Школа террористов

– Врет все он!
– горячо запротестовал Андрей и осекся: в кабинет вошла жена Петрунеску и пригласила нас к столу.

Мы прошли за хозяином в небольшой светлый зал рядом с кухней, где нас поджидали обильные закуски и бутылки с красочными этикетками: коньяки и вина, фруктовые напитки.

– Знаешь, дорогая, оставь-ка пока свою кухню в покое, садись с нами, обратился Иона Георгиевич к жене.
– Сообща обсудим серьезное предложение.

Когда мы расселись - Иона Георгиевич в торце стола напротив молодых, я - напротив Софьи Михайловны, - хозяин наполнил рюмки и, глянув в серьезной задумчивости на дочь, потом на жениха, заговорил высокопарно, как на приеме в министерстве иностранных дел:

– Для нас большая честь, что советский офицер просит руки дочери. Она у нас единственная, и потому её счастье - это и наше счастье, здоровье и благополучие. Знаем, что вы любите друг друга, и настала пора свить вам свое гнездышко. Но вы ещё молоды и неопытны, на первом месте у вас чувства, желания; вами руководит сердце, а не разум. А для крепкой семьи и счастья одной любви мало, поверьте мне пожилому и прожившему нелегкую жизнь человеку.

– Ну что ты, отец, взял с места в карьер, - остановила его Софья Михайловна.
– Дай ребятам выпить, закусить, они с утра ничего не ели.

– Прости, мать, ты права. Поистине, сытый голодному не разумеет. Пейте, ребята, закусывайте, потом поговорим.

Обращение к молодой жене "мать" вызвало у меня усмешку: Софья Михайловна выглядела моложе Альбины, совсем ещё недавно, как говорила невеста, вместе бегали на танцульки и делились, наверное, своими любовными увлечениями. Иона Георгиевич не может не понимать столь комичного обращения... Хотя, пожалуй, он специально обращается так к жене, чтобы напомнить дочери о их положении. Альбину, не трудно было заметить, это злило, но она держала себя в руках и делала вид, что не обращает внимания на причуды своих "предков".

Глаза Софьи Михайловны по-прежнему сияли ( я впервые видел такие прекрасные глаза, ослепившие меня необыкновенным блеском, будто в них отражалось само солнце), и все лицо её, тоже редкой красоты, светилось счастьем, словно желанный возлюбленный делал предложение не Альбине, а ей. Да, губа у Ионы Георгиевича не дура - завлечь такую красавицу... Правда, и он из тех мужчин, перед которыми устоит не каждая женщина: крепко сложен, симпатичен. А разница в годах... Разве это первый в истории случай?! У моей матери тоже был любовник почти мой ровесник...

Мы пригубили рюмки. Ни пить, ни есть не хотелось. Я с нетерпением ожидал ответа Ионы Георгиевича на предложение Андрея, а друг мой и вовсе сидел, как на углях, поглядывая преданно то на будущего тестя, то на его жену, то на Альбину, стараясь всем своим видом показать как серьезно его намерение и что им руководит не только чувство, но и рассудок.

– Мы не голодны, - пососав лимонную дольку, осмелился продолжить разговор Андрей.
– И по годам я и Альбина давно выросли из детских штанишек, так что зря вы считаете, что мы необдуманно решили...

– Хорошо, - Иона Георгиевич отложил недоеденный пучок кинзы, вытер салфеткой губы.
– Как говорят, женитьба - не напасть, да женатым бы не пропасть. Ответь мне вот на такой вопрос: где вы собираетесь жить?

– У меня, разумеется, - не смутился Андрей.
– С работой у Альбины проблем не будет: в гарнизоне есть школа, квартиру мне дадут.

– Ты уверен? Разговоров о переводе вас на новое место не ходит?
– Иона Георгиевич пристально смотрел Андрею в глаза.

– Мало ли какие разговоры могут ходить. Насколько мне известно, пока никто и никуда переводить нас не собирается.

– Пока, - грустно усмехнулся будущий тесть.
– А что наше правительство заявило? Будем создавать свою полицию и свою армию. Молдова, как и страны Прибалтики, скоро станет самостоятельным государством.

– И вы уверены, что сумеете сами себя защитить?
– лицо Андрея пошло красными пятнами.

– Молдаване - народ свободолюбивый и мужественный. Если потребуется, сумеем защитить себя. Но сейчас разговор не об этом. Давайте житейский вопрос решим. Итак, если вас будут переводить в Россию, ты согласен остаться в Молдове?

Лицо Андрея нахмурилось, сосредоточилось. Он глянул на Альбину - что думает по этому поводу невеста, - но она с затаенным любопытством ждала от него ответа.

– Мне нравится Молдова. Но я летчик, и оставаться здесь непонятно в какой роли и на правах человека второго сорта, сами понимаете...

– Понимаю, - согласно кивнул Иона Георгиевич.
– Пойми и ты: Альбина тоже не захочет ехать в страну, где будет чувствовать себя человеком второго сорта.

– В России нет национализма, нет людей второго сорта, - горячо запротестовал Андрей.
– И Альбину, можете мне поверить, словом никто не обидит.

Иона Георгиевич посмотрел на дочь.

– Ну, а ты что скажешь? Согласна поехать в Россию, куда-нибудь в Сибирь или на Дальний Восток?

Андрей хотел возразить, но я подал ему знак помолчать. Пусть Альбина ответит, и от того, готова ли она разделить радости или трудности, выяснится, насколько она его любит.

– Мы как-то не говорили на эту тему и не думали, - уклончиво сказала она.

– Коль на такое решились, следовало подумать, - назидательно заметил отец.
– Вы в таком возрасте, когда надо смотреть намного вперед... Ну что ж, давайте поступим по-соломоновски. Сколько дается времени на обдумывание в загсе?

– Кажется, месяц, - неуверенно промямлил Андрей.

– Вот и отлично. За месяц, я думаю, многое прояснится, и вы разберетесь, что к чему. А теперь давайте выпьем за вашу молодость, за вашу любовь.

8

От Петрунеску мы вышли уже в одиннадцатом часу ночи, с трудом поймали такси и еле уговорили водителя отвезти нас в Варкулешты. Андрей почти всю дорогу молчал, о чем-то сосредоточенно думая: то ли о перспективе, если придется покинуть Молдову, то ли его озадачил разговор с будущим тестем с глазу на глаз, состоявшийся после застолья на балконе при закрытых дверях. Скорее всего последнее, ибо с балкона Андрей вернулся без прежнего блеска в глазах, озабоченным и хмурым. Я попытался было расшевелить его шутками, напомнив, какие крутые виражи мы заламывали при сватовстве и как умело он отражал атаки "тяжелого бомбардира" тестюшки, но Андрей остроты мои не принял. И я тоже замолчал, давая ему возможность осмыслить все по горячим следам и во всем разобраться самому.

Когда вылезали у проходной из такси, он вдруг спохватился:

– Вот черт подери, совсем забыл, что надо было к другу заскочить.

– В Кишиневе?

– Да.

– Не возвращаться же.

Он глянул на часы.

– Само собой - первый час. Завтра съезжу...

В проходной нас встретил, словно поджидая, дежурный по части, старший лейтенант с красной повязкой на рукаве. Сказал сердито:

– Давайте в штаб. Там вас из военной прокуратуры дожидаются. Весь гарнизон на ноги подняли.