Шпага Софийского дома

– Да то Нифонт все, гад, - скривился Силантий.
– А я уж в вой поверстан был и слово дал подчиняться. Ежели б не то... Ладно, что уж тут рассусоливать. Спасибо... Помни, Олег Иваныч, - должник твой теперь Силантий Ржа, дворянин московский. А в должниках долго ходить не люблю. Может, еще и свидимся. Прощай.

– Прощай, Силантий, - кивнул Олег Иваныч и, вскочив на коня, поскакал прочь. Губы его словно сами собой насвистывали какой-то тягучий грустный мотив, смесь "Лед Зеппелин" и "Блэк Саббат". Жаль, что так получилось, с Силантием-то. Жаль.

Он нагнал посольство через полчаса. Тусклый фонарик солнца еле виднелся в небе, скрытый плотным туманом. Холодным, осенним, даже с какой-то изморозью. Тянувшаяся в течение всего пути однообразно-унылая равнина плавно перетекала в пологие холмы, покрытые лесом. Лес так и не кончился до самых Трок - небольшого, застроенного большей частью деревянными зданиями, городка Великого Литовского княжества.

По совету неоднократно бывавшего в Троках Федора, остановились на заезжем дворе, пользующемся расположением средней руки купцов за приветливость обслуги, надежность стен и сравнительно недорогую кухню. Заняли верхнюю горницу и, так и не отдохнув с дороги - некогда, прежде дело, - отправились в королевский замок. Казимир их не принял в тот день был занят проблемами шляхты - хорошо хоть, подумав, назначил на завтра. Послезавтра король и двор уезжали в Вильно - так что новгородцы очень вовремя прибыли.

Вечером того же дня явились королевские слуги - принесли в подарок послам одежды алого бархата, Панфилу, правда, немного не в пору, да ерунда, главное - королевский подарок. Напомнили еще раз, что его величество ждет их завтра к обеду.

Панфил с Кириллом вернулись из Трокского замка к вечеру. Усталые, но не особенно довольные. Нет, Казимир Ягеллончик принял их неплохо, в присутствии своих малолетних сыновей и свиты, с ломившимся от яств столом, с трубачами перед каждым блюдом...

Только вот о главном говорил уклончиво. Да, конечно, зарвался Иван, князь московский - дальше ехать некуда. Оказать военную помощь? Гм-гм. А вот князя в Новгород - пожалуйста! Поговорите с Михаилом Олельковичем, братом киевского князя Семена, может, и согласится...

Поговорили с Михаилом Олельковичем. Тот бороду почесал, подумал, да и, рукой махнув, согласился служить Новгороду, Господину Великому. За поминки приличные. Рядили свитские - не особо люб Казимиру Михаил Олелькович своеволен больно, да и к Москве сладок - родственником Михаил Олелькович московскому великому князю приходился...

Покуда послы новгородские, Панфил Селивантов да Макарьев Кирилл, свое дело ладили, заскучал Гришаня. Толмач посольству не требовался - магнаты-то, почитай, все по крови русские - и Вишневецкие, и Острожские, и Радзивиллы. Вот и шлялся отрок по Трокам, искал незнамо чего. Нет, чтоб, как Олег Иваныч, к примеру, - по торговым рядам пройтись - куда там! Другое Гришаню интересовало - премудрость книжная, по Феофилактову выражению - "кощуны" да "глумы". Искал-искал... и нашел-таки! В одной корчме стакнулся с человеком чудным - по всему чудным: и по мыслям, и по словам, и по виду. Ликом смугл, зубы жемчугами сияют, лицо худое, приятное. Волос длинен, борода бритая ну, чистый фрязин. Так и оказалось - фрязин, наполовину. Из Кафы - князь Таманский. Отец генуэзец, мать черкешенка, сам - не пойми кто. Веры, сказал, жидовской. По-русски говорил чисто. О Троице Святой как пошел после третьей чаши высказываться, дескать, не может быть такого, чтоб Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой - и все едино! И кто, вообще-то говоря, Иисус? Богочеловек или человекобог?

От слов таких богомерзких уши Гришанины - уж на что человек тертый - в трубочку чуть не свернулись. Ну, если и не свернулись, то покраснели точно!

Отрок уж и не рад был знакомству - заоглядывался, не имали бы! А началось-то с чего: заговорили о книгах. О Ефросине Белозерском да прочем. Сидел ведь себе спокойно фрязин сей на лавке, мальвазею пил да книжицу небольшую почитывал. Тут и Гришаня. Не вынесла душа поэта... Тоже начал ученость свою показывать, кощуны да глумы новому знакомцу рассказывать. Вот и договорились - что и вовсе нет Святой Троицы! Все, дальше ехать некуда. На костер - прямая дорога. Испугался Гришаня, побледнел. Глазами зарыскал - как бы смыться ловчее. А фрязин не унимался - расспросил, вино подливая, где Гришаня в Новгороде живет да чем занимается. Отрок уж и сам не рад, что связался. Хорошо - Олег Иваныч случайно в ту корчму зашел. Горло промочить, а то, по торгам шляючись, устал шибко.

Гришаня к нему... Пошли, мол, Олег Иваныч, поскорей отседова, и мясо-де тут недожарено, и вино кисло.

Ну, коли действительно кисло... Можно и другую какую корчму найти, получше. Пожал Олег Иваныч плечами.

Гришаня ликом расцвел - не сцапал никто еретика поганого!
– поклонился знакомцу, прощаясь.

Тот с лавки стал, руку к груди приложив, назвался горделиво: Захарий Гвизольфи, князь Таманский. По одежде - смешной да куцей - чистый фрязин. Олег Иваныч, руку синьору Гвизольфи пожав, собрался присесть было, винца за знакомство хряпнуть... да куда там! Утянул Гришаня его из корчмы, чуть рукав не оторвал, чудо...

В другое место идем, сказал, мол, куда - знает... Ну, знает - так знает. Пошли.

Троки - городок маленький, все на виду. Вот - ратуша, вот - рынок, а вон, на холме, - королевский замок, штандартами разноцветными изукрашеный. Улицы узкие - втроем не разъедешься, еле успели к домам прижаться проскакали какие-то с гусиными перьями, в плащах узорчатых, в кафтанцах коротких, жупанами прозываемых. Шляхта на королевскую охоту едет. Вот цыгане - разноцветные, разбитные, веселые. С медведем, на цепи блестящей, как положено. Медведь - на задних лапах, в шляпе. Вот диво-то! А вот, рядом - молодые пани в разноцветных платьях. В седлах сидят боком, да как ловко. А красавицы все - как на подбор! Олег Иваныч не удержался, послал воздушный поцелуй, всем оптом. Одна из девушек - темноволосая, с серыми искрящимися глазами - обернулась с улыбкой и что-то на ходу крикнула подругам. Те засмеялись... Как вдруг лошадь темноволосой - белый иноходец споткнулась, фыркнув, словно испугалась чего... Ясно чего - медведя, уж слишком близко тот подобрался. Почуяв зверя, лошадь резко бросилась в сторону. Не удержавшись в седле, темноволосая красавица с криком свалилась в лужу... свалилась бы... Ежели б не Олег Иваныч. Вот уж кто подоспел вовремя! Подхватил незнакомку на руки, осторожно поставил на землю.

– Пани нуждается в помощи?

Нет, похоже, уже не нуждалась. Спешились озабоченные подруги, окружили сероглазую. Видя, что ничего серьезного не произошло, смеялись. А цыгане-то бочком-бочком - и смылись, вместе с медведем. А кому охота иметь дело с королевским судом?

Что-то сказав по-польски, спасенная сняла со шляпы цветок и, протянув его Олегу Иванычу, быстро поцеловала его в щеку. После чего, ловко вскочив в седло, умчалась вместе с подругами дальше... на ходу оглянулась, помахала рукой.

– Ну вот, Иваныч, а ты еще идти не хотел!
– напомнил о себе Гриша. Пошли, еще погуляем.

Ну - пошли так пошли.

В конце концов устал шататься Олег Иваныч.

– Ну, где твоя корчма-то, Гришаня?

– Да погоди ты немного с корчмой, Олег, свет Иваныч. Давай-ко еще погуляем, город посмотрим, может, девок тех снова встретим...
– Отрок посмотрел влево: - Во! А вот и корчма, видишь, там, с русалкой...

Небольшое приземистое здание на окраине действительно напоминало постоялый двор. Жердяной забор, коновязь, вывеска латиницей: "U RUSALKI". Над подписью - русалка нарисована, изрядно жирняща бабища!

– Ну и хвост!
– восхищался Гришаня.
– Ну и титьки!

Зашли.

В корчме было довольно людно. Подбадривая себя рейнским, в углу вели ученый спор трое монахов-францисканцев в пыльных фиолетовых рясах. У самого входа крутил ручку диковинного музыкального инструмента слепой старик в надвинутой на самые глаза широкополой войлочной шляпе, знававшей когда-то лучшие времена. Падали на шею давно не стриженные, свалявшиеся, словно пакля, волосы. Морщинистое лицо старика казалось черным, серую рубаху-свитку украшали заплаты, наскоро пришитые толстыми суровыми нитками.

– Кобзарь, - обходя старика, пояснил Гришаня.
– На Белой Руси много таких...

Олег Иваныч, проходя мимо, покосился. Старик как старик. Неопрятен только. Терзает смычком струны, выводит заунывное:

Ой ты, гой-еси,

Володимир-князь,

Володимир-князь,

Красно Солнышко...

Посередине корчмы, вполуха слушая кобзаря, веселилась теплая, уже изрядно навеселе, компания шляхтичей в коротких зеленых жупанах. Длинный стол перед ними был щедро уставлен кувшинами с вином и глиняными мисками с немудреной закуской - капустой, мочеными яблоками и сыром. Перемежая скабрезные прибаутки отборным матом, шляхтичи то и дело поминали "пана круля" - видно, обсуждали прошедшую королевскую охоту. Кое-кто из них при этом ухитрялся время от времени угрожающе размахивать над головами вытащенной из ножен саблей.