Школа 1-4

– Вот бойня была, - вспоминает Юля, улыбаясь и отирая пот с лица тыльной стороной кисти.

– Наверное, нужно переодеться, - говорит Мария, - вся одежда в крови, плохо по улице ходить.

– Давай зайд?м к кому-нибудь в гости, - предлагает Юля.
– Тут поблизости наверняка твои подруги живут. Жалко глушителей на пистолетах нет.

– Чего нет?

– Глушителей, это такие штуки, на ствол надеваешь, и выстрелов почти не слышно, просто как кто-то ладонью по колену хлопнул. Правда, классно?

За домами разносится вой милицейских сирен. Он слышится со всех сторон, словно машины сзывают друг друга в стаю для большой охоты.

– Я знаю, где много одежды есть!

– вдруг догадывается Мария.
– И совсем близко. Пошли.

– А что это?
– спрашивает е? вслед Юля.

– Моя школа.

– Козлы!
– рявкает Игнат Ильич и так сильно ударяет кулаком в стол, что стопка папок заваливается набок, расползаясь по рабочей поверхности, ручка подпрыгивает в воздух на пару сантиметров и с одного из двух стоящих на краю стола телефонов сбивается трубка.

Стоящий по стойке смирно перед ним сержант спецназа невидяще пялится в стену за спиной Игната Ильича, словно там не облупившаяся засохшими пузырями краска, а окно, и в окне уходит по бесконечной солнечной дороге стройная девушка в коротком платье.

– Сколько человек убито? Я спрашиваю тебя, ублюдок, сколько убитых?

– Восемь, господин подполковник.

– Я не расслышал!

– Восемь, господин подполковник.

– Кто их расстрелял? Кто расстрелял моих людей, я тебя спрашиваю! Ряборукова ко мне.

– Ряборуков убит, господин подполковник.

– Сволочь!
– ор?т Игнат Ильич, и мощный голос его сотрясает стены кабинета. Его толстый затылок раздувается ещ? больше и на чисто выбритой голове проступает пот бешенства.
– Ряборуков афган прош?л, он всех вас стоил! Кто мог его убить, если душманы не могли!
– Игнат Ильич упирается могучими кулаками в стол и отрывает сво? тяж?лое тело от кресла. Песочные усы топорщатся на его лице и кажутся на н?м единственной растительностью при незаметности редких светлых бровей.
– Как сейчас обстановка?
– раздельно, медленно и тихо спрашивает он сержанта, и от ледяного света его глаз тому становится нехорошо.

– Группа Самойлова готова к выезду, господин подполковник.

– Я поеду сам. Сообщи Голикову, чтобы тоже был на месте через двадцать минут. Свободен.

Сержант поворачивается и уходит, осторожно прикрыв за собой дверь. Игнат Ильич задумчиво глядит перед собой, чтобы осознать величие катастрофы, разразившейся этим ласковым майским утром, на лбу его, полированном солнцем и ветрами полигонов, созда?тся складка, он скалится и низко, утробно рычит.

В просторном школьном вестибюле светло от сияющего за окнами солнца. Пахнет мастикой из классных коридоров, л?гкий ветерок проносится между открытыми окнами. Ещ? ид?т первый урок. Пока Мария изучает висящее на стене расписание уроков, Юля рассматривает стенгазету и трогает пальцами наклеенные в ней фотографии учеников, окруж?нные фломастерными раскрасками. Мария долго стоит около расписания, никак не может отыскать свой класс, что-то мешает ей сосредоточиться и вспомнить, как в школьном расписании ищутся классы. Ветер с шелестом подхватывает ветви стоящих за окном тополей, весело щебечут воробьи, возвратившиеся с мусорных баков соседнего двора. Наконец Мария находит номер комнаты и вспоминает, что сейчас двойной урок русского языка. Они поднимаются по лестнице на третий этаж.

В коридоре, куда выходят двери классных комнат, на паркете лежат ромбы золотого света, такого слепящего, что не разглядеть раст?ртой по половицам мастики. Стены коридора выкрашены голубой краской, а двери белые, как молоко. Они заходят в туалет, чтобы умыться. Тут сумрачно, свет плохо проникает сквозь непрозрачные окна, пол покрыт бурым шершавым кафелем, возле раковины разлита вода. Мария моет руками лицо, снимает куртку и рассматривает рану на плече. Внезапно внутри одной из двух кабинок звякает цепь и с шумом обрушивается хрипящая сливная вода. Дверь кабинки отворяется и выходит Лена Астахова. Она останавливается, как вкопанная, от удивления широко открыв свои серебристо-серые глаза, которые в упор встречаются с округлыми т?мными глазами Марии.

– Синицына?
– спрашивает она неуверенно.

Мария не отвечает, продолжая смотреть на одноклассницу, и от этого взгляда Лене неожиданно становится так страшно, что она невольно вскрикивает.

– Раздевайся, - вдруг велит ей Мария.
– Снимай платье.

– Ты что, сдурела?
– спрашивает Лена. По лицу Марии она видит, что та не шутит. Стараясь казаться спокойной, Лена переводит взгляд на Юлю, пожимает плечами и хочет пройти мимо Марии, и тогда Юля сильно толкает е? в стенку и с размаху бь?т кулаком в зубы. Схватившись руками за лицо, Лена падает на стенку спиной, стонет и сползает по кафелю к полу.

– Раздевайся, а то прирежу, - тихо говорит Юля, вынимая нож.

Лена поднимается, опираясь растопыренными руками о стену, из дрожащей разбитой губы вытекает светлая кровь. Вс? время глядя на нож, она неловко снимает платье через голову и отда?т его Юле.

– Трусы снимать?
– тихо спрашивает она.

– Не надо, - говорит Юля, протягивая платье Марии. Та снимает штаны, окровавленную футболку и сворачивает их в ком, потом подходит к раковине и смывает ладонями кровь с ног и груди. Лена молча стоит у стенки, теперь держась за разбитый рот. Наконец Мария надевает е? платье, которое ей чуть узко. Она од?ргивает его на неудобных местах и сбрасывает туфельки. Босиком она подходит к Лене и видит, что та дрожит.

– Что же у тебя юбка такая короткая?
– спрашивает е? Мария.
– Мне такую и носить будет стыдно. Снимай туфли.

Лена покорно вынимает ноги из туфель, ступая белыми носочками на холодный кафельный пол.

– Теперь становись на четвереньки, - говорит Мария.

– Зачем?

– Поиграем в овечку.

– Я не хочу, - на всякий случай говорит Лена, не ожидая ничего хорошего от изобрет?нной Марией игры.

– Зато я хочу. И Юля хочет. Юля, ты любишь играть в овечку?

Юля кивает.

– Быстро становись на четвереньки, а то нам становится скучно.

Лена опускается на корточки и упирается руками в пол.

– Здесь грязно, - говорит она, глядя на Марию снизу вверх.

– Ничего. Ты ведь овечка, а овечки ходят на четыр?х ногах. Вот так. А теперь иди к окошку и блей, как овечка.

– Не надо, пожалуйста, - просит Лена, начиная плакать. Мария слегка наступает ей ногой на пальцы, и Лена од?ргивает руку.

– Иди к окну. Если не покажешь нам овечку, мы будем сердиться.

Лена полз?т к окну, беззвучно плача.

– Блей!
– напоминает ей Мария.

– Бе, - сказала Лена.

– Блей, как овца, тебе говорят!

– Бе-е-е, - тихо скулит Лена, слышно, что ей мешают сл?зы.

– Вот теперь ты настоящая овечка, - сме?тся Мария, идя рядом с ней в е? туфельках.
– Поворачивай направо. Открывай дверь. Вот твой хлев, овечка. Вот твоя вода. Пей.

– Я не хочу!

– Раз ты овечка, должна пить из корытца.

– Я не буду пить, не хочу из унитаза, - срывающимся голосом ноет Лена.