Шпага Софийского дома

Иван - стриженный в кружок длинный костлявый мужик с редкой бородкой в не первой свежести армяке - послушно опрокинул в себя изрядной величины кубок. Склонившись над сундуком, Ставр отсчитал из шкатулки несколько мелких медных монет, обернулся, натянув на лицо улыбку, сунул деньги гостю:

– Возьми, друг сердечный!

Друг сердечный и не отнекивался. Бережно взяв деньги, аккуратно завязал в тряпицу, положил за пазуху.

Выпив на дорожку, засобирался...

Ставр щелкнул пальцами:

– Проводи, Тимоша, гостя!

Тимоша - не кто иной, как разбойная харя Тимоха Рысь, из Москвы недавно вернувшийся, - понятливо кивнул, ухмыльнулся. Накинув на плечи плащ, вышел следом за Иваном.

Боярин хищно потер ладони, уселся к столу, с аппетитом потянулся ложкой к тарелке с копченым поросенком. Не успел он отужинать - вернулся Тимоха Рысь. Показал чуть оттертый от свежей крови нож, ощерил губы в улыбке.

– На, выпей!

Ставр плеснул в кружку корчмы. Плеснул изрядно, не жадничал.

Не смея сесть, Тимоха выпил стоя. Проглотил одним махом, взглянул на боярина, словно верный цепной пес. Впрочем, он им и был, таким псом, вот уже лет пять, а то и побольше.

– Медь, что с мертвяка, себе оставь, - благостно разрешил Ставр.
– Ну, ступай пока. Что встал?

– Там, в людской, Митря.
– Тимоха чуть замялся.
– Спрашивает, может, девочек привести? Тех, что я с Москвы привез. Такие есть пухленькие, батюшка...

– Девочек?
– боярин задумался, наполовину вытащил из ножен кинжал. Тонкие губы его изогнулись в холодной улыбке.
– Девочек?
– еще раз повторил боярин.
– Нет!
– Он резко задвинул клинок в ножны.
– Не теперь... теперь пока другое.

Кивком головы выпроводив Тимоху вон, Ставр уселся за стол, вытащил из шкатулки берестяные квадратики с именами. Разложил кругом:

– Феофилакт - Пимен - Варсонофий - Макарьев Кирилл - Панфил Селивантов - Гвизольфи, фрязин - Алексей-стригольник - вощаник Петр Григорий-отрок - Иона.

Ставр усмехнулся, поднеся последний квадратик к дрожащему пламени свечи. Сухая береста вспыхнула враз - боярин едва успел разнять пальцы упала на стол, догорая, становясь грудой черного пепла. Иона... Нет больше Ионы.

Ах, да, главное-то...

В центр круга положил Ставр новый, самый большой квадратик.

– Олег, человек Софийский...

Подумав, добавил к нему другой:

– Софья.

Оловянные глаза боярина на миг вспыхнули злобой.

Искривив в ухмылке рот, он медленно, одним пальцем, вытащил из круга Пимена. Бросил на пол. Задумчиво потянулся к Григорию-отроку... Потом, словно передумав, тронул Олега.

Крикнул, дверь распахнув:

– Митрий!

Вмиг возник на пороге козлобородый, словно того и ждавший. Ощерился:

– Девок да кнут, батюшка?

– Самострел готовь. И паклю!

– Давно готовы, кормилец!

– Проверь! Пшел покуда.

Низко поклонившись, Митря Упадыш скрылся в дверях, почтительно пятясь задом.

Утром было темно, холодно и противно. Выл за стенами избы ветер, бросал в слюдяное оконце мокрый, пополам со снегом, дождь. Где-то рядом, на Славной, тоскливо выла собака. Говорят, к смерти. Вот только - к чьей?

Олег Иваныч сел на постели, потянулся, ступил босыми ногами на холодные доски пола. Бросил взгляд на разбросанные по столу грамотки, быстро оделся, разбудил слуг - поехали к заутрене, в ближнюю церкву Ильи, на Славне. Церковь-то, вот она, из ворот только выйди - три шага. Нет, велел Олег Иваныч коня седлать каурого - невместно человеку при должности этакой пешком шариться, словно шильник какой, - а престиж здесь много значил. Не только по одежке встречали - по делам, по повадке, по важности.

Заутреня не началась еще. Входя в церковь, перекрестился Олег Иваныч на иконы, истово перекрестился, попросив у Христа помощи в делах своих многотрудных. Приветливо поздоровался с батюшкой, отцом Николаем, кивнул дьякону да церковным служкам.

Во время молитвы уже краем глаза углядел рядом Олексаху - первого своего помощника. Тот уже постоянно рядком жил, у зазнобы своей, Настены, на Нутной. Нутная улица - в трех кварталах от Ильинской церкви, там и свои церкви есть: Филиппа Апостола да Николая Чудотворца, однако к заутрене завсегда теперь ехал Олександр в церковь Ильи, к начальству ближе. Ехал на лошади казенной, по указке Олега Иваныча Олексахе со владычной конюшни выданной. Татарская та лошадка была - неказиста, да надежна - Олексахе другой и не надобно, рад был - аж светился весь. Уже всерьез стал о женитьбе подумывать на Настене своей, зазнобушке. Хоть и двое ребят у Настены-то, и постарше она лет на семь - да, видать, прикипело сердце. Муж Настенин, как ушел когда-то с ушкуйниками, так и сгинул неведомо где. О том точно никто ничего сказать не мог, так и жила Настена в неведенье, соломенною вдовицей.

На двор Софийский поехали вместе. По пути Олексаха сплетни новгородские сказывал, будто бы завелся в Новгороде волк, ночами на запоздалых путников нападавший. А может, то и не волк вовсе, а давешний оборотень-волкодлак!

– Страсти ты какие с утра рассказываешь, - поежился в седле Олег Иваныч.
– Нечего сказать, благостно рабочий день начинаем, с волкодлаков да прочей нечисти.

Оба, не сговариваясь, перекрестились на церковь Успения - как раз подъехали к Торгу. Пустоватому - рано пока, хотя и так уже суетились людишки.

По пути заскочили в посадничий приказ - там тоже рано работать начинали - те самые клерки, молодые да вежливые, с кем Олег Иваныч уже имел случай познакомиться ближе. При нехороших, так скажем, обстоятельствах. Теперь уж - со вчерашнего дня - его подчиненные.

– Чего у вас тут?
– заходя, кивнул Олег Иваныч. Ребятки повскакали с лавок, поклонились, тут же и информацию предоставили - труп на Федоровском ручье обнаружился. Свеженький...

– Тьфу-ты!
– Олег Иваныч тоскливо посмотрел в окно.
– Опять истерзанный?

– Нет. На этот раз целый. Вон, Никита заметил, он живет там.

Никита - худощавый парень с серьезным лицом, поклонился:

– На волкодлака вроде бы не похоже - ран особых нет, ножом зарезали, в карманах и за пазухой пусто.

– Ну, в таком разе то ваша подследственность. Имя, конечно, еще не успели установить?

– Почему не успели?
– пожал плечами Никита.
– Покойник-то знакомый оказался: Ванька, Флегонта-мешочника сын. Он рядом со мной жил, на Ручье.

На Софийском дворе, в приказной палате, судили-рядили с Олексахой. По всему выходило - подставное лицо этот Ванька Флегонтов, ныне, увы, покойный. Не спросишь теперь его ни о чем и ни о чем не узнаешь. Предположения только можно строить, догадки. Кто там на Федоровском ручье самый большой Олегов недоброжелатель? Однако не настолько глуп боярин Ставр, чтобы следить у своего же дома. Этого Флегонтова можно было и в другом месте пришить, хоть в корчме у того же Явдохи. Поленился Ставр? Нюх потерял? Или - не его это работа? Случайные шпыни ночные. Вон и посадничьи говорят, что никаких ценных вещей на трупе не осталось. Так что вполне может - и разбой обычный... А может, и нет... Думай тут теперь, ломай голову. Одно ясно - Гришане надо бы отъехать куда-нибудь, в монастырь какой дальний. Причина? Причину пущай сам ищет!

Загремели в сенях сапожищи - видно, кто-то старательно оббивал грязь со снегом - скрипнув, открылась дверь.

Гришаня. Легок на помине.

– Вспомни дурака - он и объявится, - бормотнул про себя Олег Иваныч, потянулся за грамотой наветной, отроку показать, да не успел.

– Собирайтеся скорей на Ярославово дворище ехать, где вече. Там битвища идет, мужики-вечники кровищу пускают, уж весь мост залили, все мало... глотая слова, с ходу выпалил отрок. Потом добавил, что это - самого владыки Феофила приказ. Ну, раз самого владыки...