Школа террористов

Надо выбрать удобный момент, когда он будет сосредоточен, достаточно секунды, чтобы крутануть "баранку". Но он очень насторожен и внимателен.

Боксер убрал от затылка пистолет - снова выехали на Чистопрудный бульвар, здесь светло.

– Давай к Трубной, - торопит он.

Сморчок петляет из переулка в переулок, стремится, где потемнее. Когда отъезжаем от центра, он сбавляет скорость и жалуется с грустью:

– Сегодня снова занятия пропустил, этого хмыря велели пасти. А ты сдал на "красный пояс"?

– Когда? Наш Идол совсем озверел - то туда, то сюда, и все нас, будто других нет. Скажу откровенно, самбо мне больше нравится. Каратэ - в кино красиво, а примени его вот в такой ситуации. Но сейчас не до приемов.

Он и вправду спортсмен... Уцелеть бы, раскрутить их шайку!

Где же мое прикрытие? Хотя бы какая-нибудь машина случайно увязалась за нами, припугнула бы их. Нет, ни машин, ни топтунов, как называют специалистов по слежке блатники и преступники. Настроение мое окончательно падает, когда подъезжаем к дому, где я живу, - здесь тоже пусто, если не считать безгаражных машин соседей, ржавеющих под открытым небом зимой и летом "Может, в подъезде или на лестничной площадке?" - хватаюсь я за последнюю соломинку надежды.

Поднимаемся на лифте. Не зря кто-то из умных людей окрестил подобные ситуации законом подлости. Даже соседи словно сквозь землю провалились - ни души

Мои противники стоят вплотную по обе стороны, готовые в любой миг пресечь любые мои попытки к спасению.

Вот и заветная дверь со счастливым номером 88 - так утверждают соседи, и Дина это отметила в первый день посещения моей обители.

Руки предательски дрожат, но я умудряюсь сразу попасть ключом в замочную скважину и, осененный мыслью, что в коридоре темно, надо этим воспользоваться, поворачиваю ключ лишь наполовину, щелкаю им, будто бы заело. Мысли стремительно мелькают в голове, восстанавливая в памяти все, что находится в коридоре и что можно использовать в качестве оружия. Вешалка для одежды. Тумбочка для обуви. Вешалка с одежными щетками. Японский зонтик в футляре... Не густо. И все это - разве что муху прихлопнуть...

– Есть! Есть!" - чуть ли не крикнул я, вспомнив, что на тумбочке под обувью я оставил утюг - торопился на службу и не отнес на кухню, где постоянно храню его. Им-то уж можно уложить хотя бы одного: открою и, не включая света, схвачу...

Но... человек предполагает, а судьба располагает. Усатик отбирает у меня ключ, открывает дверь и, оттеснив меня плечом, первым входит в прихожую. Включает свет. Рвется последняя ниточка. А когда вижу, кто выходит нам навстречу, окончательно остолбеваю - передо мной наш благодетель председатель кооператива Граф Инкель и... Сурен Самсонович, "верный" сторож стоянки. А я-то ему доверял! Даже ключ от собственной квартиры однажды оставлял, уезжая в командировку. Вот он и воспользовался...

– Проходи, проходи, писатель, - насмешливо и зло цедит Граф Инкель сквозь зубы.
– Раздевайся, ваше благородие.

Я медлю. Утюг вот он рядом, слева, но все настороже, мне и нагнуться не дадут.

– Ну!
– толкает меня в бок дулом пистолета Туземец.
– Или тебе помочь?
– Он уже тянет руку к замку куртки, я отстраняю её и раздеваюсь. Иду за Идолом - уверен, его кличка и вполне соответствующая - в комнату.

– Привет, председатель, - скалит прокуренные зубы Сурен Самсонович. Что-то совсем забросил нашу стоянку, мы уже соскучились.

– Заткнись!
– обрывает его Граф Инкель.
– Садись, - властно указывает он мне на стул у стола.
– Значит, вчерашний урок не пошел тебе впрок, повторяет он слова Туземца, - решил воевать с нами. И сколько ж у тебя помощников?

– Много, - отвечаю я дерзко, чтобы припугнуть его.
– Во всяком случае, хватит, чтобы прихлопнуть вашу шайку.

– Врешь, - продолжает усмехаться Идол.
– На сто тысяч много не надержишь. Или ты теперь больше запросишь? Знаете, что он натворил? обращается он к Туземцу и Усатику - Сурен Самсонович, видимо, уже в курсе.
– Вы во сколько уехали от хазы?

– Не было ещё и десяти, - отвечает Туземец.

– В двадцать один сорок пять, - уточняет Усатик.

– А ровно в десять его дружки ухлопали Кузьмина, ранили Василь Василича.
– Идол поворачивается ко мне.
– И ты надеешься, что запугал нас этим? Да ты сейчас так нам за них заплатишь, что маму проклинать станешь, зачем тебя родила.

– Да как же?.. Там никого, кроме нас, не было, - удивляется Усатик.

– Были, как видишь. На это у них ума хватило: его вместо приманки пустили; и пока вы вдвоем пасли его, они Кузьмина ухлопали. Сейчас он нам расскажет, кто это сделал. Ты не забыл свою жалейку?
– повернулся он к Сурену Самсоновичу.

– Зачем обижаешь, дорогой? Сурен никогда ничего не забывает.
– Наш сторож и мой помощник достает из внутреннего кармана куртки небольшой паяльник и смотрит на меня с ухмылкой.
– Прекрасный инструмент, председатель. Играет - слезы текут.

– Теперь понятно, кто помог Максиму Петровичу угореть, - говорю я с ненавистью, - у этого палача не дрогнет рука, и он с удовольствием будет издеваться надо мной. Отблагодарил за то, что он тебя на стоянку взял.

Сурен оскалил свои крупные, давно не чищенные зубы, по краям которых чернели камни.

– Ты прав, председатель, Сурен не забывает ни добра, ни зла: с Петровичем у меня были свои счеты.

– Твой Сарафанкин взял его по моему велению, - пояснил Граф Инкель. Кстати, небескорыстно, тысячу с него слупил. Помощник твой был великий стратег, вначале решил из-под моей опеки ускользнуть, напрямую на Кузьмина вышел. А когда документиком обзавелся - в рэкетиры подался Но аппетит у него был куда меньше твоего, он двадцатью тысячами ограничился

Для чего он это говорит мне? Или не мне, перед своими помощниками отчитывается, что, мол, вот рэкетиры выудили у него двадцать тысяч. Я не верил ни одному его слову.

– Врешь ты все. Никаких денег Максим Петрович у тебя не брал.

– Не брал, потому что не дали.
– Он вдруг удивленно изогнул брови. Может, и ты не требовал сто тысяч?

– Сто тысяч?
– у меня глаза полезли на лоб.
– Это когда же?

– Запямятовал, товарищ капитан?
– Но усмешка сползла с лица, и он менее уверенно продолжил: - Или ты думаешь, что я по телефону твой голос не узнал?

– С твоим слухом в консерваторию бы.

Ирония, кажется, подействовала, он усомнился ещё больше в достоверности телефонного абонента.

– Тогда ответь, зачем ты пожаловал ко мне после похорон Сарафанкина?

– Я в твоем кабинете требовал с тебя сто тысяч?
– Я был вне себя и еле сдерживался, чтобы не броситься на него.

Гарфинкель сурово посмотрел на Сурена.

– Кто ещё мог знать и звонить?

Сурен растерянно пожал плечами.

– Некому больше. Они с Сарафанкиным были не разлей вода.

– Так, - Гарфинкель начальнически прихлопнул по столу ладонью. Допустим, звонил не ты. Но ты не будешь отпираться, что документы у тебя? Он сверлил меня своими ледяными серыми глазами