Школа террористов

"есть веские основания полагать, что на правом сидении находился пассажир, выбросившийся на ходу, - застряла у меня в голове фраза майора. Значит, Андрей погиб не по собственной оплошности, а к моменту столкновения был "или мертв или в бессознательном состоянии".

Кому Андрей мешал или так насолил, что заслуживал смерти?.. Может, его подкараулили те сосунки, с которыми мы столкнулись в кафе? Уж очень агрессивно они были настроены. Поистине современные националисты, из которых рвущиеся к власти политиканы создают отряды боевиков и бандформирований. Особенно агрессивно был настроен их вожак, и если бы не Альбина...

Я счел своим долгом рассказать о стычке в кафе.

– Не думаю, что пьяная ссора могла явиться поводом к убийству, - не согласился с моим предположением Цынава.

– И поскольку версия убийства стала основополагающей, считаю, Герман Филиппович, поднимать ночью с постели Петрунеску, уважаемого человека и влиятельного, нецелесообразно.

– Ну почему же, - нетвердо возразил Токарев.
– Хотя бы с дочерью его поговорить.

– Не надо и с дочерью. Подождем до утра. Несколько часов роли не играют.

– Цынава дело говорит, - поддержал следователя капитан милиции. Петрунеску - мужик крутой, может и подальше нас послать. Потом неприятностей не оберешься.

– Что ж, подождем до утра, - согласился прокурор.
– Извините, Игорь Васильевич, напрасно вас потревожили. Давай, Петя, крути обратно, в гарнизон, - приказал он шоферу.

10

Расследование затягивалось. Срок моей командировки подошел к концу, пришлось звонить в редакцию, объяснять ситуацию и ждать указаний главного редактора. Генерал распорядился: задержаться ещё на неделю до выяснения обстоятельств похищения оружия и убийства Болтунова. "Это же сенсационный материал!"

В том, что совершено преднамеренное убийство, теперь никто не сомневался: один из работников ГАИ, дежуривший на окраине Кишинева, видел около 22 часов голубые "Жигули" с капитаном за рулем и тремя молодыми людьми в футболках: один - рядом с водителем, двое - позади. И экспертиза подтвердила: правая передняя дверца машины была приоткрыта до столкновения с препятствием; удар о каменную опору был не настолько силен, чтобы водитель потерял сознание и лопнул бензопровод, вызвавший пожар машины.

Подполковник Токарев побывал у Петрунеску и выяснил, что Андрей действительно заезжал к ним на квартиру, около восьми вечера, но Альбину не застал: она уехала в тот день к родственникам в Бендеры. Иона Георгиевич поговорил с претендентом на руку дочери по-родственному, попили кофе и расстались в хорошем настроении. Оставалось невыясненным главное - к кому ещё заезжал Андрей. Никто в полку не знал его кишиневского друга. Проверили всех знакомых, но ни у кого из них Андрей в тот день не появлялся.

Официантка из кафе, где у нас произошел скандал со спортсменами, дала показания, что Андрей в тот вечер был в кафе около 21 часа, якобы выпил триста граммов коньяка и уехал на своей машине один. Но кроме нее, никто капитана в кафе не видел. Значит, Андрей либо не заезжал в кафе, либо заскочил на минутку в поисках Альбины...

Над раскрытием преступления работала целая группа из военной прокуратуры и местного уголовного розыска. Токарев высказал предположение, что убийство Болтунова как-то связано с контрабандой оружия. Но я этому не верил.

На третий день в гарнизон привезли с экспертизы останки Болтунова. На похороны приехали родители Андрея, худенькие, морщинистые отец и мать, одетые простенько, по-деревенски, с мозолистыми, почерневшими от труда и земли руками. Им не было ещё и по шестидесяти, а выглядели дряхлыми стариками; нежданно-негаданно свалившееся горе согнуло и состарило их на десятки лет.

Я еле сдерживал слезы, глядя на них, на их обезумившие от отчаяния лица, на глаза, в которых было что-то такое, от чего сжималось сердце и комком застревали в горле рвущиеся наружу рыдания.

Приехала и Альбина в черном платье, покрытая черной вуалью, с темными кругами под глазами - видно тоже пролила немало слез: ждала свадьбу, а попала на похороны. Но у гроба она держалась молодцом: утешала стариков, поддерживая мать Андрея под руку, и кода той становилось плохо, подносила к её носу нашатырный спирт, отпаивала волокардином. А на панихиде даже сказала прощальное слово, обещая помнить и любить Андрея до конца дней своих и быть такой же честной и верной дружбе.

Командование полка устроило по русскому обычаю поминки в военторговской столовой. Пришли туда самые близкие друзья Андрея. Альбина привезла ящик коньяка "Белый аист" ("Андрей любил этот напиток") и ящик лучшего молдавского вина. Родителей Андрея она перепоручила женщине лет сорока, видимо тоже родственнице Болтуновых, и села рядом со мной. К моему удивлению, она выпила до дна первую рюмку коньяка, потом вторую. Еще в день знакомства я заметил, что она не особенно церемонится, когда дело доходит до выпивки, даже если находится за рулем, а тут и вовсе нервы у неё сдали, она готова была выпить и третью. Я напомнил, что ей ещё ехать в Кишинев, но она лишь грустно усмехнулась и изрекла:

– Мне теперь все равно.

Утешать её, значило ещё сильнее бередить рану, и я решил дать ей волю: пусть напьется, переночует в гостинице.

Я не люблю большие застолья, ни свадебные, тем более похоронные: слушать хвалебные речи в адрес усопшего, видеть скорбные лица, не выражающие подлинных чувств, есть и пить за упокой души - что может быть нелепее. И пришел я на поминки лишь из-за приличия и служебного долга: как-никак, с Андреем стали приятелями; ко всему, следовало присмотреться к людям и послушать, о чем они будут говорить; может открыться что-то новое и важное. Но Альбина мне очень мешала: изрядно захмелев, она стала приставать со всякими нелепыми вопросами, наподобие: "А кто вон тот майор?" Или: "Ты останешься моим другом и будешь навещать меня?" Как я ни старался переключить её внимание на что-нибудь другое, завязать разговор с соседями, она оставляла меня в покое лишь ненадолго.

Из обрывков разговоров женщины, приставленной к родителям Андрея, с его отцом (мать все время сморкалась в платочек и вытирала слезы), я понял, что она никакая не родственница, а скорее всего сотрудница военной прокуратуры или уголовного розыска: уж очень внимательно наблюдала она за присутствующими и прислушивалась к их разговорам.

И ещё одну немаловажную деталь удалось подметить мне, правда, пока непонятную, но насторожившую меня основательно: когда мы встали из-за стола и собрались уходить, около Альбины закружил капитан Скородумов, тот самый отстраненный от полетов летчик-коммерсант, которого я заподозрил в авторстве анонимки, явно подыскивая подходящий момент поговорить с нею. Такую возможность я ему предоставил, отлучившись на минутку, объяснив Альбине, что надо поговорить с замполитом. Едва я отошел, как Скородумов оказался возле Альбины. Что он сказал ей, расслышать не удалось, но как негодующе сверкнули глаза Альбины я заметил. Губы её скривились в презрительной усмешке, она что-то прошипела в ответ, и капитана словно ветром сдуло...

С незнакомым девушка вряд бы так поступила. А ни Андрей, ни его невеста словом не обмолвились, что у неё в гарнизоне есть ещё один поклонник...

Возможно за этим тоже кроется что-то интересное...

Я вернулся к Альбине, и она улыбнулась мне довольно мило, словно негодование только что не бушевало в ней, взяла мою руку и попросила:

– Уведи меня отсюда, я, кажется, захмелела.

Мы вышли на улицу. Уже темнело, но духота сегодня была особенная, не спадала и вечером. Блеклое небо, словно выгоревший на солнце ситец, висело над гарнизоном непроницаемым колпаком, закупорившим наглухо воздух; и все вокруг казалось мрачным, удручающим. Снова вспомнился Андрей и в сознании представилась картина его страшной гибели: горящая машина, и он, корчащийся от нестерпимой боли в пламени...