Школа 1-4

Олег Петрович вынимает из кармана брюк пистолет, хотя не видит в темноте ничего живого, поводит фонар?м по стене вдоль коридора, к ступеням лестницы, поднимающейся из-под земли. Он слышит сво? дыхание и чувствует приближение чего-то к себе, прямо из пустоты, куда направлен фонарь, пристально смотрит в освещ?нное фонар?м пространство и только в последний момент поворачивает свет вправо, чтобы увидеть не движение, нет, собственную смерть. Она с размаху, сжав узкие щели глаз, бь?т его металлическим ломом по руке, сверху вниз, вышибая оружие, со звяканьем выпрыгнувшее на пол, боль впивается в локоть, но Олег Петрович, нагнувшись, уворачивается от удара по голове и всем телом бросается впер?д, чтобы сбить смерть с ног, попадает плечом ей в грудь, она пятится, теряя равновесие, и он на ходу хватает е? за волосы, чтобы превратить потенциальную энергию е? падения в полезную кинетическую удара головы об каменный пол. Но где-то там, на полпути к падению, он получает с другой стороны темноты страшный удар ножом для рубки мяса в живот, мгновение вместе с невыносимой болью лезвие вс? глубже пропарывает брюхо, пальцы разжимаются, он отпускает волосы смерти и падает в пустоту, на колени и руки, быстрый смертный пот испариной покрывает лысину, он пытается подняться, но новый удар ломом настигает его по голове, в ушах Олега Петровича лопается оглушительный колокольный звон, стены рвутся, как мокрая вата, и он валится плашмя на пол. Юля с каким-то хриплым вздохом прыгает на него сверху и, придавив его затылок коленями к полу, несколько раз всаживает нож ему в спину, как в кровеносный диван, упорно насаждая смерть.

Оставив нож в теле Олега Петровича, Юля вста?т и входит в сауну, отталкивая ногой табурет. Она склоняется над ванной и, закусив губу, погружает руки в жидкость, бер?т Марию за холодные голые плечи. Е? жуткий, нечеловечески верещащий крик загоняет в будки собак по дал?ким пос?лкам, ч?рная кровь вырывается из стиснутого рта, боль м?ртвых пронизывает е?, боль м?ртвых, с которой не сравнить боль живых. Но она поднимает Марию из ядовитого мороза, вытаскивает е? тяж?лое тело на воздух и прижимает к груди. Лоб подружки больно ударяет ей в плечо, м?ртвая вода ль?тся ручьями с платья Марии и из волос, за плечи и за ноги они тащат е? к озеру, раздевают на траве, косоглазая распарывает ножом мокрое платье и трусики, Марию погружают в воду, как маленького найденного на лугу дельфина, из носа девочки выходят пузыри, они окунают е? и поднимают, переворачивают вниз животом, косоглазая сдавливает грудь Марии, выжимая грязную воду из носа и рта, Юля беззвучно плачет от жалости к е? потяжелевшему телу, спутанным волосам, свисающим мимо плеч, голым висящим рукам и упавшей впер?д голове, которую косоглазой, чтобы вылить воду, вс? время приходится поднимать за волосы.

Потом они кладут Марию на берегу, распластав руки в стороны, косоглазая отцепляет от мотоцикла сумку, вынимает шприц, сверкнувший при свете единственного берегового фонаря, е? сильные пальцы медицинской сестры быстро насаживают иглу. Юля убирает волосы с лица Марии и подставляет свою голую руку ладонью вверх. Она не чувствует укола, глядя, как игла проникает сквозь кожу, и шприц наполняется медленно ползущей темнотой. Когда косоглазая вытаскивает иглу, из неразличимой дырочки в руке Юли выступает ртутная капля. Потрогав пальцем грудь Марии под левым соском, косоглазая приставляет шприц и с силой вдавливает его внутрь, что-то хрускает, Юля морщится от боли, которую не может испытать Мария под густым наркозом смерти. Медленно, миллиметр за миллиметром, темнота входит в тело Марии, которая даже не вздрагивает, просто лежит спящим лицом вверх, как тряпичная кукла, и Юля ещ? больше пугается, до чего же она м?ртвая. Процедура повторяется несколько раз, только грудь Марии больше не хрустит, словно сердце е?, опьянев от юлиной крови, лишилось уже своей особенной девственности.

Потом они разжигают возле Марии кост?р из политых бензином веток и садятся ждать, вытянув ноги к огню, их бессонные глаза неподвижно смотрят на пламя. Косоглазая иногда снова начинает петь вполголоса, покачивая головой, язык этих песен непонятен Юле, наверное, они родились на неизвестной ей дал?кой земле, где никто никогда не был, и Юля размышляет о том, что там, может быть, и есть настоящий мир м?ртвых, там живут они и поют свои песни, а те, кто не попал туда, изнывают в странной тоске, ностальгии по своей незнакомой Родине.

Юля спит, не закрывая глаз, ей снится, что она ид?т какими-то бездымно горящими полями к огромной, повисшей у самого горизонта голубой луне, огонь не жж?т е? ног, он раст?т вместо травы и древесных листьев, в зарослях огня Юле мерещатся таинственные существа, сотвор?нные из пламени, совсем непохожие на существ земли. Луна становится вс? ближе и больше, она видит на ней голубые горы с голубыми снегами и синие моря, ветер поднимается в огненных полях, обрывки пламени взметаются в кобальтовое небо, полное зв?зд, и Юля шепчет, сама не зная кому: "Боже, как велико творение Тво?, и нет предела ему".

Она видит, как косоглазая вста?т иногда, бер?т Марию под мышки и сильно встряхивает, раскинутые руки девочки взмахивают над травой, голова бессильно закидывается назад. Юле снятся чащи светлой сирени и голоса детей, везущих санки на кол?сиках по тропинкам вечного сада. В небе собирается гроза, надо быстрее бежать в школу, чтобы укрыться там от дождя, сегодня воскресенье и в школе никого нет, только пустые светлые коридоры, запах мастики, раствор?нные двери классов, как комнат в пионерском лагере, где все уже ушли на пляж, за высокими окнами плещет прибоем лазурное море, взметаются белоснежные чайки, Юля отворяет окно и смотрит вниз, в скалистый обрыв, крылья даны тебе чтобы летать, зачем же ещ?. И она летит, приближаясь к искрящейся на солнце воде, которой всегда страшилась, склонившись через поручень катера, потому что эта красота скрывает под собой безжалостную глубину смерти, она пробивает е? насквозь и оказывается по ту сторону, в скрываемом от людей мире, где тоже есть небо и солнце в облаках. Боже, как велико творение Тво?, и нет предела ему.

Косоглазая будит е?, когда небо уже сильно посветлело и зв?зды утратили свой блеск.

– Уже светает, мне нужно идти, - говорит она.

Юля смотрит на безжизненно распрост?ртое на траве тело Марии, накрытое окровавленной курткой, снятой с запоротого Олега Петровича.

– Мы перетащим е? в развалины, и лучше всего, если ты будешь лежать на ней и греть.

– Она не проснулась, - качает головой Юля.
– Куда же ты ид?шь?

– Я не могу оставаться до утра. Ненавижу солнце.

– В развалинах не так уж много солнца, - пытается возразить Юля, но, встретив взгляд холодных узких глаз, замолкает.

– Солнце - это не свет, солнце - это боль, - шипит косоглазая.
– Мне от него не спрятаться нигде, даже под поверхностью земли. Бери за ноги.

Они затаскивают Марию в развалины тем же пут?м, которым ночью вынесли е? оттуда. Положив девочку на каменный пол, косоглазая стелит рядом куртку и взваливает Марию на не?.

– Теперь ложись сверху, - велит она Юле.
– Расстегни рубашку и ложись животом. Запомни: улица Фрунзе дом пять квартира восемь.

Юля послушно расст?гивается, разорвав полы рубашки в том месте, где они намертво слиплись от засохшей крови и ложится животом на голое тело Марии. Е? поражает, что грудь и живот немного теплее ног, за которые она е? несла. Юля обнимает подругу руками и прижимается к ней, уткнувшись лицом в прохладную щ?ку. Губами она чувствует ухо, похожее на маленький остывший оладушек, и дышит на него. Косоглазая уходит, и скоро становится слышно, как злобно гавкает е? мотоцикл. "Куда же она едет" - думает Юля. "Если ей даже под земл?й не спрятаться от солнца?"

Стены сереют, наступает утро. Там, наверху, наверное уже поднялось солнце, но Юля не чувствует его тепла. Они с Марией мертвы и вс? мертво вокруг, мертвы камни, рассыпавшиеся на краю обрыва времени из ничему больше не служащих стен, мертва трава, настигнутая приливом последней осени, роса, как мертвенный пот выступает на е? листьях, мертвы птицы, оставшиеся лежать в траве, тяжесть смерти распластала их по земле и даже воздух не шевелит их перьев, мертвы пч?лы, сухими кусочками лежащие под стеблями трав, мертвы облака, и ветер лишь нес?т их дальше, как несла бы река трупы павших в битве людей. Глаза Юли не закрываются, отражая движение неба, она в одиночестве встречает медленно наступающий конец всего, она одна на дал?кой планете, бывшей когда-то живой, а потом соскользнувшей с рельс времени, только зачем, спрашиваю я Тебя, зачем жива моя любовь, когда умерло вс??

Она лежит так долго, целую вечность, сверху, мимо развалин, проезжают машины, солнце перемещает тени вокруг деревьев, ветер нес?т над озером безродную, ничему не принадлежащую пыль, крысы шуршат в глубине подземелья, царапая бетон, над телом Олега Петровича с ножом в спине жужжит мушиный рой, вся земляная мелочь сползается на пир из своих щелей, а Юле безразлично вс? это, она неподвижно лежит, обняв свою Марию.

А потом начинает быстро темнеть. Злой порыв ветра вметает в подземелье тучу бел?сой пыли. Звуки пропадают в гудении сквозняка, очнувшаяся Юля крепче прижимается к телу Марии, отворачивая лицо от воздушного потока, полного песочных игл. Первый отдал?нный удар грома сотрясает невидимое небо, и с облаков снова сыпется эта тонкая цементная пыль, как штукатурка с потолка, вихрь подхватывает е? и хвостами уносит за озеро, сбивая с крыльев тщетно кричащих птиц. Идущий навстречу великан снова рев?т, яростно, тревожно, а здесь, намного опередив его, уже вста?т, будто прямо из земли, шуршащая стена дождя. Юлю вдруг опутывает непонятный страх, она даже дрожит, стискивая зубы, удары грома становятся вс? сильнее и ближе, наконец со страшным грохотом небо растворяется над развалинами, как огромные золотые двери, Юля сжимается, пряча лицо в волосах Марии, земля вздрагивает под ней, но не ломается, потому что больше всего на свете есть она, слепая земля, полная червей, корней и погреб?нных мертвецов, полная своей, ч?рной медлительной жизни, больше неба она и больше солнца в небе. Юля как собственный дом ощущает е? бездонную глубину, забитую глиной и камнем, я могу уйти в тебя, ты спрячешь меня от зв?зд смерти. Они не увидят меня и я не умру.