Шизофрения

— Ну, я не знаю, Инга Валерьевна, — Кузнецов недовольно сдвинул брови. — В посольство что ли позвонили бы, чтобы они послали кого-нибудь в гостиницу.

— Позвонила я, Алексей Викторович. Обещали направить, — пролепетала секретарь.

— А почему это вы без согласования со мной в посольство звонили? А? Я вам это разве поручал? — раздраженно пробасил он.

— Ну, Алексей Викторович… — секретарша растерянно заморгала.

— Ладно, — он поморщился и махнул рукой. — Идите уже! Как только будет информация — сразу ко мне!

* * *

— Может, помедитируем вместе после обеда? — вдруг сказал Николя, хитро прищурившись.

— А сколько сейчас времени? — поинтересовалась Александра, соображая, как уклониться от заманчивого предложения. — В вашем подземелье и не поймешь, когда день, а когда ночь.

— Сейчас, — Николя глянул на наручные часы, — все еще первая половина дня. — Так что насчет совместной медитации? — не унимался он.

— Вы ж сами предлагали после обеда, а сейчас еще двенадцати нет, — решила не лишать его надежды. — И между прочим, медитируют — на голодный желудок, чтобы легче было войти в измененное состояние сознания, — со знанием дела заметила она.

— С вами, Александра, я готов медитировать в любое время дня и ночи! — весело сообщил он. — До еды, во время еды или после. Только дайте знать.

— Мы вообще то о герметизме говорили и статуе Свободы, — напомнила она.

— Да-да, вы правы, — он улыбнулся. — И еще о совместной медитации, — последние слова прозвучали как намек.

Заметив ее неодобрительный взгляд, Николя скромно потупил взгляд, хотя губы его подрагивали, с трудом сдерживая улыбку.

— Так вот, я думаю, — он, наконец, поднял глаза и продолжил, как ни в чем не бывало, — что потомки назовут наше время — началом эпохи Прозрения! — заявив это, он снова посмотрел на часы и почему-то нахмурился.

— Красивое название! — заметила она. — Ко многому обязывает наших с вами современников.

— И нас с вами, — добавил Николя. — Каждый отвечает за каждого. — Он помолчал. — Теперь о главных векторах движения, — закинул ногу на ногу и обхватил ладонями колено. — Эра Рыб в странах средиземноморской цивилизации, исповедующих иудаизм, христианство и ислам, прошла под знаками освобождения, равенства и братства, собранными вместе в революционном учении Иисуса Христа и повторенными многократно в различных интерпретациях.

— Французскими коммунарами, — уточнила Александра, — и масонами.

— И большевиками тоже, — добавил Николя и повернул голову к входу, где на пульте заморгала красная, а потом зеленая лампочка. — Прислуга пришла, — пояснил он. — Сейчас займется вашей одеждой.

— Спасибо, — наклонила голову Александра.

— Но во все времена объединение людей, признающих общечеловеческую ценность идей свободы, равенства и братства, — продолжил он, — происходило через разъединение по неким признакам, будь то отношение к собственности, вероисповедание, расовая, национальная, этническая или классовая принадлежность. И почти всегда через насилие по отношению к иноверцам, чужакам…

— Инакомыслящим, инакоговорящим, инако одевающимся и инако себя ведущим, — согласилась Александра.

— Что такое «свобода» — понятно, — продолжил Николя. — Во времена Иисуса — избавление от власти Римской Империи, а в последующие периоды истории и от любых иных насильственных форм управления.

— Николя, а вы считаете себя свободным человеком? — спросила она с неподдельным интересом, но, заметив его недоуменный взгляд, пояснила:

— У нас в России сейчас личная свобода прежде всего связывается с наличием денег и возможностью уехать из страны при всяких политических катаклизмах. Минимальный стандарт свободы — домик в Чехии или Голландии, да в общем все равно где, хоть в Эстонии или Черногории, а максимальный… — она задумалась, — максимального нет. Там начинается водоизмещение яхт.

— Вы хотите сказать, что для современных русских свобода — это экономическая возможность покинуть родину? — удивленно спросил Николя.

— Да, пожалуй. А те, кто не может, довольствуются патриотическими лозунгами и в глубине души мечтают о новом переделе собственности, чтобы попасть в число счастливчиков, успевших к бесплатному обеду с последующей раздачей столовой посуды, а заодно и мебели.

— Халява? — со смехом по-русски спросил Николя.

— Халява, — подтвердила Александра и тоже засмеялась.

— Странно все это, — покачал он головой. — Деньги, конечно, играют роль, но по мне, свобода — это отсутствие страха, — сказал как о чем-то давно продуманном и для себя раз и навсегда решенном. — Свободный человек — это человек, живущий здесь и сейчас, способный на искренние чувства и готовый свою свободу отстаивать. Это человек, прежде всего, свободный от чувства жалости к себе, которая неизбежно этот самый страх порождает, а заодно, зависть, ревность, ненависть и манию величия, заставляет быть послушным и, в конечном счете, превращает человека в раба обстоятельств, привычек, ритуалов, церемоний и иерархии. В общем, в раба системы.

— Большинство избирают такой путь добровольно и не мучают себя. А свободу и справедливость ищут разве что в разговорах на кухне.

Николя глянул удивленно.

— У нас в стране в какую кухоньку не зайди, — пояснила она, — везде несогласного найдешь. Особенно «под рюмашечку», — сказала по-русски. — Национальная традиция несогласия. Но — строго в пределах кухни.

— Какое нежное слово — «рю-машечка», — восхитился Николя.

— Ну да, по-французски — «улица Машечки» получается — сквозь смех сказала Александра. — Вы, Николя, про «равенство» и «братство» что-то сказать собирались, — напомнила она.

— Ну, да, — все еще улыбаясь, согласился он. — Так вот «равенство» — это в правах перед законом и справедливость в распределении благ.

— И привилегий, — охотно добавила Александра, — на которые в нынешней России покупают и охотно покупаются, в том числе, на лозунг борьбы с ними.

— Вы прямо диссидентка! — засмеялся Николя.

— Ваше подземелье — не хуже нашей кухни, — улыбнулась она, — может только чуточку попросторнее, — допила вино из бокала.

— «Братство» же, — продолжил Николя, разливая остатки вина из бутылки, — есть признание того, что все люди, являясь братьями и сестрами Мессии, не только имеют божественное происхождение от единого Творца, но и между собой связаны неразрывными узами. Но в любом случае, эра Рыб была эрой массовой веры с самыми безобразными проявлениями фанатизма. Преданность идее и интересам сообщества, организованного в некой государственной форме, ставились выше интересов и свободы личности. Поэтому внутренне свободные люди в средние века становились алхимиками, розенкрейцерами, суфиями, потом анархистами, как известный вам князь Кропоткин…

— И батька Махно, — добавила Александра.

— …а сейчас становятся сталкерами и айкидоками, — сказал Николя.

— Как Кларисса? — Александра прикусила нижнюю губу.

— Как Кларисса, — кивнул Николя и опустил смеющиеся глаза.

— И что же это все-таки означает?

— Она разве не рассказала? — изобразил он удивление.

— Да когда бы она смогла? Мы ж с вами из подземелий не вылезаем!

— Вы сами туда хотели. Кто просил тайну Черной Мадонны открыть, а?

— Ваши тайны, Николя, как матрешка. Одну открываешь, а в ней — другая. И неизвестно, когда конец.