Шизофрения

— А я, — на лице Марины появилась счастливая улыбка, — обожаю поздними вечерами сидеть на берегу Нила и всматриваться в небо, усыпанное звездной россыпью. Кажется, что особенного — звезды, луна? Но вы не можете не согласиться со мной — здесь, в Египте, они — иные. Луна будто повернута обратной, невидимой для всех стороной и всматривается в вас… А звезды на ночном небосклоне… такие яркие… словно это души ушедших фараонов наблюдают сверху…

«Людям нужна романтика, — думала Александра, слушая рассуждения спутников, — и, если ее не придумать, откуда она возьмется? Из жизни? Вряд ли. А Древний Египет, пропитанный духом таинственности, пожалуй, идеальный источник романтизма. Оттого и возникла русская литературная египтомания — стихи Кузмина, Ахматовой, Блока и Бунина…»

— Ну, нам всем пора спать, — Онуфриенко поднялся со скамейки. — С утра пораньше, пока не жарко, выезжаем.

До гостиницы шли молча, словно боялись расплескать впечатления…

…Не проспи, — предупредил Сашечка Александру, проводив до гостиничного коттеджа.

— А куда мы завтра едем? — все-таки поинтересовалась она.

— Завтра и узнаешь, — снова уклонился от прямого ответа Сашечка…

…Ужин она заказала в номер…

* * *

Александра проснулась от многоголосого шебетанья птиц, оживленно болтавших о своих снах. Солнечный свет заливал комнату. От дуновений ветерка открытая дверь лоджии легонько ударялась о стену. Накинув халат, она вышла наружу. Было еще прохладно. Утреннее солнце купалось в нильской воде, а та — нежилась в солнечных лучах, переливаясь озорными бликами. Плавучие зеленые островки речных водорослей, выросшие за время пути от верховьев Нила, наперегонки мчались по течению. Прибрежные кусты, расцвеченные ярко-красными лепестками, просились на акварель.

«Благодать! — подумала Александра и потянулась. — Идеальное место для лечения нервных расстройств и душевных болезней».

Бодрый телефонный звонок известил о том, что Онуфриенко о ней вспомнил.

— Доброе утро! — сообщил он о том, что и так было очевидно. — Ты, конечно, снова не хочешь перловку? — все же попытался испортить ей настроение.

— Я тебя убью! — весело пообещала Александра.

— Прям щас? — тоже весело поинтересовался он.

— Начну «прям щас», но убивать буду медленно, с кайфом, и… похороню без мумификации.

Пауза на другом конце провода свидетельствовала — Сашечка обеспокоился.

— Что ж, даже и не позавтракаешь? — наконец хитро спросил он.

— А что там на завтрак?

Сашечкин красочный рассказ об утреннем меню был настолько хорош, что любителя каш пришлось помиловать.

Завтрак пролетел незаметно…

Через час Александра спустилась в холл. Онуфриенко дремал в кресле, закинув голову на спинку и положив вытянутые ноги на рюкзак. Рядом лежала книга с заманчивым названием «Сакральная геометрия», которое Александра прочитала, прежде чем опуститься в кресло напротив. Понаблюдав немного за Онуфриенко, лицо которого было расслаблено и безмятежно, она тихонько мяукнула. Сашуля встрепенулся и, не открывая глаза, машинально полез в карман за угощением.

— Не беспокойся, это не кошка, а всего лишь я, — рассмеялась она. — И меня не надо кормить.

— Ой, повезло мне, так повезло, — открыв глаза, почему-то запричитал он. Видно, внутренне готовился к другому.

— Пока не надо, — на всякий случай уточнила она, чтобы Сашечка не слишком расслаблялся. — Книги умные читаешь? — указала взглядом на «Сакральную геометрию».

— Читал, да вот задремал. Не пошло с утра, — он запихнул книгу в рюкзак. — Ну-у, а насчет умных книг могу сказать следующее… — его лицо перекосилось от с трудом сдерживаемой зевоты. Очевидно, действие «Сакральной геометрии» еще не закончилось. — Книга может быть и умной, да каждый воспринимает по-своему. Недавно в Москве одна девица мне восторженно поведала: «Александр Васильевич, я прочитала Кастанеду!» — «И что?» — спрашиваю. — А она, не моргнув глазом, так радостно отвечает: «И теперь точно знаю, что … пить надо только текилу!» Так-то вот, — усмехнулся он и обернулся в сторону вышедших из лифта Пал Палыча и Марины. — Ну, значится, теперь все в сборе, можно ехать…

* * *

Поездка была насыщена до предела, как будто Сашечка, забыв о собственных высказываниях, осуждающих туристические фирмы, задался целью попасть в книгу рекордов Гиннеса по количеству исторических мест, осмотренных в единицу времени. Правда, в ходе поездки информацией не перегружал, сразу же заявив о желании дать Александре возможность просто послушать «шепот древней истории».

В Бени-Хассане — некрополе в скалах на восточном берегу Нила в двух десятках километров от Эль-Миньи в гробнице Аменемхета — имя царя Александра прочитала на табличке у входа — перед стеной с рисунками, изображавшими приемы единоборств, Сашечка лишь отпустил скептическую реплику в адрес тех, кто считает, что все приемы придуманы монахами из монастыря Шао Линь, а потом, указав на массивную колонну с выпиленным из середины фрагментом, иронично заметил, что кто-то, думая о вечности, ищет разгадки тайн, а кто-то довольствуется поиском сокровищ, которые, как известно, обычно прячут в каменных колоннах и… чугунных гирях. Сказав это, он бросил на Александру выразительный взгляд, очевидно, намекая на небезызвестных Паниковского и Шуру Балаганова, но про шкатулку деликатно промолчал. Когда же Марина скороговоркой сообщила Александре, что здесь в Бени-Хассане тридцать девять гробниц, относящихся к одиннадцатой и двенадцатой династиям, и несколько гробниц Среднего царства и что для посетителей открывают обычно только четыре — Хети, Бакита Третьего, Хнумхотепа и Аменемхета, взял информационную диверсантку под руку, бережно отвел в сторону и что-то шепнул на ухо, после чего Марина смутилась и замолчала, ограничив себя тихим обменом короткими фразами с Пал Палычем.

Александра же,пораженная увиденными в гробнице росписями, естественно извлекла из кармана куртки миниатюрную камеру — подарок Кузи к поездке– и направила на понравившийся рисунок. Первый кадр запечатлел… одного из смотрителей, с руками, протянутыми в сторону фотоаппарата, собственным телом прикрывшего объект съемки. Следующий кадр удалось сделать не скоро — лишь после того, как Онуфриенко, достав из рюкзака закатанную в пластик карточку, передал ее старшему смотрителю, при этом убедительным тоном что-то втолковывая тому по-арабски. Александра не вмешивалась, прислушиваясь к непонятному разговору. Обратила лишь внимание на многократно повторенное слово – «захихавас», похожее на заклинание, да и то, потому что его произнесение вызывало почтительные кивки у хранителей гробниц, которые тем не менее тщательно осмотрели карточку с обеих сторон, а потом еще долго дозванивались куда-то по мобильному телефону и читали вслух то, что на ней было написано.

— Что, здесь нельзя фотографировать? — невинным голосом поинтересовалась она у Сашечки, после того как участники переговорного процесса пришли к консенсусу, скрепленному небольшим денежным пожертвованием.

— Можно, — важно ответил тот, — если получить вот такое, — показал Александре карточку с собственной фотографией, — специальное разрешение на фотосъемку от Генерального Секретаря Высшего Совета по древностям Египта доктора Захи Хавасса — главного хранителя памятников Древнего Египта. А это сделать о-о-очень не просто. Ведь каждая фотография, сделанная в таких местах — ценность. Украшение коллекции любого египтолога. К счастью, мое разрешение еще действительно, а то пришлось бы некоторым, — неопределенный жест рукой свидетельствовал о том, что благодетель-Сашечка тактично избегает конкретизации, — заплатить немалый штраф…

…— Как впечатления? — поинтересовался Онуфриенко, когда они после осмотра гробниц уже спускались под палящими лучами солнца по бесконечным каменным ступеням к микроавтобусу. При этом выражение его лица было таким, будто это он сам искусно расписал стены гробниц и теперь ожидает похвалы.

— Впечатляет! — задумчиво ответила Александра. — Во всяком случае, здесь понимаешь, что задолго до тебя жило очень много людей и у каждого из них была своя история, а судя по оформлению захоронений, древние египтяне готовились к смерти почти с момента рождения.

— Не к смерти, а к возрождению, — уточнил Онуфриенко. — Почувствуй разницу между их жизненной философии и нашей. Для нас смерть — конец пути, для них — всего лишь часть жизни, которая не вызывает страха и является преддверием жизни новой.

Высказывание показалось Александре интересным, но Сашечка тему развивать не стал.

— Слушай, Саша, у тебя вода с собой есть, а то у меня во рту пересохло? — через некоторое время поинтересовалась она, потому что солнце припекало все сильнее, а широкополая шляпа и темные очки не спасали от жары.

— А то! У меня в рюкзаке — все есть! — расплылся Онуфриенко в довольной улыбке, а она поймала себя на мысли, что ничуть в этом и не сомневалась, потому как бездонный рюкзак запасливого спутника и не рюкзак вовсе, а волшебная скатерть-самобранка.

В автобусе она пила ароматную желтоватую жидкость, налитую из термоса, разукрашенного красными китайскими драконами, потому что «зеленый чай на жаре — лучше, чем холодная вода» и прислушивалась к оживленному разговору Пал Палыча с Мариной, видимо уставших от молчания и тихого перешептывания в гробницах.