Шпага Софийского дома

– Прошу следовать за нами, уважаемый пан Ольшанский!

Олег вздрогнул, как, впрочем, и многие здесь.

Отряд копьеносцев с гербами Ягеллонов незаметно для буянов и зевак окружил небольшую площадку перед корчмой. Знатный магнат в блистающих латах, верхом на белом коне, усмехаясь, смотрел на враз поскучневших шляхтичей. Во всаднике рядом с ним Олег Иваныч с удивлением узнал новгородского посольника Кирилла Макарьева. Кивнув Олегу, Макарьев что-то шепнул магнату.

– Вы напали на нашего новгородского гостя, пан Ольшанский, так что не запирайтесь и вложите саблю в ножны!

– Была б она, сабля-то...
– невесело усмехнулся Ольшанский.
– Так вы в самом деле не московит, пан?

Олег Иваныч лишь покачал головой.

– В таком разе я бы даже мог извиниться, - Ольшанский почесал затылок.

– Только, матка Бозка, забыл, из-за чего у нас брань-то?

– Кажется, я случайно упал на ясновельможного пана, - в свою очередь улыбнулся Олег Иваныч.
– В таком разе прошу великодушно извинить! И, буде пан пожелает, готов со своей стороны, в знак примирения, распить с панами вина изрядно...

В толпе одобрительно зашумели. Последняя фраза Олега Иваныча очень понравилась шляхтичам, особенно толстому красномордому пану.

Ольшанский протянул руку:

– Я - Кшиштоф Ольшанский, из тех Ольшанских, что владеют землями в Мазовии и под Фромборком. Будем друзьями, пан!

Представившись, Олег Иваныч крепко пожал руку шляхтича. Кшиштоф Ольшанский... Где-то он уже слышал это имя... Ну как же!

– У вас, случайно, нет приятеля в Полоцке, пан Ольшанский?

– Есть... Федор.

– Похоже, нам здесь больше делать нечего, - пожал плечами воевода. Вперед, орлы!

Он махнул рукой в латной перчатке, и отряд королевских копьеносцев, отсалютовав копьями честной компании, стройными рядами направился вдоль по мощеной улочке вслед за своим командиром.

Кирилл Макарьев тоже отъехал с ними - не остался, как ни звал Олег Иваныч, - были еще дела.

Для хозяина корчмы "У русалки", видно, сегодня был счастливый день. Заказали три больших кувшина рейнского - так, для разгону, хотя, если по правде, куда уж было разгоняться-то - вспомнив, послали хозяйских мальчишек к луже, вылавливать саблю.

– Ты знаешь французский, пан Олег?
– наливая вина в объемную чашу, поинтересовался Ольшанский.

Французский? Олег Иваныч удивленно пожал плечами, но тут же рассмеялся - похоже, фехтовальные термины, коими он пользовался, комментируя поединок вслух, ввели в заблуждение шляхтича. Нет, французского Олег не знал, просто этот язык являлся официальным языком фехтовальной федерации, и все термины, соответственно, были французскими: Ан гард - к бою, эт ву прэ, или просто - прэ - готовы? Алле - начинайте. Альт - стой. Ну, были еще и типично судейские словечки, присуждающие удары, - а друат - направо, а гош налево, ку дубль - обоим и па конте - не считается. Последний термин Олег Иваныч не очень любил, особенно когда после шпаги приходила охота пофехтовать рапирой. А на рапирах, в отличие от шпаги, фехтование довольно условное - действительным считаются уколы, нанесенные только в поражаемую поверхность - туловище и спина до пояса. Уколы в руки, в ноги, в маску не засчитываются, более того, судья сразу орет "Альт", и бой останавливается. К тому же схватки на рапирах (как и на саблях) основаны на праве атаки - то есть атаковать самому можно только тогда, когда противник уже закончил свою атаку, а когда ваше нападение отбито - право на укол переходит к сопернику. И тут главное - держать фехтовальный темп - быть впереди противника хотя бы на одно простое действие: выпад, шаг вперед, финт. В общем, намучаешься. То ли дело - шпага, хоть она и значительно тяжелее и рапиры, и сабли. Те - по полкило весят, а шпага - семьсот семьдесят грамм. Зато поединок максимально приближен к жизни. Практически куда угодно колоть можно, главное - быстро. Выигравшим считается тот, кто уколет противника на четверть секунды быстрее, а при меньшем интервале укол засчитывается обоим. Исход шпажного боя определяется, таким образом, только на основе электрофиксатора специального приспособления на конце шпаги. Три лампочки мигают в ходе рапирной схватки: зеленая с красной - уколы соперников, и белая недействительные. При шпагах белой лампочки нет. Все удары действительны главное быстрота и натиск. Вот, бывало...

От нахлынувших воспоминаний Олега Иваныча отвлек мальчик, посланный искать саблю. Нашел-таки, выловил в луже!

Найденную саблю долго обмывали, потом пели песни, потом фрязин Гвизольфи рассказывал что-то смешное, что именно - Олег Иваныч уже не помнил...

Он вышел из корчмы уже под вечер. На низком небе горели в разрывах облаков желтые звезды, да иногда показывался только что народившийся месяц, в призрачном свете которого все вокруг - стены крытых черепицей домов, булыжная мостовая, корчемная коновязь - казалось каким-то совсем нереальным, зыбким, колеблющимся, потусторонним. Где-то за городским рвом тоскливо завыл волк. Олег Иваныч поежился - вернуться, что ли, в корчму? Так там упились все давно... Он махнул рукой и пошел вдоль по узкой улице в направлении постоялого двора. Позади, приближаясь, послышался стук копыт. Олег оглянулся - небольшой изящный возок быстро проскочил мимо, обдав его изрядной порцией холодной грязи из попавшейся под колеса и не успевшей замерзнуть лужи.

– Вот пся крев!
– погрозив кулаком вслед возку, по-польски выругался Олег Иваныч.

Возок неожиданно остановился. Из повозки высунулась чья-то рука в черной перчатке... Олег Иваныч обнажил шпагу.

– Надеюсь, мы не сильно забрызгали пана?
– раздался вдруг женский голос. Не убирая шпаги, Олег Иваныч заглянул внутрь возка - улыбаясь, там сидела незнакомая пани в темном бархатном плаще и широкополой шляпе, тень от которой падала на лицо. Та самая, которую Олег так вовремя спас от падения в лужу, а потом видел во время ссоры со шляхтичем Ольшанским.

– Где пан остановился? На постоялом дворе Грунского? Могу довезти пана. Прошу...

Женщина распахнула узкую матерчатую дверцу. Олег Иваныч заколебался...

– Садитесь же.

А, черт с ним... Махнув рукой, Олег Иваныч вложил шпагу в ножны и забрался в возок, чувствуя совсем рядом жаркое дыхание незнакомки. Кучер гикнул и хлестнул лошадь. Переваливаясь колесами по булыжникам, возок ходко проехал до самого конца улицы и свернул направо, в направлении королевского замка. Если б Олег Иваныч мог ориентироваться в Троках, он бы заметил, что это не совсем по пути к постоялому двору Грунского. Вернее, даже совсем не по пути. Но - ничего такого не заподозрил Олег Иваныч. Во-первых, темно было, во-вторых - пьян, в-третьих... В-третьих... Попутчица-то - Олег Иваныч, как луна выглянула, специально всмотрелся - оказалась весьма приятной особой... впрочем, он еще днем это разглядел.

– Где пан научился так хорошо владеть саблей?

– То не сабля - шпага... эспада.

– Спада? Странное оружие. Пан московит?

– Новгородец.

– Прекрасно. Я слышала, Новгород - чудесный, богатый город.
– Коляска замедлила ход и через некоторое время вообще остановилась.
– Вот мы и приехали. Я чувствую себя обязанной и приглашаю пана к себе! Вы мне расскажете о вашем искусстве, а я... я угощу вас вином. Пан пьет рейнское? Или, может быть, бордо?

– Пан пьет все, - усмехнулся Олег Иваныч.
– Особенно - из рук такой прелестной пани!

Он вышел из возка - ого, они уже заехали во двор, а он и не заметил галантно подал руку даме.

– Как вас величать, пан?

– Олег.

– Меня можете называть Гурджиной. Прошу, не стойте же...

Кучер с поклоном отворил резные двери, и Олег Иваныч с новой знакомой поднялись в небольшую залу, убранную темно-красным бархатом. У растопленного камина стояли два глубоких кресла и турецкая оттоманка, обитая желтоватым шелком. На небольшом изящном столике появились два высоких венецианских бокала с золотыми палочками и серебряный кувшин с вином. Седой слуга бесшумно поставил на столик зажженные свечи, наполнил бокалы и удалился. Взяв золотую палочку двумя пальцами, пани Гурджина осторожно нагрела ее над дрожащим пламенем свечи и опустила в бокал. То же самое, подивясь, проделал и Олег Иваныч, уже слыхавший как-то о подобной моде от того же Гришани.

– Я хочу выпить за вашу быстроту и ловкость, ясновельможный пан Олег. И... и за нашу встречу...

Потом они пили еще, и Олег Иваныч чувствовал сквозь платье горячее бедро молодой пани. Догорев, погасла на столе свечка, лишь красные угли потрескивали в камине. Как будто сама собою рука Олега оказалась на плече девушки. Та не сопротивлялась... Развязалась шнуровка лифа, платье, шурша, упало на пол, и взору Олега предстал восхитительный стан молодой польки.

– О, мой пан...
– пылко прошептала та, заключая его в объятия.