — поинтересовался Николя. — Очень хорошо рифмуется. А кто эта старуха?

— Да так, женщина одна, — махнула рукой Александра. — Вы ее не знаете, — с улыбкой опустила глаза.

— Кстати, я должен снова заметить, — Николя отпил вина и промокнул губы салфеткой, — вы похожи не только на графиню Ирэн Тарнер.

Александра глянула заинтригованно и даже перестала есть.

— Кушайте, кушайте, — улыбнулся он. — Когда узнаете на кого, вам будет уже не до еды и не до кофе.

* * *

— Господин! Из каминной трубы над домом графа идет дымок. Возможно, они там.

— Проверяй! — грузный мужчина поднялся с кресла и, прижимая трубку телефона к уху, принялся расхаживать по комнате. — До сих пор не могу поверить, что они выбрались! — раздраженно сказал он. — Доделай то, что поручено. И извести всадников о сборе сегодня вечером. Да, кстати, теперь женщина мне нужна. Похоже, она все-таки увидела Богиню. В общем, она не должна отсюда улететь… Кстати, поаакуратнее с помощницей графа. Сам знаешь, где она обучалась. Но если будет мешать… В общем, ты понял…

* * *

— А вот на том портрете, — Николя указал ей за спину, — мой дед Бернар и бабушка Софи.

Александра обернулась. На групповом портрете, композиционно похожем на старинную семейную фотографию, кудрявый брюнет стоял за спиной сидящей в кресле красивой рыжеволосой женщины с озорными глазами, одетой в сильно декольтированное бархатное зеленое платье.

— Бабушка была русская, — пояснил Николя. — По отцу — Трояновская. Не правда ли, красавица? Разве можно было устоять перед такой женщиной?

— Невозможно, — согласилась Александра. — А Ирэн Тарнер?

— Графиня Ирэн Тарнер… — Николя стал серьезным, и даже, показалось, немного печальным, — тоже была русская. Ее фамилия — Яковлева. Она, — Николя помедлил, будто сомневаясь, стоит ли говорить, — покончила с собой в возрасте двадцати шести лет.

Александра перестала жевать.

— Я точно не знаю, почему, — продолжил Николя, хмурясь. — В нашей семье избегали разговоров на эту тему. Правда, мой двоюродный дед Николя однажды начал рассказывать мне ее историю, но то ли я был слишком мал для такого разговора, то ли он просто сам не захотел или не смог дорассказать. Я понял только, что это была история ее любви, убийства ее первого мужа в первые месяцы октябрьского переворота и невообразимого предательства. Потому что ее первый муж оказался жив, снова женился и вполне благополучно устроился при новой власти. А она за него мстила. И отомстила. Во всяком случае, дед любил Ирэн всю жизнь, и, похоже, после ее самоубийства искал смерти. Воевал в Испании, участвовал во французском сопротивлении, а после войны много путешествовал: ездил в Индию, Египет, Мексику, на Тибет. Но каждый год в день ее смерти приезжал в Париж и отправлялся в кафе на углу бульвара Сен-Мишель, где все случилось, и сидел за столиком у окна. Печальная история, — Николя помолчал. — Мне было четырнадцать лет, когда дед в этот день не появился в Париже и не пришел в кафе… И он не пришел больше никогда… По словам отца, последний раз его шхуну, названную в честь графини — «Ирэн», видели у берегов Бразилии… А перстень, который я вам подарил, мне принес через несколько лет один неразговорчивый человек. Сказал только, что дед просил передать его именно мне, когда вырасту, потому что я пойму, как им распорядиться. И я сразу понял, когда увидел вас, — Николя смущенно улыбнулся.

— Спасибо, Николя, перстень мне очень понравился, хотя, скажу честно, до настоящего момента меня мучил вопрос, почему вы мне его подарили. А ваши бабушка и дедушка? — поинтересовалась Александра.

— О-ля-ля! Они были удивительной парой. Совершенно сумасбродной. Как у вас сейчас говорят: «прикольные», — последнее слово он снова сказал по-русски. — Они тоже были участниками французского сопротивления. Выжили, хотя об их похождениях рассказывают удивительные истории. Погибли уже после войны. Глупо и нелепо. Авария на горной дороге по пути в наше родовое имение в Систероне.

— А где это?

— В горах, по дороге между Греноблем и Ниццей. Никогда там не ездили?

Александра отрицательно покачала головой.

— Удивительная, неземная красота! — воскликнул Николя. — Хотите съездить?

— А ваши отец и мать? — уклонилась Александра от ответа на вопрос, потому что знала, что очень хочет. Слышала восторженные отзывы об этой дороге от Кузи, который исколесил всю Европу.

— Мать умерла при родах в Египте, — неохотно ответил Николя.

— В Египте? — удивленно спросила Александра.

— Ну, да. Отец увлекался древним Египтом. Просто был болен им. Можно сказать, смертельно, — горько усмехнулся он. — А Египет, как известно, не лечится. Месяцы проводил на раскопках. А мама не хотела отпускать его одного, даже когда была беременна. Так что я родился в Мемфисе, — закруглил Николя разговор.

— И у вас нет детей, — задумчиво сказала Александра. — Если бы я не была врачом, то сказала бы, на что это похоже… — Александра замялась, не решаясь произнести.

— На родовое проклятие, вы хотите сказать? — он пожал плечами. — Да. Я последний из рода Тарнеров.

— И что? Неужели нет женщины, которая… — Александра смущенно замолкла, потому что разговор складывался как-то безумно неуклюже.

— Я понял, что вы имеете в виду… — Николя помолчал, покручивая в руке бокал. — Можно я скажу прямо? — он испытующе посмотрел на гостью, которая смогла не отвести взгляд. — Кажется, есть… — чуть поморщившись, приложил к уху трубку мобильника, завибрировавшего в беззвучном вызове. — Привет, Клер, — бросил лукавый взгляд на Александру. — Да, мы в доме на набережной… Закрыли дверь в часовне снаружи? — он нахмурился. — Откуда они узнали? Неужели лодочник? Впрочем, теперь это не столь важно, — обеспокоено посмотрел на гостью, на губах которой зазмеилась усмешка. — Да, да, посмотри, Клер. Если будут проблемы, знаешь, как войти в дом, — он выключил мобильник и с задумчивым видом опустился в кресло. — Вам привет от Клэр, — проговорил насмешливо, хотя в глазах была заметна тревога.

— Вам бы следовало сказать ей, что я пробуду здесь до вечера, — сказала Александра язвительно. — Во всяком случае, до тех пор пока не принесут из химчистки мою одежду, которую вы пока даже не сдали.

— Ну, так прислуга пока не пришла, — развел он руками. — Хотя уже пора, — бросил взгляд на часы, которые напомнили о времени и о себе, гулко пробив девять раз. — Может быть, вы хотите немного поспать? — заметил, что Александра потерла глаза и с трудом сдерживает зевоту.

— Хочу, — честно призналась она, — но только после того как узнаю, на кого еще я похожа. В противном случае у меня разовьется невроз. Причин более чем достаточно.

Николя глянул вопросительно.

— Переутомление — раз! — Александра загнула один палец, — недосыпание — два! — загнула второй, — тяжелые переживания — три! — сказала таким довольным тоном, словно набор из трех признаков невроза был ее личным достижением. — Другими словами, — она демонстративно вздохнула, — совершенно неблагоприятная жизненная ситуация, усугубленная тяжелым психотравмирующим воздействием отсутствия информации о том, на кого я похожа. В общем, я сгораю от любопытства, — миролюбиво подытожила она, чтобы хоть как-то смягчить картину приближающегося кошмараусло кипучую энергию направить. ездят..

— Это, конечно, похоже на шантаж, — улыбнулся Николя, — но, кажется, придется объяснить, — он поднялся с места, — хотя бы потому, что невозможно отказать столь прелестной шантажистке. Пойдемте, — протянул ей руку.

— Для этого нужно опять куда-то идти? — забеспокоилась Александра, уже поднимаясь. — Надеюсь, не очень далеко, а то я не одета.

— Нет, нет, мадам, совсем рядом, — обнадежил гостью Николя и подвел к величественным напольным часам.

— Не хотите же вы сказать, что мы пойдем в… — начала было говорить Александра, но замолкла, увидев, что Николя открыл дверцу часов и, засунув руку внутрь, нажал какой-то рычажок, после чего часы — весь этот огромный старинный шкаф дрогнул как корабль, отходящий от пристани, и медленно пополз во внутрь, окрывая проход и лестницу, ведущую вниз…