Школа 1-4

– Ох что ты, заткнись!
– шипит на не? Катя.
– Не ори, сволочь, а то я тебя сейчас убью.

Юля верит и замолкает, продолжая дрожать от ужаса.

– Жди меня здесь, я скоро вернусь, - обещает Катя и ид?т болоту по следу ушедшей Риты Панечкиной. Она нагоняет е? через несколько минут, потому что Рита еле ид?т, сильно хромая на одну ногу. Заметив сзади Катю, она садится в снег и визжит, заливаясь слезами.

– Да замолчи же ты, - говорит Катя, подходя ближе.

– Я, вот... ногу вывернула...
– плачет Рита от страха и злости на свою проклятую судьбу.
– Нога болит, я идти не могу...

– Ничего ты не вывернула, - поправляет е? Катя.
– Она у тебя почернела вся.

– Вывернула, вывернула!
– рыдает Рита.

– Да заткнись, гадина, - кривится Катя, из носа которой снова начинает идти кровь.
– Заткнись!
– она рубит воздух м?ртвой Галиной рукой и у Риты лопается голова, кровь струями выпл?скивается изо рта и носа впер?д, заливает лицо из глаз, убитая девочка откидывается назад, валится спиной в снег. На болоте снова наступает тишина. Катя подходит вплотную к своей жертве и внимательно осматривает труп, словно ищет какую-то упавшую на него маленькую вещь. Потом она наступает сапогом Рите на кровавое лицо. Под подошвой битым стеклом хрустит кровь, уже превратившаяся в наст.

Заполдень по следам пропавших собирательниц хвороста приходят Валентина Харитоновна и помощница новой начальницы интерната Ангелина Давыдовна, рослая женщина крестьянского происхождения, лет сорока, в армейской ушанке и с толстой русой косой. За спиной Ангелина Давыдовна нес?т винтовку, чтобы поразить пулей любого врага советской власти, будь то зверь или человек. Валентина Никаноровна старательно хрустит снегом позади своей новой подруги, потому что мать е? принадлежала к декадентской русской интеллигенции и не напитала дочь достаточным количеством жирной крови. Увидев брошенные полузаваленные хворостом санки, Ангелина Давыдовна бер?т винтовку в руки и смотрит через истоптанный снег на бер?зу, к которой привязана Юля Невская с рукавицей во рту. Что-то падает сзади не? в снег, она резко поворачивается и видит труп Валентины Харитоновны, лежащий на смутных от то и дело перестающего падать снега саночных колейках. На трупе заметна одна странная особенность: у Валентины Харитоновны нет больше головы, а только какая-то треснувшая, залитая т?мно-красным соком небольшая пробковая колба, оплет?нная спутанными волосами, как волокнами старой ободранной древесной коры. Ангелина Давыдовна понимает, что раньше этот предмет и был головой Валентины Харитоновны, но не может понять, на какой из его сторон находилось лицо. Она машинально валится животом в снег и отползает под прикрытие саночек, выставив перед собой дуло винтовки. Она слышит тишину, такую пустую, что снежинки, как комары, звенят у не? в ушах. Глаза Ангелины Давыдовны чутко водят по инеевым кустам на опушке, отыскивая затаившуюся цель. Постепенно она замечает, что становится вс? холоднее. Морозный воздух прислоняется к е? лицу, покалывая острыми иголочками снега, вынутая из рукавицы на курок рука м?рзнет до пронзительной боли, и лицо тоже начинает ломить, словно в него втыкаются заиндевевшие железные гвозди. Когда Ангелина Давыдовна понимает, что нужно бежать, она уже не может подняться, на не? навалилась усталость, тепло утратившего чувствительность тела иссякло, она закрывает глаза, чтобы уберечь их от холода и не видит выходящую из кустов Катю, а если бы и видела, то не смогла бы даже нажать окаменевшим пальцем курок. Катя приближается к лежащей навзничь за саночками женщине и сбрасывает ногой шапку с е? волос, пробует носком сапога голову. Ангелина Давыдовна ещ? жива, хотя через горло в грудь ей лезет толстая, обросшая шипами гусеница. Катя стоит над ней и наблюдает, как Ангелина Давыдовна начинает д?ргаться и хрипеть от того, что кровь замерзает внутри е? л?гких. Похрипев, она разжимает челюсти на посиневшем круглом лице, кожа на н?м лопается, и выходящая из-под не? кровь сразу застывает на воздухе.

– Кукла из тряпки, - обиженно шепчет Катя, оборачиваясь в сторону леса, хотя там никого не видно.
– У не? же краска вместо крови. Такие ни на что не годятся, ясно вам или нет?

В сумерках она навещает труп Гали, которая вс? также лежит в снегу с разбитой головой, сидит возле него и роет отрубленной рукой девушки снег. Потом она подбирает брошенный топор и убивает ударом в лицо себе на ужин привязанную к бер?зе Юлю Невскую, потерявшую уже сознание от холода и голода, высасывает кровь из раны Юлиного лица, обгрызет ей губы, горло и мясо со щ?к. Белым болотом, из которого торчат уродливые не по старости ?лки, уходит она вдаль, завеса рушащегося с непроглядных небес снега скрывает е?, засыпая следы, и т?мные лужи крови белеют, и тени брошенных тел остаются покрываться инеевым мхом. Где-то там, в глубине колючей метели, ложится она в мягкие, убаюкивающие перины снегов, чтобы уснуть и долго спать, не дыша, и чтобы ей приснилось, что снежинки - это падающие зв?зды, которые, приближаясь к земле, становятся, вопреки законам перспективы, лишь тусклее и меньше.

7. Ледяные цветы

Так Катя и лежит, совсем м?ртвая, не размыкая глаз, пока не наступает настоящая зима. Уже лесные мыши зарылись с пушистый снег и живут под ним, пробивая себе крошечные луночки для дыхания, уже морозная, светлая, как белая лампа, луна появляется в небе, просвечивая сквозь сплетение ветвей, уже сидят по утрам на кустах пунцовые снегири, словно яблоки особой, светло-алой породы, солнечные лучи просвечивают тонкую корочку льда на веточках бер?з и однорукая Галя Волчок ходит белыми рощами, обгрызая со стволов м?рзлую кору и переж?вывая снег, чтобы не так болела прорубленная топором голова. Ночами на Галю нападает безысходная тоска и она ложится в какой-нибудь сугроб, пытаясь зам?рзнуть до окончательной смерти, но не имеющее источника самородное ч?рное тепло горит без устали в ней и не да?т даже спать, не то что умереть. Отчаявшись погибнуть, Галя тоскливо и плачуще воет, гладя единственной рукой поверхность снега, который не тает под е? ладонью, и, слыша этот вой, неусыпный Макарыч в который раз перезаряжает в своей каморке двуствольное ружь?, потому что не надеется ни на какие органы безопасности, а только на свой меткий глаз. Органы безопасности являлись уже несколько раз и проч?сывали окрестные рощи серыми рядами зябнущих небритых солдат, но не нашли ничего, а потом позабыли снова приехать, наверное, полагая, будто смерть уже улетела из этих мест в слепое снежное небо.

Но Катя не ушла, она только уснула на время, и одной ясной зимней ночью Галя Волчок, медленно шедшая просекой, бросается вдруг в кусты и мечется там от ужаса, ссыпая с веток снег и скуля, засунув пальцы уцелевшей руки себе в рот. Далеко на болотах, километра полтора от не?, Катя выбирается из сугроба и открывает свои смоляные глаза, две маленькие дыры в абсолютный мрак. Она ид?т, никуда не сворачивая, находит ворону, сидящую на вершине ?лки, кашляет хрипло, д?ргая Галиной рукой, и пожирает упавшую с дерева птицу вместе с перьями. Зв?зды рассыпаны по небу, как фонари.

Этой ночью Катя приходит к воротам интерната и глухо ударяет в них сапогом. Из калитки выходит в лунное поле Макарыч, как призрак, в надвинутой на лоб мохнатой шапке и валенках, он направляет на Катю ружь?, но оно не может выстрелить, потому что пули прим?рзли к стволу. Макарыч скалится и хрипло рев?т, мотая головой, зубы у него выламывает крюками мороза, такого страшного, какого он не помнит в Сибири, на белочешской войне. Р?в его быстро ломается в сплошной хрип, веточный хруст, и старик валится в снег, как срубленное дерево. Переступив через него, Катя проходит через будку, хрумкая осколками рассыпавшейся от мороза керосиновой лампы. Проникнув в первый барак, она убивает девочку Ол?ну Медвянскую, спящую возле двери, коротко вцепляясь ей своими пальцами в лицо, из которого сразу выступает быстро стынущая кровь. Катя прокусывает м?ртвой плечо и высасывает много крови, потом она перегрызает на трупе шею и уносит голову за волосы в лес. Долго ходит она между спящих древесных стволов, шепча им что-то, чего не разобрать, и качая за волосы м?ртвой головой, с которой капает кровь, иногда она останавливается и смотрит вверх, чтобы определить по зв?здам свои координаты и отметку времени на кругу своего бессмертия.

Наконец она приходит к той яме, где е? некогда закопали, к задубевшей мумии Тузика, полупогруж?нной в снежную впадину, она садится в снег, покачивается и с жуткими, лисьими стонами царапает лицо Ол?ны Медвянской. Из носа Кати капает ч?рная кровь, распл?скиваясь о лоб Ол?ны и затекая ей в глаза. И тогда из деревьев выходит однорукая Галя, разорвавшая на себе одежду в поисках причины непрекращающейся собственной жизни, задыхаясь, она хрипло взвизгивает и плачет от страха, вс? ближе к ней нервный, звериный стон смерти, вс? ближе источник терзающей е? боли. Галя останавливается в нескольких шагах от Кати и, трясясь, опускается на колени.

– Котова, - сдавленно и хрипло говорит она.
– Дай мне умереть.

Катя переста?т стонать и смотрит в расцарапанное Галино лицо, по которому текут холодные окровавленные сл?зы.

– Вытащи собаку, - говорит ей Катя.

Давясь плачем, Галя нащупывает целой рукой в снегу труп Тузика, вцепляется пальцами в рыжую шерсть, перемешанную со снегом и рв?т прим?рзшего пса из могилы наверх. Тузик не подда?тся, превратившись в единое целое с господствующим в лесу ледяным оцепенением.

– Не могу, - хрипит Галя и тщетно д?ргает отрубленной рукой, чтобы вытереть сл?зы.
– Помоги.

– Вытащи собаку, - безжалостно повторяет Катя, засовывая пальцы в разинутый рот Ол?ны Медвянской.
– Рви, пизда.

Галя сжимает зубы и рв?т Тузика к себе, схватив его за лапу и упираясь коленями в снег. Одеревеневшее чучело с хрустом выходит из снега, осыпая инеевую муку. Катя ложится на живот лицом к яме и начинает жевать снег, подгребая его руками ко рту. Галя со стоном валится набок, подтягивает ноги, сворачивается и, д?ргаясь, зажимает голову между коленями.

Из провалившейся вниз земли вылезает Надежда Васильевна. Е? лицо неплохо сохранилось, только губы и нос почернели, а ту сторону, которой Надежда Васильевна лежала на земле, поели санитары леса, щ?ку и ухо, так что там теперь т?мно-бурый пролежень, некогда мокнувший, а теперь зам?рзший до морщин. Грудь Надежды Васильевны давно лопнула, расплывшись по одежде зловонным т?мным пятном, пальцы на руках огнили, а одна нога не сгибается, то ли кровь зам?рзла в ней, то ли разложились мышечные волокна. Выбравшись на воздух, Надежда Васильевна зверино рычит и сразу бросается на Катю, но та сдавливает руками глаза Ол?ны Медвянской, отчего бывшая коммунистка д?ргается и оседает в снег, заваливаясь набок, кровь вперемежку со сгнившими тканями выходит у не? изо рта, как ч?рный понос, она всхрапывает от боли, боком пытаясь отползти прочь, рвота тянется мазутной кашей за е? напряж?нно разинутой пастью. Дрыгаясь, как пытающийся раскрыться перочинный нож, Надежда Васильевна судорожно, булькающе блю?т и пускает задом газы.

Следом за ней из ямы выбирается Ольга Матвеевна, которой выстрелом в затылок вырвало нос, она полз?т на четвереньках, то и дело заваливаясь на землю и снова тяжело поднимаясь, едва добравшись до края ямы, она ложится, перевернувшись на спину, и хрипло дышит, глядя на инеевые деревья над собой. Потом она переста?т дышать и окончательно умирает, оставаясь лежать на краю снежной воронки, женщина, которая хотела стать Богом, но превратилась в пустое околевшее тело. Больше не может выйти никто, только слежавшаяся вонь разложившихся тел поднимается еле различимым паром из трупной берлоги. Катя подползает к краю ямы и заглядывает внутрь, она видит ноги одной из девочек, сгнившие до костей, чью-то голову, присыпанную земл?й, и ощущает, что лежащие внизу детские тела уже перестали быть даже трупами, они стали почвой, удобрением, едой будущей травы.