Школа остроумия, или Как научиться шутить

персонажах русской литературы:

У Пушкина было четыре сына, и все идиоты...;

Камня они не нашли, но нашли лопату... Этой лопатой

Константин Федин съездил Ольгу Форш по морде;

Тогда Иван схватил топор и трах Толстого по башке.

Толстой упал. Какой позор! И вся литература русская в ночном

горшке.

Скорее всего, именно эти тексты Д. Хармса вызвали волну

подражаний; в их числе анонимный цикл "Веселые ребята":

Поплачет Лермонтов, а потом вытащит саблю и давай

рубать подушки/ Тут и любимая собака не попадайся под руку —

штук сорок так-то зарубил";

"Лев Толстой терпеть не мог Герцена. Как увидит Герцена,

так и бросается с костылем, и все в глаз норовит, в глаз;

И уже если встретит Толстой Герцена — беда: погонится

и хоть раз, да врежет костылем по башке. А бывало и так, что

впятером оттаскивали, а Герцена из фонтана водой в чувство

приводили.

Мягкий "черный юмор" присутствует в творчестве

"Митьков". Таковы, например, тексты под рисунками: "Митьки

возвращают Ван Гогу отрезанное ухо" или "Митьки отнимают у

Маяковского револьвер". Элементы сугубо хармсовского юмора

абсурда, сращенного с "черным юмором", легко вычленяются во

многих текстах близкого к "митькам" Б. Гребенщикова. В этом

же русле работал и ушедший из жизни в 1992 году О. Григорьев,

"автор первого, ставшего классическим, текста садистского

куплета":

Я спросил у слесаря Петрова:

Ты зачем надел на шею провод?

Слесарь ничего не отвечал,

Только тихо ботами качал.

Не исключено, что это четверостишие послужило "точкой

кристаллизации" накопившегося черно-комического потенциала

и вызвало к жизни десятки садистских куплетов (стишков,

частушек).

Элементы "черного юмора" прочно вошли в эстетику

андеграундного, а затем легализованного русского рока,

появившегося в конце 1960—начале 1970-х годов:

О, если бы я умерла, когда я маленькой была, я бы не ела, не

пила и музыку не слушала. Тогда б родитепи мои давно б купили

«Жигули», мне не давали бы рубли и деньги экономили. О, если бы

я умерла, когда я маленькой была, то я была бы Купидон и

улетела в Вашингтон.

Сестра у зеркала давила прыщи, мечтая о стае усатых

мужчин. Но, увидев, услышав такие дела, она неожиданно все

поняло. Да, в мире нет больше люб

ви, а она ведь еще и любила/ И выйдя на балкон, шагнула за

пе-ри-ла... Ах, у нас такая заводная семья! Простая, простая,

нормальная семья...

Одной из тупиковых, не получивших широкого развития,

линий "черного юмора" (соседствовавшего часто с "грязным", физиологическим юмором) была серия анекдотов про вампиров:

Отец приносит домой труп. Дети разочарованно: "У-у-у!

Опять консервы!".

Вампир идет по улице с буханкой хлеба. Второй его

спрашивает: Ты что, вегетарианцем заделался? — Да нет, —

отвечает тот. — Тут за углом авария, надо хлебушком кровь

вымакать...

Элементы "черного юмора" встречаются и в обычных,

"несерийных" анекдотах. Так, в одном из них хозяину котенка, любящего кататься по ковру, знакомый советует подстелить

наждачную бумагу, чтобы отучить животное от странной забавы.

"Ну и как?" — спрашивает знакомый при встрече. "До батареи

одни уши доехали", — отвечает хозяин.

Любопытно, что образ котенка встречается в одной странной

приговорке: Вот такие пироги с котятами: их едят, а они

пищат. Обычно приговорку сокращают: Вот такие пироги. Вне

зависимости от того, была ли здесь редукция или, напротив,

имело место позднейшее добавление, существование такого

фразеологизма весьма симптоматично.

Тема афганской войны вошла в серию анекдотов о Шерлоке

Холмсе и дала следующий образчик "черного юмора":

О, Ватсон! Вы приехали из Афганистана? — Да. Но как вы

догадались, Холмс? — Элементарно, Ватсон! Вы в цинковом

гробу!

"Черный юмор" постоянно присутствует в

профессиональной деятельности врачей. Этого рода юмор

практически никогда не цитируется вне предела круга

профессионалов, так как в данном случае он выполняет

действительно психотерапевтическую функцию. Примером

(далеко не самым ярким) является такой анекдот:

Врач, выходя из палаты тяжелобольных, говорит: "Всем —

до свидания... А вы, Иванов, прощайте".

"Черный юмор" проник в серию анекдотов о Штирлице,

правда, уже на той стадии, когда "художественный" юмор стал

заменяться лингвистическим, каламбурным.

Штирлиц шел по улице и никак не мог вспомнить ее

названия. Из окна выпал профессор Плейшнер.